— Давайте зайдем, — предложил я Ивану. — Выпьем за максимальную открытость.

— Понимаю ваш сарказм, — сказал он. — Но, уверяю вас, вы все узнаете в свое время.

— Если я доживу до этого времени, как я узнаю, что именно это является ключевым событием? — поинтересовался я.

— Вы поймете.

Мы зашли в бар, заказали две кружки пива и бармен отправился цедить их из бочки с фирменным логотипом.

— Угощаете вы, — сказал я куратору.

— Разумеется, — сказал он. — Хотите проверить мою платежеспособность?

— Просто кошелек с мелочь дома забыл, — на самом деле я уже не верил, что мы до чего-то путного договоримся, так хоть пива на халяву попью. С паршивой овцы, как говорится…

Бармен принес наше пиво и Иван расплатился. Пены в кружке была едва ли не четверть от общей высоты, но придираться и требовать долива я не стал.

Тяжелые времена, все выживали, как могли.

Заприметив удаленный столик у стены, я сел спиной к этой самой стене и лицом к двери. Играть в эту игру с кураторами было сложно: бар выбрал я, но этот мой выбор уже давно может быть известен его коллегам, так что от засады это не убережет.

От засады ничего не убережет.

От безысходности я сел играть в карты с шулерами и выйти из-за стола уже не могу. Пока мне везет, но на одном везении далеко не уедешь, и я не сомневался, что в конечном итоге они обдерут меня, как липку. По крайней мере, если все будет идти так, как идет, и я не придумаю какого-нибудь оригинального решения, вроде хода конем по голове.

Но пока в голову ничего, кроме банального рукоприкладства не лезло, а кулаками тут точно ничего не решишь.

— Я так понимаю, что вы недавно посетили некое вероятное будущее, и ваше четырехлетнее отсутствие связано именно с этим. — сказал куратор. — И вы настолько неординарны, что сумели вернуться оттуда живым. Что это была за линия?

— Линия, как линия, — сказал я. — По правде говоря, я ничего не успел там толком рассмотреть, прежде чем она схлопнулась.

— Вы видели хроношторм? — заинтересовался куратор. — И как он выглядит?

— Внушительно.

— Значит, вы понимаете, что мы разговариваем отнюдь не об абстракциях, и угроза вполне реальна?

— Я только не понимаю, почему источником этой угрозы являюсь я.

— Поверьте, мы и сами хотели бы в этом разобраться, — сказал он. — Но сейчас просто примите это, как факт.

— Когда мы беседовали по телефону, вы говорили, что у вас есть выход из этой… ситуации, — сказал я. — То есть, так-то он у всех есть, но вы, вроде как, утверждаете, что можете обойтись без насилия.

— Разумеется, можем, — сказал Иван. — Для этого нам требуется только ваше согласие.

— Мое согласие на что?

— Вариант, на самом деле, здесь только один, — сказал он. — Для всеобщего спокойствия и благополучия требуется устранить вас из этого временного отрезка.

— Многие пытались, — сказал я.

— Мы пробовать не собираемся, — сказал он. — Вы уже доказали, что очень устойчивы к такого рода вызовам.

— Тогда в чем же ваш путь?

— «Устранить» не тождественно «уничтожить», — сказал он. — Мы предлагаем вас просто изъять.

— Куда?

— В наше время, разумеется.

Смелые, однако люди, и сильные духом. Не боятся, что я и там им все испорчу.

Или они справедливо считают, что в своем времени справиться со мной будет легче. Сначала изъять, а потом уже уничтожить.

Хороший план, мистер Фикс.

— И что у вас там за время?

— Обычное, — сказал он. — Люди живут, занимаются своими делами, как и везде. Уверен, что вы с вашими талантами будете весьма востребованы и займете достойное место в нашем обществе.

— Место лабораторной крысы?

— Ваш феномен важен здесь, в прошлом. В настоящем, полагаю, его влияние будет минимально.

— Если не считать того, что ваше настоящее для кого-то тоже является прошлым, — сказал я. — И они не явятся по мою душу.

— Это весьма маловероятно, — сказал он. — В нашем времени наличие провальней не зафиксировано.

Допустим, нашествие провальней связано с хроноштормом, который они в своем времени уже пережили, поэтому спонтанно, как я, в их эпоху никто не проваливается. Но машину времени-то, уже существующую в этой линии, они куда дели?

Или их потомки решили, что все вообще норм и не собираются ничего менять?

— Понимаю, что не могу настаивать на ознакомительной экскурсии, — сказал я. — Но вы бы хоть открыток каких-нибудь показали? На основании чего я должен принимать такое судьбоносное решение?

— На основании того, что этим вы спасете многие жизни? — вопросил он. — На основании того, что это прекратит охоту, развернувшуюся на вас здесь, и вы перестанете жить в шкуре загнанного зверя? Разве этого недостаточно? Чего вы опасаетесь, Василий? Я же не застрелиться вам предлагаю.

— И на том спасибо.

— Простите, но я не понимаю ваших терзаний, — сказал он. — Вы провели здесь не так много времени, чтобы к кому-то привязаться. На вас охотятся, вас постоянно пытаются убить. Разве для вас может быть время хуже, чем сейчас?

Звучало вот это вот все довольно логично, если бы не подозрения, что они попытаются ликвиднуть меня уже в своем времени. Ну, просто чтобы под ногами не путался.

Допустим, просто допустим хотя бы на мгновение, что кураторы играют честно и не собираются меня убивать? Что я теряю при этом раскладе? Еще раз придется начинать все с нуля, на этот раз в совершенно незнакомом мне обществе… Это неудобно, но не смертельно, в отличие от нахождения здесь.

А какие еще минусы?

В баре было душновато, и куратор вспотел. Машинально он вытер лоб рукой, и вместе с потом поплыл и его обильный автозагар, под которым проступили какие-то линии.

— Опа-опа, — сказал я.

— Простите? — не понял он.

До него так и не дошло, что происходит, пока я не взял салфетку, перегнулся через стол и потянулся к его лбу. Он попытался отшатнуться в последний момент, но не тут-то было. Встав со стула, одной рукой я схватил его за затылок, а другой, и мне для этого потребовалось всего несколько движений — стер автозагар с его физиономии.

Значит, не показалось.

На лбу куратора Ивана (у нас другая система имен, но вы называйте меня так) был вытатуирован знак радиационной опасности.

Такой же, как у ребят с бластерами и в серебристых комбинезонах, которые ну прямо совершенно не пытались меня убить всего пару дней назад.

Глава 40

Это была идеальная позиция для того, чтобы свернуть ему шею. Всего-то и надо было, что руки немного переставить, потом одно резкое движение, отработанное за годы практики до полного автоматизма, и поминай, как звали.

Но я не такой. Не в том смысле, что вообще не такой и головы людям больше не сворачиваю, конечно. Сворачивание голов напрашивающимся на это людям решает множество проблем, как бытовых, так и философских, а также значительно экономит патроны, но если тебе нужна информация, то лучше, пожалуй, пойти другим путем.

— Вы что вытворяете? — возмутился куратор.

— Уже ничего, — я убрал от него руки и сел на место. Судя по его реакциям и прочей моторике, он вряд ли боец, а значит, вернуться в исходную для скручивания шеи я всегда успею. — Не желаете ли объясниться?

Он потер лоб.

— А что, собственно говоря, я должен объяснить? — поинтересовался он. — Вы татуировок никогда не видели?

— За свою долгую и полную приключений жизнь я видел множество татуировок, — сообщил я. — Иногда даже и на лбу. И я успел убедиться, что татуировка у человека на лбу, как правило, свидетельствует, что с ним что-то не так. Либо с ним, либо с обществом, в котором он вращается.

— Сделал ее по молодости, — сказал он. — Просто дань моде. В нашем времени многие с такими ходят.

— Интересная у вас мода, — сказал я, не поверив ему ни на йоту. — А если перейти в режим максимальной открытости?

— Почему вы думаете, что я вам лгу?

— У вас глаз дергается, — сказал я. — И уголок рта дрожит.