– Да нет, – возразила Наташка. – Обычный он. Я уже в который раз встречаю мужчин, которые на бренд не ведутся. Одному вообще запах чистого белья нравился и копеечный шампунь «Лаванда».

– А в этом что-то есть, – согласилась я, больше для того, чтобы закрыть тему.

Я проснулась оттого, что в комнату вошла Наташка, однако виду не подала. Сейчас возьмет, что ей нужно, и выйдет. Дать понять, что уже не сплю, значит, заговорить, ответить на вопросы, которых у моей подруги за ночь копится с десяток, и встать. Но плестись в ванную мне не хотелось. Я разомлела и решила немного понежиться и помечтать. Как раз в такие вот утренние часы отдохнувший мозг был горазд на самые восхитительные образы и истории со счастливым концом. Я собиралась додумать, вернее, домечтать историю со вчерашним покупателем. Он, конечно, был не таким, как я представляла своего будущего мужа, но тоже высокий, статный и брюнет. Ему нужен был аромат для деловых встреч, и я предложила «Хуго Босс», о чем тут же пожалела. «Букет» ему сразу понравился, и клиент с покупкой ушел. Я же потом перебирала варианты знакомства и каялась, что сразу указала на подходящий бренд. Надо было начать со сладких. Такие, как этот клиент, не любят их, да и не сезон. Постепенно бы добрались до «Босса», а потом…

– Подъем! – раздался вопль, и одеяло резко слетело с меня.

«Нет, это уже ни в какие ворота!» – подумала я и сунула голову под подушку.

– Вставай, соня! – не унималась подруга и стала меня тормошить.

– Голова болит! – соврала я, не открывая глаз.

– Ты знаешь, который час?

– Не знаю и знать не хочу! – прорычала я из-под подушки.

Наташка задолбала меня своими побудками. Особенно я злилась, когда надо было вставать на работу. Еще раздражало, когда она начинала убирать комнату или мыть за собой посуду. В начале нашего совместного сосуществования это было нормой. Тогда я еще была вроде как гость. Потом стало напрягать. Если следовать логике, мы должны делить бытовые проблемы пополам и поровну выполнять эти работы, но мне об этом даже думать было больно, и тогда я утешала себя мыслью, что почти спасла ей жизнь. А сейчас даже в собственных глазах нечем было крыть мою лень. Хотя, кроме лени, было еще абсолютное неумение что-то делать. Я даже не умела правильно жарить яичницу, а неминуемая встреча со стиральной машинкой пугала меня, как индейца паровоз.

– Ты уже обед проспала! – наседала подруга.

– Стройнее буду!

– Марта! – уже с металлом в голосе позвала Наташка и потребовала: – Вставай немедленно!

– Я тебе что, мешаю? – огрызнулась я и села, при этом подушка с головы свалилась на пол.

Наташка подняла ее и бросила в меня со словами:

– Достала уже!

– Я достала? – возмутилась я, размышляя, как поступить и что ответить.

Но выходило, что после такого я должна буду собраться и громко хлопнуть дверью. Если исходить из того, что идти мне, собственно говоря, некуда, то этот вариант отпадал сам собой. Но оставаться в долгу не в моих правилах. Надо было что-то ответить. Но что?

И тут меня осенило.

– А давай я тебе платить буду! – предложила я.

– За что?

– За все…

– Постой! – Наташка медленно села на край стула, на котором валялась моя одежда. – Ты это сейчас серьезно?

– А почему бы и нет? – удивилась я ее реакции.

– То есть ты хочешь платить мне за то, что я буду за тобой убирать, стирать твои трусы и…

– Ты не так поняла, – заторопилась я.

– Да нет, все так! – криво усмехнулась она. – Боюсь спросить, а с чего ты взяла, что имеешь на это право?

– Может, тебе деньги нужны? – ляпнула я первое, что пришло в голову.

– Они тебе сейчас понадобятся, если я вдруг решу, что Антон в полиции дал взаймы, чтобы ты рассчиталась с Филимоновым…

От ее слов я пришла в ужас.

– Какая же я дура! Прости, пожалуйста!

Наташка молча встала и ушла.

Потом мы убирали пыль и мыли полы. Как я ни старалась, но выходило это у меня через пень колоду. Мне, например, долго не удавалось пересилить себя, чтобы прополоскать тряпку в ведре и отжать. Казалось, она собрала все существующие микробы. Кисловатый запах щекотал мое воображение, и вот я уже предстала в собственных глазах дурнушкой, с покрытыми страшными ранами руками.

– А у тебя есть перчатки? – спросила я с раздражением.

– Что, холодно? – пошутила Наташка, глядя на то, как я, морщась и воротя нос, пытаюсь выдавить из тряпки воду.

– Резиновые, – объяснила я, чуть не плача от бессилия и злобы.

– Перчаток, к сожалению, нет. – С этими словами она оттеснила меня от ведра и взяла тряпку.

– Я сама, – вяло произнесла я, делая вид, что обиделась.

Но Наташка стала увлеченно мыть пол и не обращала на мою надутость никакого внимания. Тогда я схватила другую тряпку и стала возить ею по журнальному столику. Тряпка быстро становилась черной. Я огляделась. На подставке для глажки белья стоял небольшой пластмассовый кувшин с водой для утюга. Вода в нем была не чета той, что в ведре, да и тряпка для пыли намного чище. Я полоскала тряпку, когда Наташка меня окликнула:

– Марта!

– Что?

Я подняла взгляд и неловко дернула рукой. Кувшин свалился на пол. Под ногами раздался хлопок. Бледная вспышка осветила стены. Враз перестал работать музыкальный центр.

– Звиздец! – проговорила Наташка.

Я посмотрела под ноги. Кувшин упал на переноску, в которую были включены все наши основные энергопотребители.

– Господи, мы не сгорим? – испугалась я и отскочила от растекающейся по полу лужи.

– Уже нет, – успокоила Наташка и отложила в сторону тряпку. – Какая же ты неловкая!

– Какая есть! – зло ответила я.

– Пойдем, покажу, как включать электричество, – миролюбиво предложила подруга.

Мы вышли из квартиры в коридор и стали пробираться между выставленными жильцами тумбочками, шкафом, сломанным велосипедом. Был здесь даже старый холодильник.

– Пожарных на них нет! – ворчала Наташка.

– Почему пожарных? – недоумевала я.

– Это пути выхода при эвакуации на случай пожара и неработающего лифта к лестнице, а они свободными должны быть, – пояснила она.

– Твой дом больше походит на общежитие, – заметила я.

– А это и есть общежитие. До того как Советскому Союзу распасться, на низкооплачиваемой работе в Москве трудились приезжие из других городов. Но квоты были ограничены…

– Узбеки, что ли? – не поняла я.

– Да нет же, гастарбайтеров тогда не было. Приезжали наши, русские люди. Вот такие лимитчики здесь и жили. Работали на заводе. Его сейчас уже нет, обанкротили, а землю продали. Общежития тоже некому стало содержать, и комнаты разрешили приватизировать. Ушлые москвичи сразу сообразили, что к чему, и стали их скупать. Правда, остались и те, кто здесь работал. Так и прижились…

– Лимитчики, – повторила я, наблюдая за тем, как она открывает щипчиками металлическую дверцу.

– Смотри, потом пригодится. – Наташка протянула руку к третьему сверху тумблеру и с силой надавила на него. Раздался щелчок, и сбоку загорелась маленькая лампочка. – Теперь понятно? – спросила она голосом учительницы.

– Значит, так включается у нас свет в квартире? – догадалась я. – А почему ты сказала «пробки выбило»?

– Не знаю. – Наташка захлопнула дверцу. – Так говорят…

– Кстати, – спохватилась я, когда мы направились обратно. – А какой у нас номер квартиры?

– Тридцать седьмая, – ответила она. – Я сначала хотела нарисовать белой краской цифры. Часто подруги приходят и путаются. Да что там, на третий раз вспомнить не могут, какая дверь. Здесь же не коридор, а лабиринт! Вот попробуй, угадай, по какой схеме они здесь пронумерованы? По логике вещей, с одной стороны должны быть четные, с другой нечетные. А здесь две подряд идут, потом…

Я зацепила рукой угол тумбочки и вскрикнула.

– Зато дешево, – сменила Наташка тему. – Я в месяц плачу столько, сколько в центре за два дня выходит.