От души отлегло, но совсем робко и не уверено: а ну как передумает?

Но отчим, закончив с распоряжениями, вернулся в общий зал трактира, откуда вовсю несся обычный смех и гомон чуть подвыпившей толпы.

Я тихо, облегчённо выдохнула.

Если сразу не накажет, то потом, глядишь, и запамятует… Особенно если намахнёт кружку-другую вместе с заглянувшими на огонёк приятелями. Уж с ними-то он всегда щедрый, даже угощает.

– Вот не думай, что легко отделаешься, – пригрозила бабушка, доставая прихватками горшочек из печки.

И снова вздох – уже печальный.

Не успела я дойти до лестницы, как в заднюю вошла Либена, моя сводная сестра. Расфуфыренная, будто невеста на выданье: пышная юбка с дюжиной подъюбников, узоры из речного жемчуга на жилетике, накрахмаленный кружевной фартучек, изящная заколка в ниспадающей тёмно-русыми волнами шевелюре.

И вечное ехидство в голубеньких глазках.

– А, вот и наша замухрышка, – эта вредина смерила меня высокомерным взглядом и заливисто рассмеялась, будто сострила. – Явилась, не запылилась, а мы-то надеялись, что тебя волки съели!

Я дёрнулась, как от пощёчины и развернулась в испуге к ней, лишь через мгновение сообразив, что это просто присказка, и Либенка на самом деле не успела прознать о моих приключениях.

– Либушенька, перестань, – мягко велела бабушка. – Негоже таким красавицам злословить. А ты поторапливайся, чего встала? – поддала она вожжей мне.

Пока поднималась, шлёпая отсыревшими ботинками по ступенькам, Либена для ускорения тыкала меня в спину флейтой, которую собиралась отнести к себе, ведь народу в зале уже слишком много, гвалт перекрывает её сладкозвучные трели.

Переоделась я быстро и совершенно неосознанно.

Из глаз катились злые слёзы.

Когда спустилась вниз, бабушка уже продолжила кухарить без меня.

Готовим мы каждый вечер много, а раз живём на побережье, то почти все блюда рыбные. Угорь отварной в маринаде, камбала в сырном кляре, пирог из налима, котлеты из щуки, запечённый со сметаной окунь, а в горшочке, который бабушка недавно вытащила простывать – судак тушёный с фасолью.

Гневный половник указал на отварные батоны кнедликов. Я молча вытерла глаза и принялась нарезать да раскладывать их по тарелкам. Вскоре рядом легли куски жареной свинины – не одной же рыбой гостей потчевать, – а сверху пролился густой соус. Этих омачек мы тоже всегда много делаем: сливочный, молочно-чесночный, пряничный, томатный, луковый, ежевичный.

Ещё бабушка успела запечь треску с картошкой, помидорами, перцем, чесноком и специями. Та получилась такой сочной и ароматной, что слюна наполняла рот быстрее, чем я успевала её глотать.

Ну и куда же без селёдки под шубой? Этот салат тоже готов, хотя аппетита у меня никогда не вызывал. Правда сейчас я так проголодалась, что с удовольствием бы запустила ложку в нагромождение свёклы, картошки, моркови…

На кухню забрать заказ вошла Анна – старшая из моих сводных сестёр, и единственная в этой семье, кто никогда не вытирал об меня ноги. Её блузу с короткими рукавами-фонариками облегал дамастовый лайбл – короткий жилетик, такой же, как у Либушеньки, только попроще. Шёлковые нити разукрасили его цветочками и листиками, бисеринки добавили блеска, а букетик из тряпичных бутончиков в светлых локонах смотрелся вишенкой на торте.

– Ярочка, что случилось? – белокурая красавица обеспокоенно провела рукой по моей спине. – Ты так поздно вернулась, с подружками заигралась?

Я кивнула и постаралась больше не всхлипывать. Рассказывать о том, как заблудилась, не хотелось. Анна хорошая подруга, но говорить при бабушке уж точно не стоит, она меня выгораживать не станет, всё сыночку расскажет, а если узнает отчим, без розог гарантированно не обойдётся. При маме он никогда меня не бил, но после того как…

Дверь скрипнула, соседский мальчишка притащил взбитое масло: у нас самих на всё про всё рук не хватает, так что отчим обеспечивает занятостью и его семью. Отец у нас на конюшне работает, лошадок постояльцев обихаживает.

– Чё, Ярка-доярка, ревёшь? – ухмыльнулся пацан, будто его собственная сестрёнка – королевна и коровье вымя никогда не трогает. – Правильно! Аминка сказала, у тебя в лесу со страху чуть кукушка не улетела.

– Гостек, ты это о чём? – бабушка повернулась к порогу, перестав перчить куски рыбного филе.

– Так она ж потерялась! – с готовностью выдал меня мальчишка. – Её девчонки часа три всем табором отыскать не могли, потом визжала, как резанная, вот и разыскали. Лепетала, что её волки чуть не загрызли.

– Неправда! – возмутилась я, бросив взбивать яйца. – Всего один волк! И я просто испугалась, он даже не гнался за мной… – мой голос оборвался, будто срезанный кухонным ножом.

Или гнался? Ничего не понимаю…

Меня внезапно снова как-то нехорошо повело. Голова закружилась, руки вцепились в край столешницы, потому что ноги держать перестали: всего на какое-то мгновение, но я чуть не грохнулась, испугав Анну, которая спешно шагнула ко мне.

– Ты чего это, солнышко? – заглянула она мне в лицо с тревогой.

Ну а я неприязненно покосилась на Гостека.

Кошмар какой, не хватало ещё так подставиться перед этим придурком… он же на всю Нова-Затоку прославит…

– Несносная девчонка, ты что заблудилась? – дорогая бабуля вытерла руки о передник и схватила меня за плечо.

Я выдернулась.

– Отстаньте! Не ваше дело!

– Ах ты ж, зараза, ещё огрызается! – наступала она. – Ну, погоди, Войтех узнает – такую взбучку огребёшь!

Стиснув зубы, я продолжила браздать венчиком в миске.

– Ярочка, почему сразу не сказала? – Анна ласково посмотрела на меня.

– Потому и не сказала, что огребу, – пробурчала я. – Ань, не надо, ладно? – я остановила попытку меня утешить.

Долго посмотрев на меня лазоревыми глазами, сестрёнка кивнула и поставила тарелки с кружками на поднос.

Чуть позже, переворачивая лопаткой шкворчащие котлеты, я невольно снова задумалась о сегодняшнем приключении в лесу. Кто же меня напугал? Собака или волк? Почему так трудно сосредоточиться и вспомнить? Если волки начали подходить так близко к городу, наверное, нужно сообщить старосте. Да и собака вполне могла быть из одичавших, а это не лучше.

Но как я смогу объяснить, почему не различила даже масти? Придётся соврать, что было слишком темно. Хотя ведь, правда уже сумерки наступили, а в лесу ещё и деревья тень создают. Может, я потому никак не могу вспомнить ничего толком?

– Яра! Котлеты! – возопила бабушка.

Вздрогнув, я быстро-быстро стала переворачивать уже начавшие чадить шматки фарша. Прикусив губу, искоса посмотрела на хозяйку кухни: та гневно сдвинула брови и била скалкой по ладони. Похоже, взбучку от отчима я получу даже не двойную…

* * *

– Вот как сейчас помню, – вещал подвыпивший дед Яхим, – семьдесят шестой шёл, три года мы уже этих мурадцев били – живых и мёртвых, – а они никак не кончались. Настырные, сволочи, силов нет! Полки их эти, как их, орты, через Малое морюшко-то переправлялись прямяхонько на диоклийские бережки. Пролив они себе заграбастать хотели, чтоб единолично со всех пошлину стрясать. Странные ребята, я вам скажу, вот наши все под знамёнами идут, а эти казан тащат, будто ятаганами тебя нашинковать да сварить угрожают.

– Хорош заливать, дед, – кузнец дунул на пенную шапку и пригубил из кружки.

– Не, пущай вещает, – возразил ему шорник. – Интересно же послушать, как деды воевали. Ты, дедуль, рассказывай, я тебе ещё пенного поставлю.

– Так вот, говорю, странные ребята. Строй не держат, вопят, по следам своей конницы бегут, кто во что горазд вытворяют, а как-то ж своего добиваются. Нас с братишками тогда в полон взяли, клыкастые допрашивали, мозги выворачивали. Ну, повезло мне, да, последним я в яме остался. Вытащили, по рукам связали, и дожидаться у шатра своей очерёдности посадили…

Он промочил горло, покряхтел и продолжил:

– Потом у них там чего-то произошло, бегали, кричали на своём, не до меня караульным стало. Я по-тихому верёвочку-то перетёр, да думаю, если враг отвлёкся и не следит за тобой, надо действовать немедля, только тихо, чтоб поздно было, когда хватятся. Ну я и утёк – да сходу в нашу ставку. Братков, правда, не спасли, зато языка взяли. Вот тут уж мы сами с ним такого понаделали, вспомнишь – страх берёт. Отомстили, значит, за братишек.