В паутине трепыхался мотылёк.

Одиночество, отчаяние, страх… Как же я понимала его. Однако помочь выбраться так и не решилась: заметила ползущего к добыче здоровенного паучищу с мерзким брюшком. Светлые крылышки ещё дергались, когда ядовитые клыки вонзились в крохотное тельце. Затем хищник принялся пеленать жертву.

Я одёрнула себя: нечего тут пялиться, надо дальше идти, подружки ведь не могли уйти далеко. Наверняка они тоже меня ищут. Не бросят же одну?

– Девчонки! Я здесь! Отзовитесь!

Высоко над головой шелестели листья – тревожненько так, чтоб остатки надежды скукожились в урюк. Бродя между тёмными стволами, я чувствовала себя такой маленькой и беззащитной в этой огромной дубраве. Днём она казалась приветливой и светлой, но теперь… Прям противно от собственной беспомощности. В конце концов, мне ведь уже одиннадцать, даже с половиной! Нельзя быть такой трусихой!

Лес казался бесконечным.

С бородавчатых ветвей бересклета свисали спелые грозди и таращились на меня чёрными зрачками из ядовитой мякоти. Встречалась переспелая, подсохшая земляника. Дозревали орехи лещины – ещё пара-тройка неделек и можно собирать… Вот только, чтобы вернуться за ними через эти самые недельки, сперва хорошо бы отсюда выбраться.

Темновато становилось. Поджилки холодели всё сильнее. Под ногами шуршала подгнивающая листва с примесью хвоинок. Сочившийся через кроны свет иссякал, как вода в огородной лейке, мысли тоже мрачнели с каждой минутой.

А что, если меня не найдут? Что, если я так здесь и…

Не буду плакать, не буду, нет.

Блин, как обидно-то за свою судьбу-кручинушку!

Да ещё корзина руки тяготит, а бросать жалко. Красные ягодки, голубенькие. На варенье отличненько пойдут. Мне всегда нравилось ходить в лес с девчонками. Но на этот раз я так увлеклась, что не заметила, как ушла слишком далеко от остальных.

Сперва я даже не поняла, что заблудилась. Немного ягодок здесь, чуток там. Урожай в этом году не очень: дождливое лето, а брусника влагу не любит, да и не первые мы такие умные за ней отправились. Мы бродили по прогалинам и вырубкам, я часто отбегала от остальных, чтобы найти собственный бугорок, заросший низкими кустиками. Перебегала через полосы березняка, увлечённо обирала веточки с кожистыми листиками. Попадались черника с голубикой – тоже отправлялись в корзинку. Так мало-помалу я совсем не заметила, что смех и возгласы подружек куда-то пропали.

Угораздило же… Если отчим узнает, прибьёт. Хотя меня и так ждёт взбучка, ведь я опоздала к открытию трактира. Сейчас мне положено вовсю помогать бабушке на кухне, а не блуждать неизвестно где и кормить комаров: их писк донимал всё сильнее, эти мелкие кровопийцы лезли прямо в лицо, глаза, уши. Всякая мелкая мошкара тоже не гнушалась изводить меня.

– Ох ты ж! – зацепившись ботинком за корень старого клёна, я едва не рассыпала с таким трудом собранные ягодки. Сдула с глаз рыжую прядь, выбившуюся из косы, осмотрелась.

И куда дальше идти? Блин, какая знакомая валежина…

Кажется, я здесь уже была…

– Аминка! Квета! Ганка! Вы меня слышите?! Ау!!!

По щекам уже текли слёзы, я глотала их и шмыгала носом. От плача картинка размывалась, глаза жгло. Я всё меньше понимала, куда иду. Наверное, следовало остаться на месте, как только сообразила, что потерялась… Но я же думала, что вмиг девчонок разыщу! Делов-то!

Каждый шорох пугал, заставлял настороженно останавливаться и прислушиваться. Лесные звуки становились всё более жуткими. От почвы исходил тяжелый землистый дух. Холодная влага тумана наполняла лёгкие. Я зябко ёжилась, руки совсем закоченели на дужке корзинки – не только от холода, ужас морозил не хуже. Перспектива заночевать в лесу до смерти пугала. Кишочки нехорошо скручивало, начинало мутить.

Подол испачкался от влажных побегов, обувь совсем промокла.

Устав аукать и продираться через заросли, я опустила корзинку возле ствола с замшелым комлем. Уселась рядом и привалилась спиной к шершавой коре. Ножки устали и совсем некстати разболелись. Била мелкая дрожь. Я обхватила колени и горько зарыдала.

Нет, так нельзя… надо успокоиться.

Может, снять и вывернуть одежду наизнанку? Говорят, помогает от блуда. Ну, не того блуда, что по ночам случается в «Весёлой Нарциске», а который в лесу кругами водит. Дух такой, лесовичок. Хотя, наверное, не стоит. Простужусь ненароком, да и мама не велела нечистикам потакать. Как же мне её не хватает…

Я тихо сглотнула, пытаясь сосредоточиться на дыхании, потому что сердце так и рвалось из груди. Наверное, собиралось поискать дорогу домой без прочих, слишком медлительных и глупых частей меня. Холодало всё заметнее, а ведь лето ещё не кончилось. Будто сама природа решила поглумиться над несчастной потеряшкой. Хотя у нас тут горы рядом, так что всё из-за них: по ночам с вершин морозные ветра дуют.

Сложившиеся вместе ладони согрело дыхание. Потом правая нырнула за шиворот и достала кулон с туго замотанными нитью мамиными волосами: такими же рыжими, как мои. Веки сомкнулись, пальцы стиснули локон-памятку, с губ сорвалось шептание:

– Мама, мамочка, если ты слышишь, помоги мне, пожалуйста. Мне так страшно, я не специально, я больше не буду отходить от остальных. Прошу тебя, помоги.

Чуток полегчало.

Утерев слёзы, сунула в рот пару ягодок – сочные, кисло-сладкие.

В конце концов, огниво у меня при себе, трут найти не сложно. Расчищу сухую листву, наломаю сушняка и разведу костёр – как-нибудь до утра продержусь.

Рядом валялась отсохшая ветка – вот и помело. Руки двигались сами, голова ещё отказывалась верить, что придётся устраиваться на ночлег вот так… и… Что за?

Хребтину моментально продрала обжигающая волна паники, потому что кусты шиповника угрожающе зашипели. Схватив корзинку, я свалила прочь: совсем не хотелось проверять, гадюка это или уж. Мысли снова помрачнели, ведь на пути запросто может повстречаться зверь покрупнее и поопаснее.

Потому, если придётся здесь звёзды встречать, лучше не спать. Костёр – дело хорошее, но мало ли… Один старый охотник – завсегдатай трактира – говорил, что звери вовсе не так огня боятся, как люди думают. Особенно, если раньше этого огня никогда не видывали и не знают, как больно он кусается.

Перестав шмыгать, я уловила какой-то отзвук. Сперва решила, почудилось… Невольно обратилась в слух и…

Сердце пропустило удар.

Неподалёку слышался шум воды! Наверняка это Искричка!

Я радостно поспешила туда, чтобы сориентироваться по знакомым местам.

Придерживаясь за ветки, спустилась под откос. Башмаки скользили по прелой листве. Почва становилась влажнее, всё чаще встречались папоротники. Кроны расступались, пропуская неширокую речку, журчащую по гальке. Стало светлее и свободнее.

Неужели я спаслась?

* * *

Вода резво падала с невысокого уступа и разбивалась о камни.

Дорогу мне преградили заросли смородины. Пока продиралась, такую дикую тучу мошкары подняла, ужас просто. Без веток над головой стало светлее, хотя солнца уже не было, просто закатное зарево потухнуть не успело, но из лесной чащобы полоску горизонта не разглядишь.

Ой, а там кто?

Какая-то тёмная фигура присела на одном из прибрежных валунов.

Подумалось: наверняка кто-то из местных, надо спросить, как выйти к опушке.

Приблизившись, я поняла, что не знаю такого, какой-то чужак… ещё и на пирата похож или просто бандита.

Рубашка красивая, со свободными рукавами – наверняка дорогая, хоть и поношенная. Кушак вокруг поясницы – у нас такие часто носят. Сапоги с отворотами и такие же перчатки, а на голове – платок. Всё чёрное.

Волосы – тоже чёрные – свисали до ключиц и намокли, потому что чужак умывался. Он зачерпывал журчащую между пальцев студёную воду в ладони и обмывал подбородок. Меня удивило, что этот дядька даже не снял перчатки… потом я заметила, что обратно вода сбегает тёмными струйками…