– Угу, – записывал за мной Сатчан.

– Вы как решите что-то с главбухом, дайте мне знать, до этого я туда больше ни ногой, – сказал я. – Это не дело, что она голову в песок спрятала, а вся фабрика в курсе, что под котельной подпольный цех есть. Его надо в производственный корпус срочно переводить и оформлять продукцию так же, как и плановую, чтобы никто не догадывался ни о чём. Три человека должны быть в курсе, директор, главный инженер и главбух. А главбух потом будет изымать и уничтожать лишние производственные документы. От одного небольшого участка их не так и много будет, и они все должны быть локализованы в одном месте, как и зарплатные ведомости, тоже удобно будет изымать. Желательно, чтобы эти десять человек работников главбух сама и рассчитывала, чтоб посторонние не в курсе были.

– Голову в песок она спрятала… Первый раз с таким сталкиваюсь! – раздражённо проговорил Сатчан, вставая и протягивая мне руку. По его виду понял, что он явно собирается к начальству с полученной от меня информацией.

– Желательно также политинформацию провести, – проговорил я, тоже поднимаясь, – среди работников цеха под котельной. Собрать, рассказать, что с приходом нового директора всё теперь будет легально, все официально учтено, и постепенно фабрика будет переходить на всех участках на такую же качественную обувь. Надо дать понять людям, что больше никакого криминала, и пусть только попробуют что-то вынести, тут же милицию по их душу вызовем. Мы же так, через несунов, про цех и узнали.

– Правильно, – сел обратно Сатчан, склонился над своими записями и дописал мои мысли.

Из райкома поехал домой. Пусть там разбираются с главбухом, а я сделал всё, что мог. Дома первым делом поспешил на кухню. На трёхканальнике красовалось письмо. Подумал, что кто-то из своих написал, а это оказалось письмо на адрес редакции. Значит, кто-то из моих добровольных помощников мне оставил, посчитав, что оно требует моего внимания. Ну что же, раз так, то изучу.

В квартире было тихо. Дети, видимо, спали. Стараясь не шуметь, сам себе налил борща в ковшик, поставил греться на плиту и вытащил из конверта письмо от некой Натальи Игоревны Свечкиной. Она писала, что некто Кожевников Никита Богданович, пользуясь своим высоким служебным положением, принуждает её к интимной близости, угрожая создать проблемы и дома, и на работе, если ему откажет. А она не хочет иметь с ним ничего общего. Она порядочная девушка и хочет выйти замуж за порядочного мужчину. И дальше шло перечисление разного рода попыток приставания старого пердуна к молодой невинной девушке.

Тут у меня закипел борщ и залил конфорку. Бросил письмо на стол и принялся вытирать плиту.

Москва. Квартира Ивлевых.

Странное письмо такое, – думал я, вытирая убежавший борщ с плиты. Не пойму, что меня больше смущает, сам факт обращения ко мне по такому поводу или что приставания так подробно перечисляются, прямо, смакуются? Обычно, когда человеком брезгуешь, его приставания не смакуешь…

Налил себе борщ в тарелку, отрезал хлеба и сел за стол дальше читать. Ну, да, мне не показалось, приставания расписаны со вкусом… Что это за ерунда?..

Но самое интересное было впереди, когда я дочитал до конца. Оказывается, старпёр у нас не кто-нибудь, а заместитель управляющего делами аппарата ЦК КПСС! Я чуть не подавился. Это же такая величина! Это же уровень Межуева, если не выше!

Вот это да! Вот это знакомство у девчонки!.. Где она с ним только пересеклась? На работе? Вряд ли. На Старой площади случайных людей нет. Там за каждым кто-то стоит. Там приставать к кому-нибудь вот так начнёшь, и тут же от какого-нибудь министра за дочку или племянницу огребёшь. Дома? Тоже вряд ли. Такие люди живут в соответствующих домах, а там вокруг такие же влиятельные люди…

Что-то тут не так! Это какая-то игра, и меня в ней пытаются использовать втёмную. А это больше всего напрягает. Кто? И зачем? И почему именно меня?

Так… А если это все же правда? Мало ли, девушка уборщицей у него подрабатывает… А я тут всякие гадости думаю на ее счет – подстава, да не может такого быть... Тоже нехорошо, она же ко мне за помощью обратилась. Так, что самое главное? Нужно проверить это письмо… Не проверив информацию, куда-либо соваться, вообще, не стоит, а к такому человеку и подавно. А чтобы толково проверить, мне нужен Мещеряков…

Заодно надо обязательно выяснить, письмо направлено ко мне как к корреспонденту «Труда», или по какому другому поводу? Подумал даже на Оксану было и ее мать. Но потом сильно засомневался – не их уровень. Их уровень – такое письмо с жалобами направить на меня куда-нибудь в прокуратуру, уговорив какую-нибудь деваху опорочить меня – мол, приставал, соблазнял. А такие вот навороты с появлением фигуры из высшей московской номенклатуры – ну какая тут Оксана даже близко? Это все равно как гопник из подворотни на бирже начнет махинации крутить с фьючерсами… Он из этого слова только первые три буквы способен опознать…

Так что, как ни крути, а нашу команду к этому делу надо подключать.

Поспешил во двор к автомату и набрал Сатчана.

– Хорошо, что ты на месте, – сказал я, когда меня с ним соединили. – На завтра на утро какие планы? Надо бы встретиться. Письмо интересное в редакцию на моё имя пришло.

– Да? Ну, подъезжай прямо к началу рабочего дня, – пригласил он и мы попрощались.

Возвращаясь домой, встретил у подъезда Николая, капитана с седьмого этажа, поздоровался с ним, перекинулись парой слов. В рейс ему только в середине марта, пока на земле отдыхает. Пригласил его к себе на день рождения через субботу. Какой-то он весь был замороченный, курил одну сигарету за другой, похоже, ждал кого-то, не стал ему мешать.

Поднимаясь, думал, что журналистика – это, конечно, хорошо, но у каждой медали две стороны. Эти письма на адрес редакции мешками… Мало того, что их надо все вскрыть, прочесть, проанализировать. Так ещё и пользоваться этим кто-то, похоже, начал в своих каких-то непонятных целях. Сел, задумавшись, у окна, и попытался прикинуть возможные варианты. То, что это подстава, сомнений у меня не было. Зачем чиновнику такого уровня, как этот Кожевников, кого-то к чему-то принуждать? Ему всё устроят на отдыхе без всяких проблем и последствий, только намекни! Уж если райкомовские спокойно могли себе позволить девочек в баню привести, то что говорить про чиновников такого уровня?

Тем временем, Николай внизу кого-то дождался и пошёл навстречу вдоль дома. Вскоре под ближайшим фонарём показалась фигура офицера. Да это же Гриша! Николай поравнялся с ним у первого подъезда, поздоровался и они замешкались на несколько мгновений, а потом медленно пошли вместе вдоль дома. У нашего подъезда они попрощались, и Николай ушёл домой, а Гриша пошёл в сторону своего подъезда.

Так, так, так… Только одна идея пришла в голову… Значит, Румянцев и до Николая добрался? Очень похоже, что он сейчас ждал Гришу, чтобы предупредить про интерес Комитета в его адрес. Впервые видел его озабоченным хоть чем-то. Всегда весел, всегда на позитиве, даже с бодуна, а тут вдруг такой смурной… А как Румянцев о нём узнал, вообще? Николай восемь месяцев в году в море… Не иначе, у нас в доме сексот… Тут же, правда, дошло, откуда могли узнать. Зачем им сексот, когда у них есть прослушка моей квартиры? Да они про Николая все знают, что и мы, слушая наши разговоры…

Значит, мне уже можно не рисковать, не идти Гришу предупреждать? Тут же подумал, что все же нет, нельзя так. А вдруг у Николая просто сердце прихватило, а Гриша ему про какое-нибудь народное средство когда-то рассказывал для лечения? Вот он и дождался его, узнал точный рецепт, да и пошел домой, планируя завтра в аптеке все травы купить, да начать отвар делать. Так что теперь мой выход…

Вспомнив про вторую дверь в квартире, быстро оделся, позвал Тузика и поспешил выйти во второй подъезд навстречу Грише. Вот когда второй выход пригодился! – только и успел подумать я, как на этаже открылся лифт. Молча показал Грише не выходить, зашёл в лифт вместе с псом и нажал на кнопку первого этажа.