Блин! У меня же есть супер-пупер фоторужьё! Забраться на лестничную площадку в доме напротив этажом повыше поздно вечером… Двери в подъезды не запираются, ходи, кто хочет.

Терпел все, терпел, боялся что-то испортить, ведь младший брат еще не родился… Но ведь ничего не изменится, если я сделаю несколько фотографий из соседнего дома? Мое фоторужье для того и создано… Все, решено – в ближайшие дни займусь.

Так – что еще из срочного? С Дианой один на один переговорить нужно по тому, что надо делать, чтобы в тюрьму за рубежом не присесть! Все, не буду откладывать, завтра же и позвоню.

Тут раздался звонок телефона и я взял трубку. Сбивчивый взволнованный мужской голос просил срочно Ивана Николаевича, извиняясь за беспокойство.

– Какой Иван Николаевич? – переспросил я. – Вы, похоже, ошиблись. Наберите номер ещё раз.

Но взволнованный молодой человек, назвав мне мой номер, заявил, что он не мог ошибиться.

– Он оставил этот номер на всякий случай, вдруг, что случится срочное или важное. Так оно случилось. И срочное, и важное! Я с раскопок зову! Зовите-зовите! Он будет в полном восторге!

Тут только до меня дошло, что я не знаю отчества Ивана Алдонина. А ведь звонят явно ему. Позвонил им в дверь, и, как только он открыл, спросил:

– Ты Николаевич?

– Ну, да, – ошарашено посмотрел он на меня не сильно трезвым взглядом.

– Подойди к телефону – мне обещали, что ты будешь в полном восторге…

Москва. Квартира Ивлевых.

Привел Ивана, показал ему на лежащую рядом с аппаратом трубку.

– Алдонин. Слушаю, – подошёл он к телефону.

Подслушивать было неудобно, встал в стороне, возле входной двери и наблюдал за ним. Эмоции на его лице сменялись как в калейдоскопе, то крайнее удивление, то радость, то разочарование.

– Что случилось-то? – спросил я, едва дождавшись, пока он положит трубку. – Такого срочного и важного? В чем восторг, товарищ? Почему не вижу его на лице?

– Вот тебе и закопали яму от сортира! – потрясённо проговорил он.

– Что-что? – недоумённо уставился я на него.

– Собирались уже в Москву, сворачивались, прибирались после себя. А тут представляешь, кубышка глиняная на литр объёмом примерно, как не заметили, когда яму копали? Глина… В грязи… Может, за камень сошла?

– Подожди, подожди! Кто копал? Где копал? – заволновался я, услышав денежное слово «кубышка».

– Экспедицию в Городне наши сворачивали, завтра ж на работу, – объяснил мне Иван. – Яму от сортира закапывали, кубышку задели лопатой, а там монеты петровские да европейские, золото, серебро.

– Так! Надо срочно ехать, – ещё больше забеспокоился я. Это же всё наше, музейное. – Молодёжь сейчас всё растащит!

– Да они знают, что надо делать, – попытался Иван успокоить меня. – Не первый год работают. Милицию сразу вызвали…

– Ну, и чем ты недоволен? – спросил я, видя разочарованное лицо соседа. Подумал, он сожалеет о сдаче клада милиции. – Это же находка! Не два кольца и три бусины.

– Ты не понимаешь… Одно дело вот так, по телефону узнать. И совсем другое самому наткнуться, или, хотя бы, рядом стоять. Услышать звон монет, извлекать это всё, пересчитывать, упаковывать… Это такие эмоции!

– Слушай, ну, это твои люди нашли, в твою экспедицию, так что твоя заслуга тоже в этом есть и, надеюсь, она будет всеми признана.

– Да брось. Ко времени нашего кургана этот клад не относится, к заявленной цели экспедиции никакого отношения не имеет. Тем более, директор завтра с утра узнает от меня, нужно же доложить, и там и без меня найдётся, кому прославиться.

– Так это редкие монеты? Достойный клад, вообще?

– Спрашиваешь! Были бы там николаевские червонцы, так это бы ерунда полная была. Разве что как золото какая-никакая ценность. Но там ребята грамотные в нумизматике, все практически определили уже. В кладе петровские золотые червонцы, угорские дукаты, да швейцарские дукаты, да еще и разных кантонов – и еще другие золотые и серебряные монеты из трех государств! Тут не только ценность немалая в золоте и серебре, но некоторые из этих монет совсем в небольшом количестве экземпляров существуют, и стоят в несколько раз дороже своей стоимости по весу. А если попадется какой редкий год… так такая монета одна может стоить, как все остальные вместе взятые! И вполне может оказаться в единственном экземпляре на весь СССР! Но это еще изучать будем детальнее, тут уже справочники смотреть нужно. Наши нумизматы в институте еще долго в полном восторге будут! Восемьдесят пять штук монет, да еще в основном в крупном номинале! А сколько копий будет сломано по поводу того, кто мог этот клад и по какой причине оставить!

Эх, надо было тебе смотреть, что там твои люди вокруг палатки выкапывают, – подумал я, провожая Ивана и решил, на всякий случай предупредить об этой находке Сатчана.

– Ты что, серьёзно? – не поверил он мне.

– Сегодня первое января, а не первое апреля, – ответил ему я.

– Обалдеть, – только и ответил он, но, быстро придя в себя, сказал: – Тебе надо съездить туда. Посмотри, чего там и сколько…

– Ладно, – согласился я. – Тем более статью про клад напишу, про двойное захоронение одиннадцатого века матери с дочкой упомяну, начну приучать народные массы к будущему музею в Городне. Кстати, а землеотвод-то под музей уже сделали? А то я распишу сейчас, какое место замечательное…

– Я сейчас всё уточню, о кладе предупрежу наших, и перезвоню тебе.

– Давай, я жду.

Сатчан перезвонил очень быстро и дал добро на статью. Попрощавшись с ним, тут же пошел к Алдониным и поинтересовался у Ивана, поедет ли он завтра в Городню?

– Конечно, поеду, – ответил всё так же безрадостно он.

– Хочу про это статью написать в «Труде». Я тебя там в милиции возле клада сфотографирую, – предложил я, – и кто бы потом не приписал себе заслуги, первым засветишься на всю страну у этого клада ты.

– Ну, давай, – хитро прищурившись, усмехнулся он, сразу повеселев.

Во вторник в восемь утра мы уже мчались с Иваном и с Литвиновым по Ленинградке в сторону Калинина. В Городне нам объяснили, что клад передали в район и мы поехали в Конаковское управление милиции.

Там нас уже ждали и ребята из экспедиции Ивана. Радостные все такие. Бросились к Ивану, начали наперебой ему рассказывать про находку. Снова посыпались все эти термины – дукаты, червонцы, китайское золото, Берн, Женева, Сант-Галлен, Будапешт. Иван что-то да понимал, а я – не очень. Потом поднялись на второй этаж. Начальник милиции достал из сейфа газетный свёрток и бережно развернул его перед нами. Выглядел клад очень интересно, почерневший от времени разбитый глиняный шарообразный сосуд с вытянутым горлышком и россыпь крупных разнокалиберных монет, в основном золотых. Красивые монеты, это да! На некоторых и профиль Петра признал, а на других – какие-то сплошь иноземцы красовались. Один другого носатее…

– Вот опись, – показал нам начальник местной милиции. – Золотых монет шестьдесят штук, и разных серебряных монет двадцать пять штук. Хорошо, что вы сегодня приехали. Хочу побыстрее всё это в банк сдать…

– Никакого банка! – категорически сказал замдиректора музея, – это историко-культурная ценность. Спасибо, что подержали у себя в безопасности, но теперь мы отвезем это все в наш Археологический институт.

– Мы тоже ему говорили! – загалдели и ребята из экспедиции.

– Но нам говорили, это нужно в банк, а он в Гохран передаст…

– Это если бы речь шла о николаевских червонцах, которых как грязи везде, и они серьезной культурной и исторической ценности не имеют. А эти монеты – имеют, да еще и какую! Мы не имеем права ими рисковать! Их уже наши нумизматы с нетерпением ждут!

Капитан поворчал немного, поворчал, но сдался. Потребовал только подробную опись сделать, акт передачи и подписались чтобы все, от замдиректора до участников экспедиции.

– Разрешите мне сделать несколько снимков? – попросил я.