– Привет, – протянул я ему руку, как только двери лифта закрылись. – Хочу тебя предупредить – ко мне тут человек из КГБ приходил, по поводу тебя расспрашивал.

Гриша вообще в лице не переменился. Ну точно, Николай ему об этом уже рассказал… Но про это спрашивать не буду – нехорошо. Нельзя такое подтверждать, не тому человеку скажешь, у Николая могут быть большие проблемы с Комитетом. Так что Гриша может подумать, что это какая-то провокация, а меня в нее вовлекли поучаствовать, и тогда дружбе вообще конец…

– Спасибо, что предупреждаешь, – сказал, наконец, подполковник.

– Я рискую, ставя тебя в известность.

– Я понимаю, – взглянул он на меня выжидающе.

– Так что, если будешь что-то предпринимать по этому поводу, выжди хотя бы какое-то время, – попросил я, – чтобы не так явно было, что я тебе их интерес сразу слил.

– Естественно, – посторонился он, давая нам с Тузиком выйти на первом этаже.

– Да, и у меня день рождения, – хлопнул я себя по лбу, чуть не забыл. – Приходите к нам с Родькой в субботу двадцатого.

– Обязательно, – усмехнулся Гриша, поблагодарил меня еще раз, и поехал обратно к себе на третий этаж.

***

Квартира Гончаровых.

Подполковник пришел домой, потрепал по шевелюре обрадованно выскочившего навстречу сына, начал разуваться и раздеваться, а сам ловил себя на том, что в нем борется два чувства. Первое – вполне понятное. Кому же понравится, что тобой КГБ интересуется? Мало приятного, что уж тут говорить… Гончаров был уверен, что ничего такого не сделал, в связи с чем КГБ стоило им интересоваться, но также понимал, что можно пострадать и будучи невиновным…

Но второе чувство тоже было сильным – подполковник гордился своими соседями. И Николай, и Паша ждали его возвращения с работы, чтобы предупредить. Оба сильно могут пострадать, если это вскроется. Обоим очень есть что терять, если КГБ узнает и разозлится. Николай не сможет выходить в море, кто же после такого разрешит ему остаться капитаном, да еще ходящим за границу. А у Пашки вообще работа в Верховном Совете и вся будущая карьера накроется медным тазом… А он еще его, как ни в чем ни бывало, на день рождения свой приглашает. И это узнав про происки КГБ вокруг него… Да подавляющее большинство народу шарахнулось бы от него в такой ситуации в сторону, как от зачумленного!

Но пришли соседи! Предупредили! Это дорогого стоит! Подполковник скучал по временам, когда его окружали боевые товарищи, которые не подведут. А теперь оказалось, что и здесь, сугубо в гражданской обстановке, у него появились настоящие друзья. Проверенные в беде!

И его задача – не подвести доверие товарищей. Так-то первая мысль – рвануть к начальству. Тем более, как раз, его упорно зазывают в «Консерваторию» преподавать. На курсах он себя очень хорошо показал, вот его и заприметили… Так что есть кому пожаловаться на комитетчиков… Нет, нужен план, как на Комитет управу найти, не подведя друзей, что предупредили…

***

Москва.

Галия отпросилась на часик с работы и встретилась в метро с Еленой Яковлевной, которая договорилась с коллегой, Виктором Пивоваровым, о встрече.

Елена Яковлевна рассказала Галие по дороге к художнику, что он иллюстрирует детские журналы «Мурзилку» и «Весёлые картинки». А в издательстве «Детская литература» вышло уже много книг с его рисунками.

Они приехали в мастерскую к художнику. Елена Яковлевна расписала его, как очень хорошего профессионала, и Галия немного волновалась перед встречей, но, как оказалось, совершенно напрасно. Встретил их улыбчивый человек лет тридцати пяти-сорока с добродушным взглядом. Он тут же окружил женщин вниманием и заботой, больше, конечно, Елену Яковлевну. Усадил за стол, где уже стояли чашки и заварочный чайник. Елена Яковлевна достала пирог, который сама испекла специально перед походом в гости. Галия тоже пришла не с пустыми руками, она накупила пирожков в буфете на работе.

Елена Яковлева звала художника Витя, а Галие было неудобно так к нему обращаться, и она попыталась выяснить его отчество. Но оказалось, что художник не Виктор, а Виталий. Виталий Дмитриевич.

Посмеялись, попили чаю, Виталий Дмитриевич расспрашивал Елену Яковлевну об общих знакомых, которых у них было множество. Они вообще, как оказалось, были хорошо знакомы. Вспомнив про цель их приезда, художник посадил Галию выбирать рисунки из готовых работ. Их были целые папки формата А3! Иллюстрации к детским книгам и просто рисунки. Галия закопалась... Сперва отложила рисунок с жирафой, потом белочкин домик, мышкин домик, слона, танцующего с мышками, мышиную свадьбу…

Когда Елена Яковлевна наговорилась со старым знакомым, она решила посмотреть, что там выбрала Галия.

– Деточка, это ты Павлу всё отложила? – удивлённо разглядывала она отобранные работы.

– Нет, это в детскую, – обескураженно подняла на неё глаза Галия.

– Муж отошёл на второй план, – рассмеялся подошедший Виталий Дмитриевич.

– Нет, нет, мы сейчас выберем, – уверенно ответила Елена Яковлевна. – Убираем рисунки. Давай, Витя, показывай нам живопись.

– А можно эти оставить? – спросила Галия, показывая на те рисунки, что ей понравились. – Я заплачу за них!

– Конечно, и денег не нужно, – ответил, улыбаясь, художник. – Мне лестно, что вы сочли мои работы достойными для воспитания ваших сыновей.

***

Москва. Комната Куницыных.

Вернувшись с работы, Софья Ивановна, не раздеваясь, прошла в комнату и обессиленно села на стул у дверей. Дома была только старенькая мама и невестка с малышом. Отец и старший сын были ещё на работе, а младший сын ещё не вернулся из училища.

– Ну, что, Софья Ивановна? – взволнованно спросила невестка. – Чего вызывали-то?

А у той сил не было что-либо объяснять. Она молча достала смотровой ордер и протянула невестке. Та сунула малыша в руки прабабушке, взяла непонятную бумагу и принялась вслух читать. По мере того, как до старой прабабушки стало доходить, что это за документ, она начала всхлипывать. Молодая невестка, не веря собственным глазам, прижала руку ко рту, и, перечитывая который раз ордер на квартиру, с трудом сдерживала рыдания. А сама Софья Ивановна тихо плакала, опустив голову и трясясь одними плечами.

Так их всех и застал вернувшийся из училища младший сын, не на шутку перепугавшийся в первый момент. Парень, как и любой советский подросток, кучу фильмов про войну просмотрел, так что сразу понял, что застал момент, когда в семью пришла похоронка. И побледнел, пытаясь понять, кто же помер?

***

Москва. Лубянка.

Просмотрев акты прослушивания квартирного телефона Ивлева, полковник Воронин подумал, что нельзя сказать, что это было совсем бессмысленным мероприятием. Очень интересная, например, всплыла информация по Святославлю. Из разговоров бывшего директора завода становится ясно, что там возможны хищения в масштабах города. Но копать против первого секретаря горкома, пусть и бывшего, не так уж и безопасно. Не любят такие дела в ЦК… Так что решил новый первый секретарь своими силами расследовать деятельность предшественника, пусть сам и разбирается, если что-то найдёт.

Эх, если бы речь шла о хищениях на заводе! Тогда полковник быстро нашёл бы кому предоставить эту информацию. Успешное расследование дела о хищении на градообразующем предприятии – это гарантированный жирный плюс и в биографии, и в карьере. Такие дела только своим дают. Так можно кого-то своим должником сделать…

Ещё Воронин узнал, что у Ивлева очень плохие отношения с тёщей. Настолько плохие, что полковник порадовался, что его собственная тёща совсем не похожа на эту злобную святославльскую ведьму.

На самом деле, – думал Воронин, – не может у человека везде всё быть хорошо. Вот смотришь на Ивлева и думаешь, восемнадцать лет, а уже жена-красавица, дети, квартира, машина, успешная учёба в МГУ, в Верховный совет как-то пробрался. Везде его ценят высоко… Зато, в противовес всему этому счастью, тёща со своей матерью, две злобных ведьмы, наказание своеобразное от судьбы, чтобы Ивлеву не всё в жизни было мёдом намазано. Жизнь – штука сложная…