Руфь не сразу узнала девочку. Сначала она приняла её за одну из жильцов деревни, но быстро опомнилась. Пляж, лодка, рыцарь и девочка.

— Мария, верно?

— Она самая, — Мария остановилась перед Руфь, поднимая голову, — я рада, что ты в порядке. И это роскошное платье тоже. Ты выглядишь чудесно, свежо.

— Спасибо, — Руфь не смогла сдержать радости от комплементов. Её лицо засияло, — и я рада что ты в порядке. Твоё путешествие закончилось? Как ты здесь оказалась?

— Да, закончилось. Я еду домой.

Они пошли в сторону Измаила, косящего траву.

— А где рыцарь, тот с которым ты была?

Мария во всей красе знала, как пойдет разговора, если она скажет, что Галахад умер, освобождая Воларис и спасая её саму. Всё внимания, вся жалость на которую способно женское сердце, обрушится на неё.

— Галахад, да. Он…он остановился в Серебрадэне. Там сейчас. Наши пути разошлись.

— Он дал нам хорошие советы. Я ему за это благодарна.

Измаил всё же увидел идущих к нему девчонок, опустил косу и пошел им навстречу. Они встретились у тех же берёз, где он недавно обедал.

— Вот кого я никак не ожидал увидеть, — улыбнулся Измаил.

Мария ответила на его улыбку тем же.

— А меня ты ожидал здесь увидеть? В постиранном мною платье, с водой и хлебом специально для тебя?

У Марии стало тепло на душе.

— Я вижу, вы подружились, — сказала она.

Они сели под березой, Руфь раскрыла ткань с хлебом и предложила каждому по кусочку.

— Ой, а я не голодна, — ответила Мария. Во время поездки с мэром, ей удалось столько всего отведать и в таком количестве, что забирать у кого-то хлеб было для неё бессовестно.

Измаил посмотрел на дорогу. На остановившуюся роскошную карету, на охрану этой кареты.

— С кем ты там едешь?

— Мэр Серебрадэна.

— Похоже на то. Можно узнать почему?

— Нам по пути.

Измаил рассмеялся.

— Если бы всё было так просто.

— Это долгая история. Но вы всё равно о ней услышите совсем скоро, поэтому мне кажется, вам надо услышать её от меня. Вы же знаете Воларис?

— Эм, конечно, флейта короля Якова, дракон, что разрушил корабль, помнишь?

— Да, да, точно, извини. Что ж, тогда вы точно должны знать. Если ты хотел отомстить за своих друзей пиратов, то уже не кому. Дракон мертв, Воларис расколдован.

Измаил с Руфь тут же занялись перевариванием этих слов. Они жевали хлеб и думали. Затем Измаил спросил:

— Кто убил дракона?

— Галахад. Он же и расколдовал Воларис.

— Я и понятие не имел, кого встретил на пути. Чтобы победить такого дракона…

— И он ещё выжил, — добавила Руфь.

Мария опустила голову и стала пощипывать траву.

— Да, насчет Галахада. Я не хотела эту тему поднимать, но боюсь, она будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. «Девочка, которая выжила». И все будут спрашивать про Галахада, хоть говорить о нём мне больно. Он умер, — Мария подняла голову, посмотрела на обоих, — он спас меня, освободил Воларис, пожертвовав собой.

Затем Мария стала всё рассказывать и всё объяснять, но пыталась держать историю короче. У неё уже были заготовки, она продумала, какую часть можно обрезать, сократить, но даже с этой укороченной версией, она уставала под конец. Может ей стоит написать книгу и носить с собой несколько экземпляров на случай расспросов? Осталось только научиться читать не по слогам и писать.

— Но я хочу поговорить о вас, — Мария выслушала слова сочувствия, в её голосе появилось раздражение, — как вы сюда попали? Что будете делать дальше?

Начала рассказ Руфь.

— Мы шли по дороге, как нам и было велено, пока не наткнулись на деревню, что неподалеку отсюда. Были по пути еще поселения поменьше, но мы решили, что легче будет затеряться в большой деревне. Несколько домов были здесь пустыми. Мы придумали легенду, как оба попали на пиратский корабль в плен. Оба из простых семей.

— Почему из простых?

— Потому что…

— Потому что легче знати притворяться простушкой, — вставил Измаил с ухмылкой, — чем простому мужику — знатью.

— Его походка всё выдает, — подметила Руфь.

— А твоя не выдает? — ответил Измаил, — Идешь будто на тебе пять корсетов и два из них на ногах.

— А у тебя пиратская походка! Пиратская! Я удивлена, как нас еще не раскусили! — сказав это, Руфь откусила хлеба и стала гордо его жевать.

Измаил посмотрел на неё, затем обратился к Марии.

— Ты посмотри, даже жует по-дворянски. Сейчас все березы вокруг начнут кланяться.

Мария в ответ посмеялась.

— В общем, — продолжил Измаил, — теперь я работаю с мужиками, платят едой, а вот если хочешь монет, надо ехать самому продавать её в ближайшем городе или торговцам, если проезжают.

— А зачем вам монеты?

— Я хочу письмо написать родителям — ответила Руфь, — сказать, что всё со мной в порядке и что мне нужны монеты, добраться до дома.

Мария задумчиво посмотрела на Руфь, потом на траву под собой, пощипала её чуть-чуть, склонила голову левее, как бы задумываясь еще сильнее, затем настал момент, когда она совсем перестала двигаться. Остальные так же замерли в ожидании, пока Мария резко не очнулась. Посмотрела снова на Руфь, повернула голову на Измаила, сузила глаза. Кивнула.

— Да! — воскликнула она, встала с травы, — ждите здесь! Я до кареты.

В карете уже проснулся Жанпольд, успел спросить почему остановились.

— Мария выпрыгнула, — пояснила София, — побежала к девушке в поле. Думаю, она её знает, как и того мужчину к которому они подошли.

— Если хотите, — крикнул им извозчик, — я схожу за ней.

— Нет, пусть, — Жанпольд выглянул в окошко, — если она их знает, пускай общаются. Всё равно не успеваем к королю до заката.

И вот, через некоторое время, Мария открыла дверь кареты и гордо объявила:

— Мне нужны монеты! Штуки три золотых думаю подойдет.

Жанпольд поперхнулся воздухом от удивления. Сначала он хотел засмеяться, но переборщил с воздухом, что набрал в себя.

— Куда тебе столько? Может ты имела в виду серебряных⁈ — сказал наконец мэр.

— Нужно помочь людям. К тому же, вы сами сказали, что меня наградят за Воларис. Считайте, что я у вас всего лишь прошу взаймы.

Жанпольд стал серьёзным.

— Ты уверена, что тебя не обманывают?

Мария протянула ему руку, раскрыла ладонь.

— Да.

Вернулась Мария под берёзы с тремя золотыми монетами и вложила в руку Руфь.

— Тут должно хватить на поездку домой, не то что на письмо.

Они обнялись, передали друг другу все любезности на свете и в конце концов стали прощаться.

— Я думаю, мы о тебе еще услышим, — сказала Руфь Марии, когда они встали с травы, — о тебе и Галахаде начнут сочинять песни.

— Я знаю, что должна радоваться этому. Мы все мечтаем о том, чтобы наши жизни оставили след в истории. Чтобы о нас вспоминали. Но это всё кажется таким пустым. Я не знаю…Галахад рассказывал мне, о том, как он относиться к своим подвигам. Какова их реальная для него ценность. В конце концов он так и не смог найти счастья, своё место в жизни, сколько бы песен про него не пели. Но что я смыслю в подвигах. Я была лишь свидетелем. Он всё сделал сам.

Многое еще могла сказать Мария о том, что именно она чувствует. Но взглянув на Измаила и Руфь, стоящих рядом и не знающих, как ей на это ответить, пришлось махнуть рукой, да так небрежно и быстро, будто она только что сказала чепуху и не стоит тратить на неё время. На самом деле, слова Галахада о ничтожной цене подвигов не выходили у неё из головы весь путь домой.

Мария отправилась обратно в карету, Измаил взял косу в руки и собирался идти работать. Руфь села у березы, открыла ладонь и посмотрела на три золотые монеты в руке. Тут же, над ней нависла тень.

— Что ты будешь делать теперь? — спросил Измаил, вставший перед Руфь, — не нужно ждать пока я заработаю монет. Ты можешь уже сегодня поехать в город, найти капитана с кораблём.

— Да, ты прав, — Руфь подняла голову, посмотрела на него, — я могу совсем скоро вернуться домой. К постиранной одежде, к горничным. К роскошным балам, к мужчинам одетым с иголочки и к их хищным глазам. И больше никогда в жизни не буду стирать сама, — Руфь выдохнула, сжала монеты в кулаке, посмотрела куда-то в даль, — но можно…можно я начну с письма? Они должны знать, что я жива. А потом…потом посмотрим. Балы никуда не денутся.