Мария остановилась посреди длинного коридора, заметив, как одна из дверей была приоткрыта. Сначала подумалось о грабителях. Но потом девочка вспомнила, как много здесь солдат и что вообще — это особняк мэра. Кто в здравом уме попытается сюда пробраться?

Мария медленно зашагала к двери. Пол же скрипел так сильно, будто не замечал осторожность её ног. Мария заглянула в комнату одним глазком. В дальнем углу, на столе, горела свеча. Совсем свежая, зажжённая недавно.

— Ищешь чего?

Мария вздрогнула. Доски протяжно застонали. Голос никому не принадлежал.

— Я здесь, в кресле. Не бойся.

Но девочка в страхе оперлась о стену коридора и не двигалась с места. В комнате раздались шаги. Свеча поднялась вверх, и осветило лицо того, кому принадлежал голос.

— Господин мэр?

— Он самый. Но прошу, называй меня Жанпольд, — кивнул он, — посреди ночи, в этих стенах, у меня нет титула. Лишь прошлое.

Говоря загадками, в тусклом клочке света, страх Марии никуда не собирался уходить.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

Жанпольд обернулся, осмотрел комнату, ничем не примечательную для обычного человека, и вздохнул.

— Не может человек погулять по собственному особняку?

Мария чуть оторвалась от стены:

— Но вы не гуляете по нему. Вы пришли сюда со свечкой, поставили её на стол и сели в углу.

Было тяжело понять, переступает ли она черту, но не могла не спросить. Уж слишком чужеродно выглядело присутствие мэра в этой простой комнатушки с одной кроватью, креслом и столом.

Мэр повернулся к Марии и улыбнулся:

— И вправду, от вас ничего не скроешь, юная леди.

Девочка засмеялась.

— Да что вы, я не леди! — она охнула и закрыла рот, боясь, что могла кого-нибудь разбудить.

— Еще и скромница, — сказал мэр.

У Марии загорелись глаза от радости. Давно ей не говорили комплименты.

— У меня дочь очень похожа на вас. Я часто встречал её в коридорах по ночам. И не только я. Горничные жаловались на топот. Не мне, разумеется, но слухи ходили.

Жанпольд поставил свечку обратно на стол и сел в кресло в углу комнаты.

— Я посижу ещё, если вы не против, — обратился он к Марии.

— А где ваша дочь сейчас? — девочка прошла в дверной проём и остановилась.

Сначала Жанпольд пожал плечами, затем посмотрел куда-то в окно:

— Ушла. В ту же неделю, как я нашел ей суженного. Отправилась на поиски приключений, так было написано в записке.

— И вы не пытались её разыскать?

Жанпольд наивно посмотрел на Марию.

— Не пытался? Да я всё королевство перерыл. Как сквозь землю провалилась. Я до сих пор ищу. Почти десять лет прошло, как я дочь не видел. Безумие какое-то.

Деревянные окна заскрипели, пытаясь сдержать ветер и дождь. Огонёк свечки бросало в разные стороны, гоняя клочок света по всей комнате. Мария почувствовала, как по ногам пробежал озноб.

— Мой отец ушел несколько лет назад, — ей было тяжело об этом говорить, но мэр раскрылся перед ней. Она считала своим долгом ответить тем же. — Я до сих пор не знаю почему.

— Это самое страшное, не так ли? — Жанпольд смотрел на Марию, — к черту суженного. Она могла закатить один скандал, и я бы пошёл на уступки. Она это знала. Но уходить?

— Мой отец, я думаю, он ушел из-за мамы. Он её не любил, причем давно. И как оказалось, любви ко мне ему было видимо недостаточно, чтобы остаться.

Воспоминания нахлынули на неё. Последний день с отцом, как они играли во дворе. Он улыбался, но в его глазах проскакивала тень. Он был…словно крепкий чай с сахаром. Пригубишь его и на языке почувствуешь сладость. Проглотишь — останешься с горьким послевкусием.

— Что бы ты ему сказала, встреть сейчас? — Жанпольд выбил девочку из раздумий.

Она мотнула головой, сбрасывая воспоминания, затем улыбнулась, думая о новой встрече.

— Он мой отец. Конечно, я бы его простила.

Мэр вздохнул. Казалось, он просел в кресле еще на несколько сантиметров.

— Ты слишком мудра для своих лет. Тебе кто-нибудь об этом говорил?

— Да. Этот человек сейчас дрыхнет неподалеку. Никак не признается, что я шаркаю.

Мэр не ответил. Мария ожидала хоть малейшего движение уголков его губ вверх, но напрасно.

— А вы бы простили свою дочь, вернись она сегодня?

Было время, когда Жанпольд задавал себе этот вопрос довольно часто. Обычно перед сном или смотря в своё отражение по утрам. Каждый раз, когда видел на улице мимо проходящую молодую девушку с тёмно-рыжими волосами. Такую, что шла почти вприпрыжку, размахивая красивыми локонами в разные стороны на зависть засмотревшимся женихам.

— Я давно её простил. Да, пускай она решила бросить свой дом. Она молода, авантюрна. Многое творится в таких юных головах. Но шли годы. Пять лет как она пропала, сейчас уже будет десять. И с каждым годом становится сложнее верить, что она где-то там, счастлива, живет каждым днём, опьянённая приключениями.

— Вы думаете, что-то с ней случилось?

— Да, и я боюсь, что она не простит меня за бездействие.

— Я не понимаю, — протянула Мария, — вы только что сказали о том, как всё королевство перерыли, как до сих пор ищите.

— Мария, я ищу везде, — он горько улыбнулся, — кроме одного места.

Мария сложила руки на груди и посмотрела в окно. На дождь, покрытый ночной тьмой.

— Кажется мне, что мир сто лет назад разделился на «до» и «после». И нет пути назад, — Мария посмотрела на мэра, — вы думаете, она в Воларисе?

— Должна быть. Либо там, либо умерла. И я не знаю, что хуже.

— Галахад думает, что это самоубийство — идти в Воларис. Не корите себя.

— Галахад думает, но всё же идёт. Ради девочки, которую он едва знает. А я сижу здесь, в теплом кресле.

— При всём уважении, господин мэр, — серьёзно начала Мария, — Галахад — это рыцарь с огромным опытом. Я видела его в бою. Он сражался с драконом и победил. Ему нет равных.

— Значит, ты в него веришь? Веришь, что вы выберетесь?

— Да, я в него верю, — произнеся эти слова, Мария почувствовала тепло чуть ниже живота. И сначала было не понятно, чем оно вызвано. Но когда закружилась голова, и Марии пришлось войти в комнату и прижаться к стене, чтобы не упасть, стало ясно — происходит что-то нехорошее. Её голова закружилась, тепло ниже живота, превращалось в жжение. Оно медленно поднималось вверх, словно крот, пробиравшийся по узкому подземному туннелю.

Мэр привстал:

— Ты в порядке?

— Я не знаю, — выговорила она с трудом. Её нахлынул холод, по всему телу пробежали мурашки. Она схватилась за живот. Перед глазами замелькали картинки: большая спальня, усыпанная розами, небольшая комната с наполненной горячей водой ванной. Несколько женщин омывающие её с ног до головы. Толстая книжка рядом с ванной, на табуретке, внутри неё бумажная закладка. Наступившая ночь и далёкие огоньки. Колокола, крики детей, женщин, лай собак… Картинки менялись так быстро и были такими яркими, что Мария перестала осознавать, что находиться в комнате рядом с мэром. Она не чувствовала своё тело.

Чужие глаза передавали ей эти изображения, эти воспоминания: зелёное яркое поле, робкий мальчик, стоящий совсем близко к ней; старый храм; кроватка с новорожденным; библиотека, усеянная тысячами книг; длинный тёмный коридор и приглушённые крики; болото; дом с пожилой женщиной; два камня на холме…

Она летит прочь, словно птица, навстречу густому чёрному лесу, оставляя позади страдания.

Так же резко, как всё началось, картинки перестали появляться. Ледяной холод сменился прохладой комнаты. Боль отступала, падала вниз по животу, пока не испарилась окончательно.

Девочка очнулась в руках мэра, он не давал ей упасть, придерживая спину.

— Что случилось? — спросил он, увидев моргающие глаза.

— Я не знаю… — голос возвращался к ней.

— Это был один из твоих кошмаров?

Мэр сопроводил девочку к креслу.

— Нет, — ответила Мария, садясь, — они должны приходить, когда я сплю.

Мэр ничего не ответил, лишь сочувственно продолжал смотреть на девочку.