Тэун косится на Юнсу. Юнсу глядит на Тэуна.
– Вы, – вздыхает начальник, – Биба и Боба, два дол…
– Не надо так нервничать, – прерывает Тэун, и начальник взрывается снова.
Очередной день в отделении полиции округа Хансон протекает в обычном режиме. Приходящие на дневную смену полицейские только привычно вздыхают, кто-то закатывает глаза. Детектив Кван и детектив Ли снова доводят начальника Кана до аневризмы.
– Ну, – едва не капая слюной на стол, цедит последний, – кто из вас мне скажет, какого квисина отдел в Мапхо сейчас рвёт и мечет по мою несчастную душу? Кван!
– Я.
– Ты запросил дело в «Абсолюте»? Зачем?
– Я не запрашивал.
Начальник Кан стучит по столу кулаком, кружка с кофе дребезжит вместе с клавиатурой и стопкой документов на подпись. Та покачивается, с верхушки срывается лист и летит под ноги свирепому руководителю Тэуна. Тэун спокойно продолжает:
– Я не понимаю, о чём вы говорите, начальник. Никаких запросов я им не направлял, первый раз слышу вообще.
– А вот Ким Намсон из Мапхо говорит, что ты к ним суёшься без моего ведома, – настаивает начальник. – Говорит, утром в оцепленный ночной клуб заявилась какая-то длинноногая девица, а поймавшей её охране сказала, что она от твоего имени по углам там шарится.
Желудок Тэуна сжимается в привычном, ожидаемом спазме. О. О, неужто…
– Ничего мне сказать не хочешь? – спрашивает начальник. Юнсу косится на Тэуна и толкает его локтём в бок.
– Простите, начальник Кан, – улыбаясь против воли, вкрадчиво уточняет Тэун, – а эта девушка – рыжая?..
Запись от 1769 года
Хансон, столица Чосона
Сколь бы много ни было отмерено лисице, тратить половину столетия на бегство от жестокого монстра, в которого превратился некогда любимый муж, невозможно. Харин устала и хочет покоя, может, в ином мире или даже в следующей жизни. До перерождения ей ещё жить и жить, а потому надеяться можно только на спасение в этой.
Легенды гласят, что кумихо должна прожить тысячу лет, чтобы отрастить девять хвостов и стать человеком, или сожрать печень тысячи мужчин в течение тысячи лет, или же воздерживаться от подобных зверств в течение тысячи дней. В иных сказках говорится, что лисица может сократить срок своей диеты до ста дней, если при этом будет помогать каждому человеку, попавшемуся на пути.
Но, как и многое в мире смертных, сказки остаются сказками, а легенды – легендами.
Когда Харин стала кумихо, первое, что она услышала от Тангуна, это предостережение: не помогай смертным, если хочешь прожить как можно дольше. Людской удел – жить по своей воле и умирать только по велению судьбы или же от рук себе подобных, таких же смертных. Ни кумихо, когда-то бывшая человеком, ни кто-либо другой не вправе вмешиваться в дела людей и решать их проблемы.
– Ты стала кумихо, чтобы отомстить своему врагу, – говорит Тангун, когда Харин просит о снисхождении у бога всех существ. Это второй её визит в чихагук, и второй раз ей здесь не нравится.
Мир Тангуна стоит между смертным и потусторонним на границе, которую не увидит ни один глаз. Здесь холодно тем, кто не заслужил следующей жизни, и спокойно тем, кто вот-вот вернётся в мир смертных новым человеком. Монстрам во дворце Тангуна жарко. Католики утверждают, что это пылает адово пламя, но Тангун не сатана, чтобы жарить грешников в котлах и издеваться над не обретшими покой существами, которых он сам и создал.
В мире Тангуна монстрам жарко, потому что он создан был для людей. Квемулям и квисинам нет места среди душ смертных, они должны находиться в потустороннем мире и ждать следующей жизни в качестве смертного, если готовы к ней, или жить в мире людей и вести себя сносно, если хотят закончить незавершённые дела и получить шанс на новое рождение. Всё подчиняется Великому Циклу.
В конце концов, он был создан для людей и ради людей. Квемули и квисины должны заработать право стать человеком и попасть в колесо жизни, либо растаять в воздухе, слившись с энергией окружающего мира. Стать частью ветра, воды, камней под ногами высшей формы существования – человека.
– Едва ли человека можно назвать пределом совершенства, – говорит Харин после лекции от Тангуна, о которой она не просила. – И я не стремлюсь в новую жизнь, у меня есть незаконченное дело.
– Именно, – отвечает Тангун, хотя Харин не задавала вопроса.
Он высокий, но хрупкий, как стекло, и кажется, будто его может разбить даже случайное касание лисьего хвоста. Только любому квемулю понятно, что своими тонкими длинными пальцами, оканчивающимися когтями, Тангун может сломать самого сильного из них, даже не моргнув, не потратив силы на вздох. Тот, кто создал монстра, способен убить монстра, и сделает это быстрее прочих.
– Я уже говорил тебе, что неоконченное дело из прошлой жизни превращает квемуля в чудовище, – с высокого трона, на котором Тангун восседает, его голос стекает вниз водопадом мечей и копий, словно каждый звук превращается в тысячу лезвий и те вонзаются в камень с грохотом, звоном, стоном. Тонкокостный на вид Великий Тангун – воплощённое орудие небес, скрытое под красотой первого весеннего цветка. Лотос, нежный цветок, что несёт в себе силу дракона[42].
– Я помню это, – послушно кивает Харин.
– И если ты не достигнешь цели до того, как переродишься, то застрянешь в бесконечном цикле из повторений одной и той же судьбы, – добавляет Тангун прописную истину, которую Харин и без того помнит.
– Я понимаю, – цедит она, не поднимая взгляда к трону. Бог всех существ никогда не повышает голос, да и вид его не внушает страха, если не знаешь, кого видишь перед собой. Но Харин знает. И смотреть на Тангуна лишний раз не хочет – едва может себе позволить. Ей не страшно, но даже малейший взгляд на своего мифического прародителя заставляет думать о вещах жестоких и мучительных – тех, что ожидают её, если она сойдёт с выбранного пути и станет чудовищем.
– Поэтому тебе нельзя спасать людей, пока не уничтожишь врага своего, – договаривает Тангун. Харин вздыхает и жмурится.
– Я не собираюсь никого спасать. Мне нужна твоя защита, Великий Тангун.
Заинтересованный просьбой, он спускается с трона – вздыхает где-то над головой у Харин и в одно мгновение оказывается с ней рядом, появляясь из слабого теневого шлейфа.
– Кто угрожает тебе? – спрашивает он, в голосе на этот раз пробиваются железные нотки – так крошится металл, когда гнётся от напора невиданной силы.
Харин вскидывает подбородок и смотрит в красные глаза Тангуна. Вера в то, что он спасёт её, крепнет с каждым словом кумихо:
– Защити меня от Хан Союля, первого токкэби. Укрой от его глаз, я не хочу его видеть.
На один рваный стук сердца Харин думает, что впервые Тангун столкнулся с тем, чего выполнить он не в силах: первый токкэби опасен и непредсказуем, даже богу существ совладать с ним трудно. Но он развевает сомнения простым кивком.
– За это ты должна будешь мне услугу.
Быть должной Великому Тангуну – что-то новенькое в и без того непростой жизни Харин. Слышала ли она прежде о том, что квемуль выполняет что-то по приказу своего создателя? Только от Союля, но тот врёт ей с первого дня их знакомства, и ему веры нет. Никто другой ни разу не говорил ей, что должен Тангуну.
С другой стороны, незыблемое правило всех корейских монстров может точно так же распространяться и на бога этих монстров. Услуга за услугу. У всего есть цена.
– Что мне сделать для тебя? – спрашивает Харин, сжимая руки в кулаки у себя за спиной. Нельзя выказывать страха, если не хочешь стать вечным должником своего покровителя – это второе правило, о котором не говорят вслух, но все знают.
Тангун обходит Харин по кругу, присматривается. Пылающие за её спиной два хвоста красноречиво говорят о том, что указ Тангуна кумихо нарушала, пусть и всего один раз. Спасла человека от смерти, хотя не должна была. Спасла ребёнка, которого люди хотели превратить в тхэджагви.