Скажу еще несколько слов в виде эпилога.

Американец Абэ Сленей был приговорен на зимней сессии суда в Норвиче к смертной казни, но она была заменена каторжными работами ввиду смягчающих обстоятельств и уверенности, что первым выстрелил Гильтон Кебитт. О миссис Кебитт мне известно только, что она вполне оправилась от раны и что до сих пор вдовствует, отдавшись всецело попечению о бедных и управлению имением своего мужа.

C 1894 года по 1901-й включительно мистер Шерлок Холмс был очень деятелен. Можно без ошибки сказать, что в течение этих восьми лет не было ни одного затруднительного криминального случая, по поводу которого не советовались бы с ним, и были сотни случаев интимного характера, причем некоторые из них самого запутанного и необыкновенного свойства, в которых он играл выдающуюся роль. В результате этого длинного периода непрерывной работы явилось много поразительных побед и немного неизбежных неудач. Так как я сохранил очень полные заметки обо всех этих случаях и лично принимал участие во многих из них, то можно представить, что сделать между ними выбор для публики – нелегкая для меня задача. Однако же я буду придерживаться своего прежнего правила и отдам предпочтение тем случаям, интерес которых зависит не столько от тяжести преступления, сколько от замысловатости и драматического характера решения задачи.

По этой причине я предложу теперь читателю факты, связанные с личностью мисс Вайолетт Смит, одинокой чарлингтонской велосипедистки, и любопытный исход нашего следствия, окончившегося трагедией. Правда, обстоятельства не дали места для поразительной иллюстрации талантов, которыми прославился мой друг, но в этом случае было несколько пунктов, выделяющих его из длинного списка преступлений, из которых я черпаю материал для своих маленьких рассказов.

Справившись со своей записной книжкой, помеченной 1895 годом, я увидел, что впервые мы услышали о мисс Вайолетт Смит в субботу 23 апреля. Я помню, что ее визит пришелся крайне не по душе Холмсу, потому что в это время он был поглощен очень темным и сложным делом об особого рода преследовании, которому подвергся Джон Винсент Гарден, хорошо известный табачный миллионер. Друг мой, любивший прежде всего точность и сосредоточенность, злился на все, что отвлекало его внимание от дела, которое находилось в данный момент в его руках. Однако же нельзя было без грубости, чуждой его характеру, отказаться выслушать историю молодой и красивой женщины с царственной осанкой, высокой и изящной, которая явилась к нам на Бейкер-стрит поздно вечером и молила Холмса о помощи и совете. Напрасно было бы убеждать молодую женщину в том, что его время уже все занято, так как она пришла с решимостью рассказать свою историю, и ясно было, что ничем, кроме как силой, нельзя будет заставить ее уйти, пока она не исполнит своего намерения.

С выражением покорности на лице и несколько усталой улыбкой Холмс попросил прекрасную непрошенную гостю сесть и сообщить о том, что ее тревожит.

– Во всяком случае, вас не может тревожить ваше здоровье, – прибавил он, окинув ее своим проницательным взглядом. – Такая ярая, как вы, велосипедистка, должна быть полна энергии.

Она с удивлением посмотрела вниз на свои ноги, и я заметил, что одна сторона подошв ее сапог была слегка стерта педалями.

– Да, мистер Холмс, я много езжу на велосипеде, и это обстоятельство имеет отношение к моему сегодняшнему приходу к вам.

Мой друг взял ее руку, с которой она сняла перчатку, и рассматривал ее с тем пристальным вниманием и с тем отсутствием чувства, с каким ученый рассматривает предмет его специальности.

– Вы, конечно, извините меня, это входит в мои обязанности, – сказал он, выпуская руку дамы. – Я чуть не вывел ошибочного предположения, что вы печатаете на пишущей машинке. Очевидно, что вы музыкантша. Заметьте, Ватсон, что кончики пальцев имеют форму лопатки, а это присуще людям обеих профессий. В лице, однако же, есть некоторая одухотворенность, – Холмс мягко повернул его к свету, – которой не отличаются машинистки. Эта дама – музыкантша.

– Да, мистер Холмс, я даю уроки музыки.

– В деревне, судя по цвету лица?

– Да, сэр, около Фарнгама, в Суррее.

– Великолепные окрестности, и они полны для меня интересных ассоциаций. Помните, Ватсон, мы близ тех мест захватили Арчи Стамфорда. Ну-с, мисс Вайолетт, что приключилось с вами близ Фарнгама в Суррее?

Молодая девушка очень ясно и спокойно рассказала следующее.

– Отец мой умер, мистер Холмс, его имя Джемс Смит, капельмейстер в старом императорском театре. Мать и я остались совершенно одинокими на свете, не имея ни одного родственника, кроме дяди Ральфа Смита, который отправился в Африку двадцать пять лет тому назад и о котором мы с тех пор ничего не слышали. Когда отец умер, мы были очень бедны, но однажды нам сказали, что в «Таймс» появилось объявление, в котором просили сообщить сведения о нас. Вы можете себе представить, как мы были взволнованы. Мы думали, что кто-то оставил нам состояние. Мы тотчас же отправились к адвокату, имя которого упоминалось в объявлении. У него мы встретили двух мужчин, мистера Каррутерса и мистера Вудли, которые только что вернулись из Южной Африки. Они сказали, что мой дядя был их другом, что он умер несколько месяцев тому назад в Иоганнесбурге в большой бедности и что последней его просьбой к ним было отыскать его родственниц и позаботиться о том, чтобы они не терпели нужды. Нам казалось странным, что дядя Ральф, нисколько не думавший о нас при своей жизни, позаботился о том, чтобы мы не терпели нужды после его смерти, но мистер Каррутерс объяснил это тем, что мой дядя только что узнал о смерти своего брата и счел себя ответственным за нашу судьбу.

– Простите, – прервал Холмс, – когда имело место это свидание?

– В декабре, четыре месяца тому назад…

– Продолжайте, пожалуйста.

– Мистер Вудли показался мне отвратительным. Он не переставал строить мне глазки, этот грубый молодой человек с одутловатыми щеками, рыжими усами и с волосами, как бы прилепленными с обеих сторон лба. Он показался мне ненавистным, и я была уверена, что Сирил не одобрит моего знакомства с подобной личностью.

– А его зовут Сирилом, – произнес с улыбкой Холмс.

Молодая девушка покраснела и рассмеялась.

– Да, мистер Холмс, Сирил Мортон – электротехник, и мы надеемся обвенчаться в конце лета. Боже мой, как это я заговорила о нем? Я хотела сказать, что мистер Вудли был прямо отвратителен, а мистер Каррутерс, значительно старше первого, был более привлекателен. Это был смуглый, худой, гладко выбритый, молчаливый человек. У него были вежливые манеры и приятная улыбка. Он осведомился о нашем положении и, узнав, что мы очень бедны, предложил мне поселиться у него и учить музыке его единственную десятилетнюю дочь. Я ответила, что мне не хочется бросать мать, на что он сказал, что я могу каждую субботу ездить к ней, и предложил мне сто фунтов в год, что было, конечно, роскошной оплатой. Дело кончилось тем, что я приняла его предложение и отправилась в Чильтерн-Гранж, находящийся от Фарнгама в шести милях.

Мистер Каррутерс оказался вдовцом, но у него была экономка, очень почтенная пожилая особа по имени Диксон, заведовавшая всем хозяйством. Девочка была премилое существо, и все предвещало одно хорошее. Мистер Каррутерс был очень добр и очень музыкален, так что мы проводили вместе очень приятные вечера. Каждую субботу я ездила в город к матери.

Первым пятном на моем счастье было прибытие рыжеусого мистера Вудли. Он гостил целую неделю, и, ах, эта неделя показалась мне тремя месяцами. Это была ужасная личность, сварливая во всем. Он отвратительно ухаживал за мной, хвастал своим состоянием, говорил, что если бы я вышла за него замуж, то имела бы лучшие в Лондоне бриллианты. И, наконец, хотя я не желала иметь никакого дела с ним, однажды после обеда он схватил меня в свои объятия – он необычайно силен – и поклялся, что ни за что не выпустит меня, пока я не поцелую его.