За санями с навозом, конечно же, увязались вороны, вдоль колеи, присвистывая, забегали хохлатые жаворонки, по обочинам дороги расселись на ветках и затрясли хвостами, застрекотали сороки, и ястреб Килли гонял над селом большую голубиную стаю, стараясь отбить от прочих какого-нибудь молодого голубя.

Голуби каждый раз заворачивали назад к колокольне, и тогда, при повороте, хорошо были различимы всплески их крыльев, но ястреб снова и снова отсекал им дорогу и заставлял стаю лететь и полям, где на просторе можно было без всяких помех расправиться с добычей. Дожидаться конца этой гонки было дело долгое, но несомненно, что ястреб — ловкий охотник и свирепый хищник — в конце концов заполучит свою жертву…

А через час те же голуби, лишь числом на одного меньше, мирно ворковали на крыше колокольни: видимо, они считали в порядке вещей, что время от времени один из них достается ястребу на завтрак или обед.

Голуби ворковали, и, хотя это не было призывно любовное воркование, звуки их будили в человеческих сердцах мечты о весне.

Голуби ворковали, забыв все на свете, а вот воробьев не было слышно. Крикливого писка птенцов, тянувших свои клювики в ожидании родителей, в эту пору еще не бывает, а старые воробьи предусмотрительно укрылись в гуще садового кустарника и оттуда стаями налетают на двор, когда там кормят домашнюю птицу или когда Ферко открывает дверь курятника, где в кормушке всегда есть чем поживиться.

Но Ферко махнул на воробьев рукой, сейчас у него нет никаких кровожадных намерений. В старой, заброшенной конюшне несколько десятков ворон дожидаются своей очереди, когда попадут на стол Ху, и попусту губить воробьев незачем. Правда, проку от них никакого, хотя в весеннюю пору они основательно трудятся, уничтожая гусениц и вредных насекомых, но зато осенью они не менее рьяно выклевывают и расхищают спелую пшеницу.

Ферко не жаль, что они подкармливаются рядом с гусями и курами: «Пусть клюют, дармоеды!» — думает он добродушно. Видно, также думают и хозяйки, что сыплют высевки курам, среди которых копошатся воробьи.

«Что с этим народом поделаешь, — думает крестьянка, запуская руку в корзиночку с кормом, — уж так и быть, ешьте, покуда есть что клевать!..»

Итак, воробьи замолкли в кустарнике, словно вымерли, потому как внимание ястреба привлекать не надо, явится он и без зова и уйдет не с пустыми лапами. А если ястреб голоден, то появится над округой не раз, и не два… И это бы еще не беда — не досчитаться одного воробья, — но ястреб хватает без разбора и синиц, и зябликов, и овсянок, и щеглов, а вылетит на охоту самка — та может справиться и с черным дроздом, и пестрым дятлом, и с чибисом или диким голубем. Ястреб — хищник самый вредный, да только посреди деревни стрелять не положено, да и людей не волнует, если ястреб погонится за воробьем. А, как правило, в деревне ястреб охотится именно на воробьев: их тут пропасть, да и крылья у них никудышные… Близ деревни на воробьев ястреб охотится по преимуществу в зимнее время, а летом он разбойничает в лесу, и там от него — погибель пернатым. А ведь охотник он ловкий, вполне мог бы охотиться на мышей, как пустельга или сарыч, но нет, мыши ястреба не привлекают, ему пташек подавай. Бывали случая, что он вытаскивал даже канареек из выставленных на подоконники клеток, с лета разбивая стекло. Конечно, на такое он пускается лишь зимой, когда голод делает его еще более дерзким.

Но сейчас во дворе покой, спокойно и во всем селе. Люди работают по хозяйству, чинят инвентарь, наводят порядок на чердаках, а кто возит навоз, радуясь погожему дню и хорошему санному пути. На сани можно накидать навоза в три раза больше, чем на телегу, а для лошадей или волов полозья легче колес.

В конуру к Мацко заглядывает солнце, и пес с радостью приветствует хозяина Ферко; правда, он не вылезает из будни, но хорошо слышно, как хвост его отбивает веселую дробь по полу конуры.

Так чередой проходят дни. На селе ничего не меняется, но все ждут вестей из «большого мира». Под «большим миром» здесь понимают близлежащий городок, где находятся казармы, а в них живут солдаты, которые ждут неизвестно чего. Помимо рядовых там есть, конечно, и унтер-офицеры и даже старшие офицеры иногда покажутся на плацу. Но из всех, что живут в казармах, лично Ферко, агронома и даже секретаря сельской управы и — признаемся — нас тоже интересует один только Йошка Помози.

Йошка здоровый и продубленный на солнце, как новый лапоть, от казарменной жизни разве что слегка похудел, но это среди новобранцев не редкость. Его любят товарищи, потому что благожелательная улыбка никогда не сходит с его лица, к тому же солдат он выносливый и смекалистый, а значит «свой парень».

Он «вхож» к фельдфебелю, это известно и господам офицерам… но все же фельдфебель был удивлен до крайности, когда его вызвали в канцелярию и подполковник обратился к нему с вопросом:

— У тебя под началом служит некий Йожеф Помози?

— Честь имею доложить, именно у меня…

— Хороший ли он солдат?

— Лучший в роте…

Подполковник вертел в руках какой-то конверт.

— Не путаешь ли?

— Никак нет! Извольте спросить хоть самого господина лейтенанта.

— Позови-ка его!

Лейтенант, совсем еще молодой, козырнув, стал навытяжку.

— По вашему приказанию явился, господин подполковник!

— Знаком тебе солдат по фамилии Помози?

— Я хорошо его знаю, господин подполковник.

— Ну, и какого ты о нем мнения?

— Исполнительный солдат.

— Я хочу знать, надежный ли он? Понимаешь, что я имею в виду?

— Надежный — на все сто процентов. И смекалистый: из батраков выучился на тракториста. Если бы все новобранцы такими были…

Подполковник посмотрел на фельдфебеля.

— Спасибо, Палинкаш, можете быть свободны.

Когда офицеры остались наедине, подполковник предложил лейтенанту сесть.

— Знаешь ты Кароя Лацаи?

— Нет, не довелось, господин подполковник.

— Впрочем, и я знаю его лишь понаслышке. Но говорят, хороший офицер и наград у него — не счесть. В свое время он уволился из армии, как и многие другие, а теперь секретарь управы в селе неподалеку. Помози тоже оттуда, из того же села. Так вот Лацаи пишет, что отец парня погиб при Добердо, и просит перевести солдата в техническую часть, что стоит в Доромбоше. Полная страховка, не так ли?

— Так точно, по теперешним временам безопаснее Доромбоша места нет… Туда просили только двоих…

— Что ты думаешь об этом? Ведь тебе известно, что за каждого человека, кого мы посылаем в Доромбош, я несу личную ответственность.

Лейтенант не ответил и принялся пристально изучать пол у себя под ногами. Подполковник насупился:

— Что, не подходит Помози?

— Никак нет, господин подполковник! За Помози я могу поручиться, но вот за того, второго, кого рекомендовал господин генерал…

— За него генерал и отвечает!

— Помози я бы спокойно рекомендовал.

— Тогда пошлем туда этих двоих. О втором новобранце тебе что-нибудь известно?

— Ничего определенного: изнеженный господский сын, но, кажется, вполне порядочный.

— Тогда нечего колебаться! Сделаем, как просил генерал, а там пусть делают с ним, что хотят. Им ведь тоже известно, что генерал рекомендует.

— Будут еще какие приказания? — поднялся лейтенант.

— Благодарю! У меня все. Так эти двое закончили свою службу в пехоте. Передай их на две недели в моточасть, а затем отправь по специальному назначению в Доромбош. Предупреди об их приезде, ведь это запретная зона.

— Слушаюсь!

Подполковник, оставшись один, достал бумагу и медленно принялся за письмо.