— Правда?! — поразился Ферко и даже оглянулся на хозяина, не шутит ли тот.
— Можешь мне верить…
Ферко подтянул вожжи, чтобы лошадь пошла бойчее и чтоб им побыстрее добраться до места. На одной из усадеб они слезли с повозки, Ферко взвалил за спину ящик с филином, а агроном сунул под мышку деревянную крестовину и топор.
Солнце едва показалось на горизонте, а охотники уже вбили кол в землю, закрепили один конец шнура на кольце, вделанном в крестовину-насест, а другой — на лапке Ху и поспешно укрылись в заросли большого куста на выгоне, метрах в ста от опушки леса.
Это был ответственный момент для людей и для филина, который, конечно, не понимал, что значат все эти приготовления. Какое-то время он сидел на траве, оценивая обстановку; по всей видимости, он был на свободе. А рядом — привычный сук с перекладиной.
Ху смерил взглядом расстояние до перекладины, потом покосился на куст, где спрятались люди.
— Что бы все это значило?
Никаких тебе камышовых стенок, нет даже проволочной сетки… Сердце филина радостно забилось, но поначалу все же победила привычка, и он спокойно взобрался на знакомую перекладину.
Камышовых стенок не видно, проволочной дверцы как не бывало, зато неподалеку деревья, совсем как дома, возле большой реки.
Филин взмыл в воздух, вольный ветер наполнил крылья, и тут бечева резко рванула его и земле.
— Кар-карр-кар, — подала сигнал серая ворона, первой заметившая филина, за ней захрипела другая, тотчас подоспела третья, и бедняга Ху не знал, кого слушать. Он не понимал даже, что, собственно, произошло. Выходит, на насест можно летать, а в лес — нельзя?
— Стреляйте же, — шепнул Ферко, но агроном лишь улыбнулся, видя, как охотничья лихорадка охватила его помощника.
— Не горячись, Ферко. Пусть их каркают, они подманят дичь покрупнее…
Филин вновь попытался взлететь, и снова бечевка рванула его к земле.
— Кар-кар, слетайтесь сюда, скорее, — всполошенно кричали вороны, — вот он, убийца, разбойник кровавый, ночной палач… Кар-кар…
Филин Ху снова уселся было на насест, но в этот момент одна из ворон пронеслась так близко, что филин пошатнулся.
— Да не ждите же, — возмутился Ферко, — ведь они его заклюют!
Но Ферко мог бы и не торопить события.
Дуло ружья плавно поднялось, и один за другим прогремели два выстрела, а две вороны, подбитые на лету, рухнули на землю.
Ферко, сидя в укрытии, азартно хлопал себя по коленям.
— Вы на филина поглядите, как перепугался!
Бедный Ху сроду не слыхал такого треска и грохота, он до того перепугался, что соскочил с крестовины и, прижавшись спиной к деревяшке, ждал неминуемого нового нападения, сопровождаемого громом и сверканием огня.
Но вороны не отступили перед выстрелом.
Перед ними был враг — Страшилище; должно быть, это оно только что лишило жизни двух их собратьев. Так проучить его, вперед!
— Кар! Кар! Бейте его, выклюйте ему глаза!
— Трах-бабах! — И еще одна ворона, кувыркаясь через голову, безжизненным камнем свалилась вниз; неумолимость возмездия несколько охладила воинственный пыл нападающих, а филин взобрался обратно на свой насест.
Вороны расселись на самых высоких деревьях вдоль опушки леса и оттуда принялись поносить филина, но вот и они замолкли, словно раздумывая, как все это могло произойти. Три их собрата лежат на земле, но филин даже не притронулся к ним, а выстрелы… похоже, это дело рук человека…
Но где человек?
Во всяком случае ситуация весьма подозрительная. Филин сидел совершенно неподвижно, как и вороны на верхушках деревьев, и на какое-то время вокруг установилась сторожкая тишина.
— Чет-четт! — вдруг подал голос сорокопут. — А это страшилище откуда взялось? С воронами, вижу, он уже расправился, а еще говорят, будто филины днем слепы. Черта с два! Вот лежат трое из племени Кра… Пусть рискованное это дело, но я должен посмотреть поближе, что там случилось!
И сорокопут подлетел почти к самому филину, а поскольку Ху не обратил на него ни малейшего внимания, спустился еще ниже, чтобы клюнуть филина в голову.
— Ах, ты, дрянь! — презрительно затрещал клювом Ху. — Сверну тебе шею, и пикнуть не успеешь…
— Чет-четт! Видел я, видел: не можешь ты больше летать… — И сорокопут снова бросился было на филина, который отбил его сильным крылом, после чего сорокопут испуганно рванулся в сторону и опустился на куст, где засели люди.
— Качни куст, Ферко, иначе этот нахальный сорокопут не отстанет от филина.
И тут сорокопута постигла поразительная неожиданность. Ветра не было, ни один листок не шелохнулся, а куст под ним вдруг закачался так сильно, что сорокопут в панике бросился к лесу.
Зато вороны не покидали своих наблюдательных постов, и стоило филину чуть переступить с ноги на ногу, как все племя Кра поднимало оглушительный крик.
Солнце уже достигло леса, и чаща наполнилась многократным эхом певчих птиц, когда послышался собачий лай, и вороны тотчас снялись с деревьев.
— Достань, Ферко, сумку с провизией, поедим, что ли. Ведь теперь какое-то время сюда ни одна птица не сунется.
Они ели, не забывая поглядывать на филина; Ху, похоже, примирился с тем, что ему не улететь, и теперь сидел смирно на своей перекладине, но не переставал прислушиваться к окружающему.
— Шш-шш-шш! — прошелестело в воздухе, однако ружье уже было наготове — нож, сало и хлеб полетели на землю, но агроном тотчас же и обернулся к Ферко.
— Сарыч, — сказал он, — тряхни куст как следует, пусть убирается восвояси. В него нельзя стрелять.
— Почему же это?
— Да потому, Ферко, что если бы ты вылавливал за год хоть вполовину столько мышей, сколько эта красивая птица, я положил бы тебе двойное жалованье…
Сарыч возмущенно заклекотал в поднебесье и снова ринулся вниз на филина; он проскользнул так близко, что птицы едва не сшиблись. Ху спрыгнул с перекладины на землю.
— Тебе сказано, тряхни куст, — рассердился агроном, — а то приманит он сюда самку, а от двоих филину не отбиться.
Куст задвигался, и потревоженный сарыч улетел, а для охотников вновь наступила короткая передышка, которой едва хватило, чтобы прикончить сало.
Послышался отрывистый клекот, и на филина обрушилась маленькая пустельга; Ху, правда, не испугался, но раздраженно завертел головой.
— Сии-и-и! — свистнула пустельга и уселась на куст, прямо над головами охотников.
Ферко широко улыбнулся.
— Прямо за лапку можно бы схватить, — шепнул он, но пустельга услышала шепот и вовремя улетела.
— По дороге домой пройдем через Эрмезё, — сказал агроном, — и попросим Морица привезти сюда дерево для птиц.
— Чего привезти?
— Дерево для нападающих птиц. Мы покажем, куда его поставить. Надо сухое дерево высотой метров пять-шесть закопать в землю поблизости от кола с перекладиной, и все птицы перед тем, как напасть на филина, сперва будут садиться на него и оттуда ругать филина. Сейчас они наверняка обсели все высокие деревья вдоль опушки…
Ферко осторожно раздвинул куст со стороны леса.
— И правда, сидят, только не видно, кто…
— Кар-карр… — будто в ответ на слова Ферко донеслось от опушки леса. Стало ясно, что оттуда за филином неотрывно следят вороны, и лишь недавнее колыхание куста пока еще отпугивало их. Затем донеслось ответное карканье — откуда-то с отдаления: знак того, что другие вороны, не видевшие филина, услышали призывы своих собратьев к охоте.
Пронзительный гомон стаи все нарастал, и вот уже десяток ворон сразу набросился на филина, Ху какое-то время отбивался от них, потом соскочил на землю.
— Кар-кар, — подбадривали друг друга вороны, но тут снова заговорило ружье, и еще две из них ткнулись носом в землю. На это стая вконец озлобилась, карканье заглушило все звуки! Гибель своих собратьев вороны приписали филину, и черная карусель кружила не унимаясь, пока вороны не потеряли еще двух бойцов.