Прокручивая в голове возможные варианты, Дроздов приходил только к одному выводу.

– Будем ждать, – негромко сказал он, глядя на спокойную гладь реки.

– Эх, Дроздов, сейчас бы удочку да посидеть на бережку… – подошел сзади полковник Сукровин. – Как считаешь?

– Да что-то настроения нет для рыбалки, Дмитрий Палыч.

– О них думаешь? – Полковник взглядом показал на теплоход. – Ты же им ничем не поможешь.

– Да я это знаю лучше других. Но от этого хочется орать так, чтоб услышал тот, кто сидит там, на небе.

– О, Дроздов, я хоть и не сильно верующий, но ты бы лучше его не злил, – Сукровин поднял глаза кверху. – А то, не ровен час, еще чего-нибудь нам устроит…

– Мы пока с вирусом не разобрались, куда нам еще. Разве только, если вероятный противник решит ядерную войну замутить. Терять-то все равно нечего.

– Да ну тебя, Дроздов, любишь ты ужасами пугать. Пошли в машину, перекусим да выпьем по сто грамм, – сказал полковник и направился к бусику.

Дроздов повернулся и последовал за ним.

Когда он подошел к микроавтобусу, в голове в очередной раз прокручивались события, происходившие на палубе теплохода.

– Слушай, Дмитрий Палыч, а ведь он слишком бодр был. Тебе не кажется? – о чем-то размышляя, негромко спросил Дроздов.

– Чего?.. Ты что там бормочешь? – отозвался полковник из машины.

– Я говорю, что слишком он бодрый был, этот Штельмах.

– И чего?

– А того, Дмитрий Палыч. Времени сейчас сколько?

– Начало двенадцатого. А что?.. Ничего не пойму. Ты чего там думаешь?

– Вот смотри, Дмитрий Палыч. Штельмах этот бегал по теплоходу, как здоровый, а жена его в тяжелом состоянии, если не умерла вообще.

– И что?..

– Считай, с момента его заражения прошло минимум восемь, а то и девять часов. Он, по идее, должен был лежать или ползать от слабости. Вирус заставил бы его кровью кашлять, а он бегал. И я задаюсь вопросом: почему?

– Ну, Дроздов, ты даешь! Нашел о чем думать. Ну, бегал этот Штельман, деньги всем предлагал, пугал всех, и что?.. Отбегался. Давай, Дроздов, выпьем и вот… ребята колбасы дали и сыра. Держи, – Сукровин подал ему пластиковый стаканчик, наполовину наполненный коньяком.

– Штельмах.

– Чего?

– Штельмах его фамилия была.

– А, да? Ну и бог с ним. Ему теперь все равно. Бери закуску, – Сукровин показал глазами на газету, где были разложены пластиковые упаковки с нарезанными продуктами.

– Главное, Дмитрий Палыч, чтоб мы и наши близкие были здоровы, – сказал Дроздов, стоя у микроавтобуса, и залпом выпил коньяк.

– Дроздов, что мне в тебе нравится, так это то, что я даже «а» сказать не успеваю, а ты уже выпил. Мог бы тост толкнуть, что рад нашей встрече, а потом о здоровье, – улыбнулся полковник и тоже выпил.

– Не, Дмитрий Палыч, сначала здоровье, а потом уже все остальное… Вот не выходит у меня из головы этот Штельмах, не выходит. Ему же почти шестьдесят было, а жене тридцать семь. Только он бегал по всему теплоходу и драться лез, а она свалилась. Почему так?

– Не знаю, – пожал плечами Сукровин. – Может, она действительно простыла в холодной воде?

– А он тогда почему не простудился и воспаление легких не заработал?

– Что ты пристал, Дроздов? Откуда я знаю?.. Может, он закаленный был! Ты, Дроздов, с падающего вертолета спрыгни в реку, у тебя столько адреналина в кровь бахнет, что не сразу и поймешь. Ты еще будешь?.. Или кофе?

– Что?!

– Я спрашиваю, коньяк или кофе тебе?

– Нет, до этого ты что сказал?..

– Да иди ты, Дроздов! Я тебя боюсь. Ты чего пристал? Я тебе кофе наливаю, – сказал полковник, держа в руках термос.

Дроздов быстро достал из кармана трубку и набрал номер.

– Костя, Тамаев где? Скажи ему, чтоб быстро ко мне бежал! – Дроздов спрятал телефон в карман плаща.

– Товарищ полковник, Дмитрий Палыч, можно вас на две минуты? – подошел к микроавтобусу спецназовец.

– Что случилось, Серёжа? Можешь при Олеге Владимировиче говорить! – отозвался из машины полковник.

– Я при этом маньяке говорить не хочу, – ответил спецназовец.

– Не понял. Ты что, майор, совсем потерялся? – посмотрел на него Дроздов.

– И мои ребята не будут работать с этими палачами, – не обращая внимания на Дроздова, сказал спецназовец.

– Слышишь? – Дроздов вцепился в его плечо.

Майор резко повернулся к нему и, схватив за грудки, сквозь зубы процедил:

– Ты меня не трогай. Единственное, что можешь ты и твои подопечные, так это безоружных людей расстреливать.

– Ну-ка, тише, тише, – выпрыгнул из машины Сукровин и отцепил спецназовца от Дроздова. – Ты что, Серёжа, устал? Руки свои при себе держи. Ты что творишь?

– Дмитрий Палыч, ребята решили, что с этими работать не будут.

– Хороша у вас дисциплинка, ничего не скажешь. Морально, Дмитрий Палыч, слабоваты твои сотрудники. А ты, майор, слюни и сопли свои подбери, а то боюсь, разрыдаешься сейчас.

– Что?! – Спецназовец дернулся, но Сукровин схватил его за снаряжение и притянул к себе.

– Ты, Серёжа, перегрелся! Или ты забыл, что такое приказ? – смотрел ему прямо в глаза полковник.

– Приказы этого мы выполнять не будем! Он и его люди могут только гражданских расстреливать! Мы должны спасать, а не убивать!

– Да ты что?.. О как, оказывается. Да ты просто черный плащ, майор! – съязвил Дроздов.

– Успокойся! Успокойся, говорю! – держал парня полковник. – Ты чего разошелся?

– Дмитрий Палыч, а ну, оставь его! Оставь, не держи. И что вы предлагаете, майор? – подошел к нему ближе Дроздов.

– Да ладно, Владимирыч, погорячился он, – глянул на него Сукровин.

– Нет-нет, оставьте его, Дмитрий Палыч. Так что вы предлагаете, майор?

– Надо отправить группу на теплоход и начать эвакуацию тех, кто еще не заражен! А мы стоим здесь и ждем, когда они там все умрут! Да еще некоторые стреляют и убивают безоружных простых граждан! Замечу: наших граждан!

– А, ну что ж, довольно интересное предложение. Слышали, Дмитрий Палыч, что сотрудники говорят? – заметил Дроздов. – Прямо в бой рвутся, в самую гущу, так сказать!

– Да он просто не понимает, о чем говорит.

– Да понимаю я всё! Наденем костюмы и проведем эвакуацию! – стоял на своем майор. – Машины дезинфекции прибыли.

– Вот видите, Дмитрий Палыч, всё он понимает. Костюмы наденут – и прямо на теплоход, а там все туристы и члены команды таблички на себя нацепят!

– Какие таблички? – не понял спецназовец.

– Да закрой ты уже рот, Серёжа! – повысил голос Сукровин. – Твою тупость даже я уже слушать не могу!

– Какие таблички?! Ты спрашиваешь, какие таблички?.. – Дроздов подошел к парню еще ближе. – Простые, майор! И на каждой табличке будет написано: «не заражен». Там, – он показал рукой в сторону теплохода, – сейчас каждый такую табличку напишет! Даже тот, кто кровью кашлять будет, тоже напишет! И тот, у которого температура тридцать семь и пять будет, тоже! Они сейчас все такие таблички напишут, только скажи!

– Ну так… – попытался что-то ответить спецназовец, но не смог подобрать аргументов.

– Подожди, помолчи теперь! Ты что же думаешь, я не хочу их спасти?.. Хочу! Может, даже больше, чем кто-либо другой, хочу! Но я понимаю, что не могу этого сделать! А тебя, майор, расстрелять надо! Из-за таких, как ты и твои бойцы, мы имеем несколько блокированных городов и поселков! Вот из-за таких жалостливых мы сейчас здесь! Кто-то пожалел и того бизнесмена, которого мы сейчас завалили! Только теперь от этой доброты и жалости почти триста человек под угрозой смерти! И никто – слышишь, майор? – никто не знает, кто из них инфицирован, а кто нет!

– Но… – опять хотел что-то возразить спецназовец.

– Серёжа, ты как их сортировать будешь?! – посмотрел на него Сукровин.

– Или давай, давай спасем триста человек и отвезем их в ближайшую больницу! Что у нас тут поближе?.. Ну, ближайший город какой? – разошелся Дроздов, понимая, что его железные аргументы не перебить.