– Мени, – сказала я, – можно я тебя поцелую?

Он отрицательно помотал головой:

– Нет. Ты обманешь.

Я расхохоталась по дороге к выходу.

– Верно, дурачок! Да и как же иначе? Ты ведь рожден, чтобы быть обманутым! Прощай, ошметок камрада!

Мики позвонил, когда я уже подъезжала к Беер-Шеве.

– Бетти, куда ты усвистала? Что за манера – ничего не сказав?

– Да смилостивится над своей непослушной рабой ее супруг и повелитель! – взмолилась я. – Если он соблаговолит оставить меня в живых, обязуюсь впредь просить письменное разрешение даже чтобы сходить на горшок…

– Ага, как же… – хмыкнул он. – Кто из нас двоих чей раб – это еще посмотреть. Бетти, я серьезно. Ты далеко?

– В поезде. Буду дома через полчаса. Милый, я все разузнала, можешь нас поздравить. Нисо отправлял…

– Стоп! – оборвал меня Мики. – Не надо по телефону. Расскажешь, когда приедешь.

Дома мы усадили Малыша перед телевизором, чтобы без помех обсудить итоги дня. Выслушав мои догадки о нисангеймерском канале транспортировки оружия германским анархистам, Мики удовлетворенно кивнул: получившаяся картина вполне соответствовала его предположениям. Но против всех ожиданий, наибольший интерес он проявил к истории о бедуине Али из деревни Аз-Зубейдат. По его словам, я раскопала это чрезвычайно кстати.

– Кстати? Почему?

Мики усмехнулся:

– Потому что нам вдвоем не справиться с бандой зубейдат – даже с помощью Зива и ребят из «Заслона». Нужны сильные союзники – например, другое бедуинское племя. Рашайда могут подойти. К тому же… Помнишь, где мы оставили «Гранд Чероки» Нисангеймера?

Я пожала плечами:

– Откуда мне помнить? Мне тогда хотелось умереть от усталости. Возле какой-то бедуинской деревни. Ты сказал, что они разберут автомобиль на запчасти в течение двух часов.

– Не «возле какой-то», а возле Бани-Рашад, – поправил он. – Как видишь, всё один к одному. Будет завтра о чем поговорить с Абульабедом.

– Кто такой Абульабед? Пустынный джинн или халиф из «Тысяча и одной ночи»?

– Скорее, разбойник, – рассмеялся Мики. – Атаман «рюкзачников», которые отрезали голову твоему Кропоткину.

– Карподкину.

– Как скажешь. Ему теперь без разницы. А Абульабеду и вовсе пофиг, как его звали. Я встречаюсь с ним завтра в Долине.

– Возьмешь меня с собой, – твердо проговорила я.

– Вот еще! Зачем ты там? Бедуины ведут переговоры только с мужчинами, а женщины для них…

– …Дешевле скота, – кивнула я. – Знаю. Я нужна тебе не для переговоров, а чтобы он поверил, что ты теперь вместо Нисо. Ведь Мени рассказал им о последней секретарше Нисангеймера. По дикарской мужской логике, кто спит с секретаршей, тот и начальник. Раньше меня возил Нисо, теперь возишь ты. Значит…

– Значит, я и начальник, – задумчиво продолжил Мики. – Что-то в этом есть. Пригодишься и микрофон нацепить. Женщину они не станут обыскивать.

– Микрофон? Зачем микрофон?

– Для Зива. Он будет прикрывать нас на всякий случай. Издали, через оптический прицел. Пусть слышит весь разговор – так надежней.

Назавтра мы выехали чуть свет, оставив Малыша на попечение приглашенной с вечера девушки-помощницы. У перекрестка Альмог нас ждал Зив за рулем видавшего виды джипа природоохраны. Пересев к нему, двинулись дальше – на север, по девяностому шоссе, а еще километров через тридцать свернули налево по едва заметной грунтовке, вьющейся вдоль узкого неглубокого ущелья, и ковыляли там с кочки на кочку, пока Мики не сказал «хватит». Зив достал из багажника винтовку, скатку, рюкзак и с поразительной быстротой вскарабкался вверх по склону.

– Слышишь, какая тишина? – зевнув, проговорил Мики. – Наслаждайся. По уговору встреча через два часа, но он наверняка опоздает. Важного человека положено ждать. Хочешь – свари кофе. Зив наверняка захватил примус и все такое прочее.

Он еще раз зевнул и немедленно задремал, воспользовавшись солдатским умением засыпать не когда хочется, потому что хочется всегда, а когда выпадает свободная минутка. Мне не хотелось возиться с примусом и вообще не хотелось двигаться, чтобы не нарушать спокойствия пустыни. Я примостилась на придорожном камне и стала вслушиваться в музыку тишины. В таких местах мне обычно кажется, что я пришла на концерт. Здешняя тишина только прикидывается тишиной. На самом деле она наполнена шепотом утреннего ветра, шелестом солнечных лучей, суетливой побежкой мелких грызунов и скорпионов, плавным скольжением змей, потом камней, движением сухих трав, дыханием остывшей за ночь земли. Нет ничего торжественней и мощней этой музыки…

– Бетти, проснись! Они едут!

Я проснулась оттого, что Мики тряс меня за плечо. Солнце уже стояло высоко. Снизу из ущелья доносился звук моторов.

– Пересядь в тенечек, вон туда, к стенке, – скомандовал Мики. – И поправь микрофон. Зив, братан, как слышишь? Брось что-нибудь, дай знать.

Сверху тут же скатился камешек. Я пересела в тень, к примусу, и отхлебнула кофе из стаканчика. Кто-то дрыхнет, а кто-то варит кофеек… Жаль, Зива не угостить. Вот уж кому сейчас несладко на солнцепеке.

Бедуины подъехали на двух пикапах «Исузу» – в каждом по трое. Из первой машины вышел молодой парень, не говоря ни слова, осмотрелся, несколько раз прошелся вперед-назад и вернулся в кабину. Минуту-другую не происходило вообще ничего. Мы с Мики, потягивая кофе, глазели на бедуинов в пикапах, они глазели на нас сквозь ветровые стекла. Наконец хлопнула дверца второй «Исузу». Мужчина в длинной белой галабие и красном клетчатом головном платке постоял, разминая кости, шумно вздохнул и двинулся в нашу сторону. К нему присоединился давешний парень из первого пикапа. Оба присели на корточки рядом с нами. Как и предсказывал Мики, они смотрели только на него, полностью игнорируя присутствие низшего существа, то есть меня. Что живо напомнило мне наш недавний визит в Бней-Брак.

Мики молча наполнил два чистых стаканчика и поочередно протянул их гостям. Гости взяли, не поблагодарив даже кивком.

– Подарил ли мне аллах высокую честь говорить с шейхом Абульабедом? – нарушил Мики затянувшееся молчание.

Старший важно кивнул. На вид ему было лет сорок-сорок пять.

– Как твое имя? – спросил он. – И что тут делает эта женщина?

– Милостивый шейх может звать меня Шахаром, – ответил Мики. – А женщина – моя секретарша. Возможно, шейх ее помнит: раньше она была с Нисо, а теперь перешла ко мне.

Бедуин покачал головой:

– Не помню. Нисо приезжал ко мне с другой секретаршей.

– Он их часто менял, – ухмыльнулся Мики. – Эта оказалась последней. Я привез ее сюда, чтобы ты убедился, что все у нас будет по-прежнему.

Абульабед отхлебнул из стаканчика и поставил его на землю.

– Не обижайся, Шахар, но вы не умеете варить кофе. И прятать снайперов тоже. Кто у тебя там наверху? – Он кивнул в направлении Зива. – Думал, мы не заметим? Вон камешки на дороге. Вот след на склоне. Вон сломанная колючка.

Мики восхищенно кивнул:

– Разве в пустыне можно что-то спрятать от бедуина? Вы тут хозяева, мы гости. А что до моего человека там, наверху, пусть шейх примет это как знак особого уважения. Кем бы я был, если бы встретил тебя с одной секретаршей?

Бедуин помолчал, взвешивая ответ, и, видимо, признал его достойным.

– Так что теперь? – спросил он. – Когда ты вернешь долг?

– Пусть милостивый шейх не сомневается: долг будет выплачен сполна, – отвечал мой муж, поедая бедуина преданным собачьим взглядом. – Скажу больше: он был бы выплачен давным-давно, если бы покойный Нисо не вел дела в одиночку. Трудно войти в бизнес, когда не знаешь о нем ровным счетом ничего. Но теперь, слава аллаху, мы с шейхом встретились лицом к лицу как два достойных друга и можем обсудить все детали. А именно: где, чего и сколько.

Абульабед снова помолчал, прежде чем ответить.

– Что ж, справедливо, – сказал он. – Где? Здесь. Мы передадим тебе товар прямо здесь, на этом месте. Чего? Как заказывал Нисо: двадцать пять длинных, пятьдесят коротких и двадцать брикетов. Сколько? Три.