Никто и никогда не ожидает, что сбой генов произойдет именно с тобой, что именно ты родишь того, кого никогда не назовут полноценным человеком. За столько лет никто так и не выяснил, почему это происходит и как с этим бороться. Кто-то валит на плохую экологию, кто-то на ГМО в еде, но Алана точно знает, что все это – бред. Зверолюди были еще до того, как появились заводы и придумали ГМО, просто когда-то их считали духами, богами, ёкаями. Рассказы о кицуне – это разве не миф о древних зверолюдях? Все это было и раньше, просто почему-то сейчас это перестало быть слишком редким явлением, чтобы считаться мифом и небылицей.

Леон поднимает глаза на няню, подхватывает дочку на руки и идет по направлению к дому. Она была готова стать ненавистницей, расисткой – кем угодно, чтобы сохранить свою дочь от того, что ее ждало в мире, который не будет так же дружелюбен к ней, как она к нему. Мир просто переломает ее. Она собиралась скрывать ее существование от мира так долго, как это только возможно. Когда-нибудь ей больше не нужно будет притворяться, и она накопит достаточно денег, чтобы увезти ее туда, где не будут смотреть на ее маленькие милые крылышки, решая, брать ее в университет учиться, принять ли ее на работу и сколько денег ей платить.

Алана старается подавить зевоту – посреди ночи ей позвонил Грегори и сообщил, что они засекли волка в одном из районов. Она собиралась заехать за Соли, которую уже подняла своим звонком, а потом поехать в этот самый район. Грегори снова не справился с работой – упустил зверочеловека. Коллега утверждает, что волк просто испарился.

Алана знает: многие зверолюди обладают природными инстинктами, склонностью к тому, чтобы внезапно прятаться и исчезать, но обычно это были не волки, а животные, которые вынуждены так поступать в дикой природе, чтобы выжить, разумеется. Волк – не один из них, так что Алана с трудом сдерживает раздражение, с силой сжимая руль автомобиля.

***

Соли Бойл просыпается от настойчивого звонка телефона. Она раздраженно вздыхает, предпринимает настойчивые попытки достать до него на тумбочке. Ее младший брат уже начинает недовольно ворчать о том, что ему вставать утром в университет.

На экране высвечивается номер Аланы. Раздражение тут же улетучивается, и Соли поспешно поднимает трубку, чтобы услышать, что ей нужно встать и собраться, потому что их добычу видели в одном из районов.

Весь сон словно рукой снимает. Соли улыбается почти хищно и бросается переодеваться в форму. Раньше ей приходилось работать официанткой в двух ресторанах, чтобы обеспечить брата и оплатить его школу, купить продукты, одеть его во что-то поновее обносков соседских детей. Но с тех пор, как она поступила в Академию и стала получать стипендию, она смогла немного выдохнуть.

Пенсия их бабки никогда не смогла бы обеспечить жизнь трем людям даже с пособием, которое ей платили за опеку над ними. К тому же она сама нуждалась в дорогостоящих лекарствах. Так что с того момента, как родители умерли, вся ответственность легла на совсем к этому не готовую Соли. Словно все мироздание было против нее. Против ее семьи.

Соли, уже одетая, уставилась на своего спящего брата. Он учится на программиста, и она чертовски горда этим негодником, который вытрепал ей все нервы. Бойл тихо выходит из комнаты, прикрыв дверь, и садится на крыльце дома, извлекая из кармана пачку ментоловых сигарет. Она начала курить давно, еще когда родители были живы, но с тех пор, как их не стало, она редко брала в руки сигарету – они бы этого не одобрили.

Сейчас, когда воспоминания так внезапно нападают на нее, едкий дым табака – единственное, что может помочь не погрязнуть в этом кошмаре, но в этот раз сработало не так хорошо, как обычно. Соли прикрывает глаза, но на обратной стороне ее век отчетливо отпечатываются картины того самого вечера.

Стоит самая обычная темная ночь, которую неприятным желто-оранжевым светом рассеивают городские фонари. Только они через окно освещают маленькую кухоньку в одном из районов столицы. Именно там молодая девушка копается в шкафах в попытках найти хоть что-нибудь для ночного перекуса. В школе популярна какая-то модная диета, так что днем она старалась не есть лишнего, но ночью не могла сдержаться.

Так всегда бывает – ночь словно скрывает все поступки, которые человек мог бы назвать постыдными, она как мантия-невидимка: прячет от остального мира, что именно ты решила умять на кухне в полночь, и в каком количестве ты планируешь это съесть.

Ночь ее завораживает. В маленьком палисаднике стрекочут кузнечики, и это единственный звук, который нарушает ночную тишину. Соли садится за стол с пачкой крекеров, которые удалось обнаружить в верхнем шкафу.

Забрасывая очередной крекер в рот, Соли совершенно не ожидает, что тишину ночи вскоре прорежет громкий крик, который не может принадлежать никому, кроме ее матери.

Он настолько громкий, что кажется сюрреалистичным. От него кровь стынет, становится ледяной, а разум отказывается даже думать о том, что могло стать причиной такого пронзительного вопля.

Соли не помнит, что происходит с крекерами, не помнит, как бежит, преодолевая коридор, который впервые кажется настолько длинным. Распахнув дверь в комнату родителей, единственное, что она может сделать – это замереть. Комната, которая раньше была образцом порядка в этом доме, теперь перевернута вверх дном.

В центре всего этого хаоса, как будто на картине из артхаусного фильма, лежит ее отец, смотрящий в проем двери пустыми глазами: его стеклянный взгляд словно пронизывает Соли насквозь, его черная кровь становится антуражем для трагического героя на сцене. Эта кровь везде. Его ослабевшие пальцы не держали ружье, которым он не успел воспользоваться.

Звук упавшего на пол телефона – словно удар в колокол. Соли поворачивается на этот звук. Телефон выпадает из рук ее матери – шикарной блондинки, в горло которой сейчас впиваются клыки не зверя и не человека – настоящего дьявола.

Все это – лишь секунда. Больше Соли и не нужно. Ее отца не спасти, но мама? Может хотя бы маму? Пожалуйста! Пожалуйста! Не забирайте у нее маму! Она не позволит!

Одно мгновение, и вот отцовское ружье в ее дрожащих руках: нет права на ошибку, у нее лишь один шанс. Мохнатое ухо поворачивается в ее сторону почти одновременно с лохматой головой. Чужие желтые глаза, светящиеся в оранжевом свете фонарей, смотрят прямо в душу. В них нет ничего человеческого, ничего, что Соли назвала бы чувствами.

Ее руки больше не трясутся, один шанс – один выстрел. Прыжок. Оглушающий звук выстрела. Отдача. Тупая боль в плече. Чужое тело с глухим стуком валится к ногам Соли. Желтые глаза зверочеловека смотрят на нее. Это была женщина возраста ее мамы. Пума. Это все, что Соли помнит. Она не запоминала, как подходила к матери, запомнила лишь свои руки на ее разорванном горле. Она пыталась надавить на рану, остановить фонтан, благодаря которому она сама вся оказалась в этой черной, словно нефть, жидкости – такой уж была кровь в ночном свете.

Ее мать не сказала ей последнего слова – не могла, но ее глаза, полные нежности и боли, навсегда останутся в памяти Соли, даже если все остальное исчезнет. В одну обычную ночь судьба сразу нескольких людей перевернулась с ног на голову. И скрывать сигареты от родителей или соблюдать диету, на которой сидели все крутые девчонки… Все это вмиг перестало быть важным. Тишину ночи прорезает еще один крик, который останется царапающим ощущением в горле надолго.

Звук мотора рассеивает воспоминания, как дымку. Соли больше не та маленькая девочка, у нее теперь есть сила и цель. Она не позволит подобной трагедии повториться. И прямо сейчас она идет к своей цели: с каждым пойманным зверочеловеком этот мир становится чуточку безопаснее и, если понадобится, она поймает их всех.

Подъехавшая машина принадлежит Алане. Она дожидается пока напарница залезет в машину, и выражение лица Соли кажется настолько серьезным, что Леон начинает беспокоиться. Вообще-то Соли часто беспокоила ее своим поведением. Она энергична, жизнерадостна и остается по-настоящему хорошей девочкой до тех пор, пока это не начинает касаться зверолюдей. Тогда в ней просыпается очень темная сторона, которая сильно пугает Алану. Соли действительно становилась чуть ли не безумна в своем стремлении преследовать зверолюдей до потери пульса. Причем совсем не своего. Складывается ощущение, что она никогда не устает от этого. Как жаждущий чужой крови охотник – она неумолима. Если все это время Алана лишь делает вид, что ненавидит зверолюдей ради защиты своей небольшой тайны, то ненависть Соли настолько настоящая и яркая, что от нее становится неуютно.