— Почему сейчас?

Она отводит взгляд и вздыхает.

— В моей жизни произошли некоторые… изменения, и это правильно. Честно говоря, Дек, так будет лучше для меня.

Чего бы я только не отдал, чтобы вернуться в прошлое и все исправить. Я провожу руками по волосам, пытаясь придумать, что сказать.

— Ты уверена?

Она кивает.

— Пришло время забыть об этом, ты так не думаешь?

Мне хочется закричать, схватить ее в объятия и целовать до тех пор, пока никто из нас не сможет отпустить. Но если она хочет уйти, я не имею права ее останавливать. Я потерял эту привилегию много лет назад, и я был бы самым большим засранцем на свете, если бы сказал ей, что она должна остаться, когда у меня нет ни малейшего желания делать то же самое.

Мы с Сидни никогда не сможем быть вместе.

Тем не менее я здесь, чтобы загладить свою вину. Я хочу, чтобы мы нашли путь через обиду и злость и, возможно, нашли немного понимания.

— Позволь мне помочь тебе, — говорю я, еще не понимая, что делаю.

— Помочь мне? Как?

Колесики начинают быстро вращаться. Я не знаю, как именно ей помочь, поэтому начинаю шагать, обдумывая план. Я щелкаю пальцами, как только у меня появляется идея.

— У меня есть друг — инвестор по недвижимости. Он поможет продать мою семейную ферму, как только мы пройдем через двухлетнее чистилище. Майло — гений, знающий рынок и то, как лучше выставить недвижимость, чтобы получить за нее максимальную цену. Если тебе не суждено жить здесь, ты сможешь хотя бы заработать как можно больше денег.

— Моя цель — продать ее как можно быстрее, — говорит Сидни и прикусывает нижнюю губу.

Я подавляю желание провести пальцем по ее рту и вытащить губу из оков, прежде чем поцеловать ее. Я засовываю руки в карманы, чтобы не сделать этого.

— Я могу помочь, Сид.

Она смотрит на меня с любопытством, а затем выпускает вздох через нос.

— Это идет вразрез с моим планом избегать тебя любой ценой.

Избегать ее, когда она так близко, все равно что запретить моим легким дышать. Я могу попробовать немного, но в конце концов потребность окажется слишком сильной, чтобы сопротивляться.

— А я думал, что ты хочешь быть вежливой… — я стараюсь говорить непринужденным тоном, надеясь, что мне это удастся.

— Да, но, похоже, мы не очень хорошо справляемся с вежливостью.

— Нет, думаю, что нет, но это может стать точкой отсчета нашей новой дружбы.

Сидни пинает камень, и он летит вниз по грунтовой дороге.

— Грустно, правда?

— Что именно?

— Что мы дошли до этого. Два человека, которые раньше могли сказать друг другу все, что угодно, теперь с трудом могут говорить. Не было ни одной запретной темы, и раньше я знала тебя так же хорошо, как себя, — говорит Сидни, по-прежнему не глядя на меня.

Только мне не нужно видеть ее лицо, чтобы понять, что там будет. Ее голубые глаза немного потускнеют, как это бывает, когда ей грустно, и она прикусит внутреннюю сторону щеки. И все же я жду, потому что хочу, чтобы она меня увидела.

После нескольких секунд, в течение которых она избегает меня, я подхожу ближе и пальцем поднимаю ее подбородок, заставляя ее перестать смотреть на землю.

Наши взгляды встречаются, и, клянусь, я словно переношусь в прошлое. В ней все еще есть эта прекрасная невинность, которая пронзает меня насквозь, напоминая о том, как я влюбился в нее, не имея ни малейшего шанса остановить это.

Может, я и не хочу жениться или заводить детей, но мое сердце и душа всегда принадлежали одному человеку, и никогда не будут принадлежать никому другому.

— Думаю, мы все еще можем узнать друг друга с хорошей стороны.

Она качает головой.

— Я больше не знаю тебя. Я не знаю этого человека, который не хочет или не может любить. Ты был не таким.

— Это то, кем мне пришлось стать.

Правда в том, что, возможно, я всегда должен был быть таким. Любовь к Сидни была ошибкой, потому что она всегда заслуживала гораздо большего, чем я мог дать. Авария забрала часть меня, и все эти годы мне приходилось держать ее в себе, позволяя ей разъедать меня, и я ожесточился.

— Почему?

Я смотрю на нее, мое сердце колотится, когда я пытаюсь сказать ей об этом без слов.

— Один момент может определить всю жизнь. Мой отец преподал мне этот урок, и я не мог оставаться здесь и причинять тебе боль.

Больше я ничего не могу сказать, потому что все это было несправедливо. Это было ужасно, и я разрушил то, что могло бы стать совсем другой жизнью. Но теперь, с этой новой надеждой на частичку ее — всего лишь частичку, я знаю, что должен рассказать ей все о прошлом.

— И решение, которое ты принял в тот момент, определило мою жизнь.

— Я отпустил тебя.

Она смеется и отступает назад.

— Ты знал меня гораздо лучше. Ты знал, что мое сердце всегда будет твоим.

— Я не заслужил этого.

— Может, и нет, но… — она пожимает плечами. — Оно было твоим, и я думаю, самое страшное… что оно все еще твое.

Мое горло сжимается, когда я смотрю на нее, желая признаться, что мое сердце тоже принадлежит ей. Будь я лучше, я бы упал на колени, умоляя ее простить меня, и пообещал бы ей все, что она пожелает. Но она уезжает. Она хочет продать ферму и уйти в жизнь, частью которой я никогда не стану. То, что я сказал Коннору, было жестоко, но это была правда. Мне не нужны жена и дети.

Она хочет этого.

Было бы жестоко отнимать у нее еще что-то.

Сидни смотрит на меня и грустно улыбается.

— Я приму твою помощь в продаже фермы. Я бы хотела уехать отсюда как можно скорее.

Она поворачивается и направляется к сараю, а я, как всегда, позволяю ей уйти.

— Дядя Деклан! — слышу я голос Хэдли по ту сторону двери в моем доме, похожем на коробку.

Фургон был бы лучше, чем это.

Я встаю с кровати, которая была моим единственным сидячим местом, и открываю дверь.

Ее длинные каштановые волосы убраны на макушку, и она ухмыляется так, будто я самый лучший человек на свете.

— Как дела, монстр?

— Я не монстр.

— Нет? — я смотрю на часы. — Кто еще стучит в дверь в семь утра?

— Твоя любимая племянница, — Хэдли хлопает ресницами и подтягивает руки под подбородок.

Моему брату придется несладко.

— От тебя одни неприятности.

Она улыбается.

— Папа спросил, можешь ли ты прийти в дом, он сказал, что ты захочешь поесть, а потом мы можем спуститься к ручью и порыбачить. Я никогда не была на рыбалке. Он сказал, что ты любишь ловить рыбу и что ты поймал самую большую рыбу на свете. Правда? Ты хорошо ловишь рыбу?

Хэдли говорит так быстро, что я не понимаю, о чем она спрашивает и на что я должен отвечать в первую очередь.

— Ух…

— Когда ты пойдешь, у тебя будет своя удочка? Я хочу удочку. Ты можешь поехать с нами на рыбалку, дядя Деклан?

Мои глаза расширились, когда я уставился на этого крошечного человечка с равными долями абсолютного ужаса и восхищения.

— Я уверен, что должен поехать на рыбалку. Поскольку ты никогда не была, а я намного лучше твоего отца в этом деле, я научу тебя, как это делается.

Она сияет.

— Я знала, что ты пойдешь!

Хэдли хватает меня за руку, вытаскивая из крошечного домика.

— Пойдем! Нам нужно поесть, потом мне нужно почистить зубы, а потом мы можем идти!

Я хватаю свою толстовку, пока она тащит меня из крошечного домика в сторону главного. Я не так уж далеко от него, поскольку мне нужен был Wi — Fi, чтобы продолжать работать и не испортить себе настроение, но мы добираемся туда в рекордные сроки, поскольку она практически бежит.

— Знал, что она — лучший вариант, — говорит Коннор с ухмылкой.

— Мило. Использовать ребенка, чтобы получить то, что хочешь.

Коннор даже не выглядит виноватым.

— Она неотразима, мне нравится ее уверенность.

— Рыбалка?

Он пожимает плечами.

— Давненько я не был в тех краях, и я подумал, что мы могли бы проверить все, пока я демонстрирую свое превосходство над моим самым старшим и тупым братом.