Наконец, спустя почти лучину, на пороге снова показался Вадзим. Он улыбался. Смущённо, очень глупо, но очень счастливо.

– Всё чётко? – спросила Велга, спрятав руки за спиной.

– Монетка к монетке. – Гусляр широко улыбнулся и присел, подозвал к себе Мишку, прижал к груди. – Не скучай, дружок. – Щенок лизнул его в лицо. – И расти большим и сильным. Защищай нашу господицу Велгу. Она видишь какая маленькая, хилая… а ты… у-у-у, волчара!

Прежде чем распрощаться, они обнялись. Вадзим так крепко прижал Велгу к груди, что она едва не задохнулась.

– Может, однажды увидимся, – улыбнулась она.

– Конечно увидимся! – возмутился он. – Я же обещал спеть тебе свою новую песню.

И они пошли по дороге в разные стороны. Вадзим – к Красным воротам, что вели на большой тракт, Велга с Мишкой – к пристани на Торговых рядах.

Скренорцы готовились к отплытию, и пока они таскали товары и собирались на юг, Змай рыдал в голос, прижимая к себе Мельцу. Арн поглядывал на них издалека с лёгким недовольством, но не вмешивался.

– Ну, хватит. – Мельця гладила друга по волосам. – Я привезу тебе лучший троутосский шёлк, если перестанешь плакать.

– Синий, – хлюпая носом, попросил Змай. – К цвету моих глаз.

– Хорошо, дурилка, – улыбнулась сквозь слёзы Мельця. – Будет тебе синий шёлк.

Она заметила Велгу, отстранилась от Змая и распахнула руки для новых объятий.

– Позаботься о моём балбесе, – попросила она. – А то пропадёт один.

– Обязательно, – пообещала Велга.

Они долго ещё прощались, а после Велга, Змай и Мишка так же долго стояли на причале, глядя вслед скренорскому драккару.

– А если они не успеют вернуться до зимы? – встревожился Змай. – Бури опасны.

– Ты видел, что сотворила Мельця с нашим храмом? – хмыкнула Велга. – Что ей какие-то бури? Море испугается её.

– Это да…

Они продолжили молча смотреть на реку.

На Торговых рядах было шумно и ещё более суетливо, чем обычно. Теперь, когда мир с Ратиславией был восстановлен, все спешили на юг, чтобы успеть продать товар на Благословенных островах и вернуться до начала зимы.

– Грач предложил мне работу, – вдруг сказал Змай.

– Что? А как же…

– Не переживай, тебе тоже подсоблю, если что, – успокоил он. – Но вряд ли у тебя найдётся столько же дел для меня. А Грачу теперь нужен чародей, чтобы обучать способных Воронят и заключать новые договоры.

– Хочешь сказать, – нахмурилась Велга, – что кто-то уже заключает договоры с новым братством?

Вмиг весёлый гомон голосов на пристани приобрёл зловещий тон и в лицах случайных прохожих Велга прочитала тайну, которую вряд ли хотела бы узнать.

– Конечно, – хмыкнул Змай. – Это же Старгород, моя дорогая змейка. Здесь всегда кто-нибудь кого-нибудь захочет убить.

И он бросил в воду один из своих перстней.

– На удачу, – сказал он. – В подарок этому вашему Щуру, чтобы не обижал мою Мельцу.

Он щёлкнул Велгу по носу, потрепал Мишку за ухом и сошёл с причала.

– Кстати, – бросил он через плечо, – думаю, ты тогда угадала.

– О чём ты?

– Щур не пришёл бы просто так. Он пришёл, потому что должен был забрать то, что обещал. Можешь теперь спокойно купаться в речках.

– Воздержусь, – холодно отказалась Велга.

Змай пожал плечами и быстро пошёл по берегу в сторону Красных ворот. Велга не знала точно, но догадывалась, что где-то там и нашли своё новое убежище Во́роны Старгорода под руководством Грача.

Ей хотелось надеяться, что она никогда не прибегнет к их помощи, но уже с разочарованием догадывалась, что так не получится.

Потому что Змай был прав: в Старгороде всегда кто-то кого-то хотел убить ради богатства, власти и влияния. Старгород оставался Старгородом.

У моста через Вышню Велгу и Мишку дожидался Хотьжер.

– Всё в порядке, княгиня?

Втроём они ступили на мост. Мишка ловко вилял между ног прохожих, носился туда-сюда. Доски застучали под их ногами, а северный ветер развевал платок на голове Велги. Она остановилась у перил и сняла его. Кудри растрепались, упали на лицо. Щурясь, Велга вытянула руку с зажатым платком над водой. Золотая ткань колыхалась, словно пламя.

– Не называй меня так, Хотьжер, – попросила Велга. – Князей в Старгороде больше не будет. Я даже не нанимала тебя на службу. Я Велга. Просто Велга.

Люди всё шли и шли по мосту, Велгу и Хотьжера обходили стороной, но никто не останавливался, чтобы просто посмотреть на реку, проститься с ладьями, что уходили на юг. Все в Старгороде куда-то спешили.

Велге и Хотьжеру некуда было торопиться. Он встал слева от неё, опёршись локтями о перила, сцепил пальцы.

– Я рад. – Он опустил голову, пытаясь спрятать улыбку.

– Что? – растерялась Велга.

Платок в её пальцах развевался, точно прощаясь с ладьями или, наоборот, словно огонь на берегу, зазывая вернуться домой.

– Рад, что ты больше не княгиня.

– Это ещё почему?

Хотьжер смотрел на юг, в сторону Златоборска, куда утекали воды Вышни и куда впервые за долгое время снова отправились купеческие ладьи. Их паруса раздувались на ветру.

– Пока ты была княгиней, ты оставалась слишком… далеко.

– Я же всегда была рядом, – нахмурилась Велга.

– Но не для одного из шести детей Млада Калины, небогатого старгородского дворянина.

Платок выскользнул из пальцев Велги, и северный ветер тут же подхватил его, понёс над рекой дальше и дальше, пока тот не упал в тёмные воды Вышни.

Наконец Хотьжер посмотрел на Велгу. Его глаза, ореховые, тёмные, очень тёплые, полные страха, смотрели прямо, без обмана, без подвоха. Велге очень хотелось верить, что на этот раз она не ошибалась и этим глазам действительно можно доверять.

– Я рядом, – повторила она, опуская ресницы.

Ей казалось, она научилась скрывать свои чувства, но какая-то очень глупая, смущённая улыбка предательски расплылась на губах. Мужчины никогда не смотрели на Велгу Буривой так. Просто. Нежно. Тепло.

– Пошли домой?

Велга позвала Мишку, он тут же подбежал, и втроём они пошли дальше по мосту, на правый берег. Домой.

– Матушка. – Белый замер, пригляделся.

Он не выпускал нож из руки, готовясь нанести удар. Но размытый силуэт в тенях оказался всего лишь грудой мусора. После того как Вороны покинули убежище, кто-то явно успел порыться на пепелище в поисках добра. По двору были раскиданы мешки и доски. Землю усыпали черепки разбитой посуды. Даже печь и ту разобрали.

В землянке у воды тоже оказалось пусто. Падальщики из деревни отодрали даже доски деревянного лежака.

Впрочем, вряд ли сюда кто-нибудь ещё вернётся. Грач увёз Воронят в Старгородское княжество, поближе к своей новой госпоже. Теперь вместо богини смерти он служил рыжей стерве.

Лопаты нигде не нашлось. Пришлось сходить в деревню, зайти в бывший дом кормилицы. Её сын, узнав Белого, осенил себя священным знамением:

– Говорили, вы все мертвы.

– Не дождётесь, – буркнул Белый. – Дай лопату. И топор.

Мужчина, его ровесник, молочный брат, имени которого Белый никогда даже не пытался запомнить, задавать вопросов не стал, молча дал, что просили.

Белый вернулся к избе Воронов, прошёл через перелесок, остановился на опушке, крепче сжимая черенок лопаты.

Маки давно отцвели, и шуршащие коробочки семян склонились над могилой Вороны. Войчеху казалось, он до сих пор ощущал кровь Галки, которой пропиталась земля.

Он не собирался задерживаться, но не нашёл в себе силы сразу приступить к делу, присел рядом с могилой, лопату положил рядом. Идти к яблоне на берегу он не хотел. Лучше тут. Где её сердце сделало последний удар.

– Я ухожу, – сказал он в пустоту.

Маки ответили тревожным шёпотом. Мол, куда ты пойдёшь, Белый Ворон? Твой дом здесь.

– Вадзим ждёт меня в деревне. Мы поедем… не знаю куда. Ещё не решили. Не могу так больше. – Неожиданно для него самого в голосе прозвучало раздражение. – Нет, не так. Могу, но не хочу. Тошнит уже от всего. Особенно от матушки. Я хочу… да сам не знаю, чего хочу, но по-другому. Сам, понимаешь? А то мы всю жизнь по чужой указке…