Когда последняя виноградина перекочевала на винодельню, Антонио сказал, что нам пора уезжать из деревни. Работы здесь больше не было. Парень планировал перебраться в Порту. Там больше шансов найти заработок.

Я нервничала, потому что мой вид на жительство и медицинская страховка закончились. А во втором по величине городе Португалии выше риски быть пойманной полицией или миграционной службой, чем в деревне. Как легализоваться, идей в голову не приходило. Будь моя воля, я бы осталась в доме у Катарины на неопределённый срок. Но Тоньо был не приклонен. Оно и понятно. У него в загашнике не завалялось несколько тысяч евро, чтобы позволить себе не работать. Пришлось рассказать парню о моих проблемах с документами. Антонио это не смутило.

— Всё будет окей, кариньо! Ты же не станешь воровать в магазинах, грабить банк или нарушать правила дорожного движения? – отреагировал он в своей обычной шутливой манере. – Квартиру я сниму на своё имя. Не дрейфь! Прорвёмся!

Тоньо крепко прижал меня к себе и поцеловал к макушку. С этим парнем я чувствовала себя в безопасности. Он был надёжный.

Прощание с Катариной вышло трогательным и по-родственному тёплым. Сеньора Диаш даже всплакнула.

— Обещайте, что приедете ко мне в гости, - попросила она.

— Обязательно. Как только сможем, - ответила я, обнимая пожилую португалку.

За то недолгое время, что мы прожили под одной крышей, я успела привязаться к Катарине. В самый трудный период моей жизни она волею судьбы оказалась рядом и, сама того не зная, стала для меня родным человеком.

В Порту, хоть и не сразу, Антонио устроился работать барменом. Я тоже начала задумываться о поиске работы. Снятые с карты деньги потихоньку уменьшались, ведь кроме мелких текущих расходов, за жильё мы с Тоньо платили пополам. Это было обязательным условием, когда испанец согласился взять меня с собой. Я сочла такой договор справедливым. Антонио - не жадный парень, но и не богатый.

Проблема состояла в том, что без документов на легальную работу устроиться невозможно. Выбор был у меня небольшой: либо стриптизёршей в какой-нибудь отстойный клуб, благо я несколько лет занималась стрип-дэнсом, либо уборщицей или посудомойкой с самым низким жалованием.

Про стриптиз Тоньо однозначно сказал: «Нет!». Он объяснил, что в местах, куда на такую работу берут девочек без документов, придётся обслуживать клиентов по полной программе. Другими словами, танцы у шеста – это прикрытие, а по факту ты становишься проституткой.

Спустя пару недель в кафе по соседству с баром, где трудился Антонио, появилась вакансия официантки. Естественно, временная. Только на период праздников. Тоньо переговорил с владельцем заведения. Ушлого португальца устроило, что мне можно платить меньше, чем тем, у кого есть разрешение на работу. Так я впервые в жизни начала бегать с подносом между столиками.

Несмотря на занятость и усталость, меня всё чаще посещают мысли позвонить кому-нибудь из подружек. Узнать, как дела на родине. Возможно, девчонки в курсе, как там мама и Арс. В соцсети не захожу специально, чтобы моё местонахождение нельзя было отследить.

Душу на корню поползновения связаться с бывшими близкими людьми, потому что твёрдо решила больше никогда к ним не возвращаться.

И всё-таки накануне католического Рождества, когда все добропорядочные португальцы объединяются со своими семьями, накрывают праздничный стол и дарят друг другу подарки, не выдерживаю. Меня настолько заела тоска, что ни весёлый Антонио, ни совместное приготовление рождественского ужина не могут заглушить желание поговорить на родном языке, услышать знакомые голоса. Звонок от матери Тоньо только обостряет ощущение, что я осталась без рода, без племени. Одна, как перст, на целом свете.

— Привет, Марин! – произношу в трубку надтреснутым от волнения голосом.

— Привет… Лерка! Ты что ли? – кричит подруга.

— Да! Я! Это я, Мариш! – из глаз непроизвольно брызжут слёзы.

— Охренеть! А я думаю, кто мне с иностранного номера названивает?! Ты куда пропала? С тобой всё в порядке? Твоя мать и Арсеньев с ног сбились, пытаясь отыскать тебя!

— У меня всё хорошо, - с трудом проглатываю ком в горле. – Марин, пожалуйста, не говори им, что я звонила.

— Ты где сейчас?

— Неважно. Лучше расскажи, что как у вас там дела?

— Русакова, что значит «неважно»? Ты когда вернёшься? Арс звонил мне раз пять за последние месяцы. Всё спрашивал, не выходила ли ты на связь? И велел, чтобы я сразу ему сказала, если…

Слова про Вадима отзываются тупой болью в сердце. Пульс ускоряется, а ладошки холодеют. Арсеньев так и не смог забыть меня. Я его тоже.

— Марин, давай о чём-нибудь другом поговорим, - прошу, сжимая сотовый до хруста в суставах пальцев. – Как ты? Как девчонки? Лиза ещё с Орловым? А Алёнка со своим женатиком?

— Да-да, здесь всё по-старому. Ничего не поменялось, - торопливо стрекочет она. – Слушай, ты бы позвонила матери, а? Или Арсу. Они очень переживают за тебя. Мне Лизка рассказывала, что Арсеньев за тобой в Испанию ездил, но не нашёл. Он там в полицию заявление об исчезновении написал. И здесь у нас тоже. По универу твои фотки расклеены были. Мол, кто знает любую информацию, чтобы связался по номеру телефона и так далее.

— Марин, а Вадим с мамой так и живёт? – задаю вопрос, волнующий меня больше всего. Прошло много времени с августа. Всякое могло случиться.

— Д-да, - запинаясь отвечает подруга. – Они же поженились. Я фотки в соцсети видела, - поясняет немного растерянно. - Твоя мама беременна. Она выкладывала фотографии с детскими вещами и всё такое.

— Ясно, - душу снова сковывает арктическим льдом. Значит, ничего не изменилось. Все на своих местах.

— Ты почему вообще исчезла? Как тебе такое в голову пришло?

— Это долгая история. Сейчас уже нет смысла ворошить её. Мариш, я была рада тебя слышать. С наступающим Новым годом! Пусть он принесёт тебе счастье и любовь!

— Да ну тебя, Русакова! – отмахивается она. - Ты домой не собираешься, что ли, возвращаться?

— Нет, Марин. Мне некуда возвращаться. Ладно, я должна идти. Очень тебя прошу, не говори никому, что я звонила. Пока!

Из всех подруг я выбрала Марину, потому что всегда доверяла ей даже в самых интимных вопросах. Она ни разу не выдала ни один мой секрет. Собственно, как и не перемывала кости другим девчонкам. Однако, для пущей уверенности, вытаскиваю сим-карту из телефона и отключаю его.

Вадим

— Похоже, я в чём-то ошиблась, - тихо произносит Ольга, глядя в пространство. – Почему она так поступила со мной? Даже не позвонила ни разу за восемь месяцев.

— Оль, не расстраивайся. Уверен, что у Леры всё хорошо, - повторяю, как мантру, одни и те же фразы в тысячный раз.

Поиски Колючки не увенчались успехом. Она бесследно исчезла. Растворилась в этом огромном мире. Нам осталось только утешать себя мыслью, что если бы с Валерией случилось что-то совсем хреновое, нам бы об этом сообщили.

Удивительным образом пропажа Леры сблизила нас с Ольгой. Мне стало искренне жаль жену, когда я понял, что её алчные мотивы уступили место настоящей тревоге за дочь. Русакова больше не вспоминала о доле Валерии в компании. Несчастная женщина просто хотела знать, что её ребёнок жив и здоров. Вероятно, беременность сделала Ольгу более сентиментальной и заставила задуматься об отношении к Лере.

— Она ведь звонила мне из Испании до того, как исчезла. Плакала, говорила, что любит тебя, - шепчет Русакова. – Наверное, надо было отойти в сторону. Не мешать вашему счастью.

От запоздалого признания жены сердце болезненно колет, несмотря на то, что я был в курсе о любви Валерии. Угрызения совести атакуют меня с новой силой.

— Почему ты не рассказала раньше о её звонке? – задаю вопрос из чистого любопытства. Скажи она до нашей свадьбы о том, что знает про меня с Лерой, я бы всё равно женился из-за ребёнка.

— Я боялась, - по щекам Ольги текут слёзы. – Боялась, что ты уйдёшь.