— Вот и я думаю, ничего вам мама дать не могла, — Юниль развела руками. — У нас же из ценного одни яйца от куриц. Но вам они зачем? У вас свои есть.
За спиной раздались сдавленные смешки. Льюис просто хрипел носом, пытаясь сдержаться. Руни тоже рычать перестал, зато замычал. Вегарт сглотнул и таким беспомощным взглядом уставился на моё наивное сокровище, что жалко его стало.
— Да, малыш, ты права, — закивал он, пытаясь сохранить лицо. Смех за спиной стал ещё более хрюкающим. — У меня есть свои и много. Этих дядей я накажу. Они у меня каждую женщину во всех деревнях заранее любить и уважать начнут. И больше не будут жадничать и грязные слухи распускать. Нечем будет. А ты молодец. Это правильно — не давать маму в обиду.
Юниль горделиво задрала подбородок. Мужики пошли красными пятнами и не сговариваясь уставились на меня, будто я могла их сейчас спасти. Вот уж кому не до смеха было. Их короткие куртки и штаны из мягкой кожи блестели от засохшего яичного белка.
— Пошли вон! — гаркнул Вегарт так громко, что я вздрогнула.
Мужикам повторять не нужно было. Только калитка стукнула, как их не стало.
— Ну я и дурак, — глухо прорычал он. — Грета, прости за это. Всегда знал, что эмоции лучше держать при себе. Но это болото... я так вымотался там....
— Просто сделай так, чтобы про меня больше сплетней не таскали. Мне здесь жить, генерал, — прервала я его неуклюжие попытки снова извиниться.
— Вегарт, — ещё тише произнес он. — Меня зовут Вегарт, и раз мы живем под одной крышей, то такое обращение уместно.
— Я не думаю...
— А я прошу! — он, наконец, повернулся ко мне.
Глаза дракона буквально заливало голубое пламя. Через него едва проглядывался пульсирующий зрачок. Это так завораживало.
— Мама! — взревела Юниль. — Курицы! Курицы сбежали! А-а-а!
Она понеслась к крыльцу, но ей наперерез вышел петух. Моя ведьмочка резко свернула и залетела за спину парнишек.
— Руни! Прикажи им убираться в курятник! — верещала она дурниной.
— А говорила, что храбрая, — рассмеялся Льюис.
Обернувшись и приобняв мою мелочь за плечи, он вытащил её вперёд.
— Ну что они тебе сделают? Это всего лишь птицы. Причем не самые умные.
— Ага, — фыркнула она. — Тебя, видимо, за попу не клевали, да?
— Нет, — он покачал головой. — Такого в моей жизни не случалось. Ай!
Молодой дракон замер и ошарашенно обернулся. На него, хлопая крыльями, снова попыталась вскочить курица, клюя, куда достать могла.
— Руни! — взревел уже он. — Уйми этих переполошенных. Чего они, друг?
Я тихо засмеялась. Брат, закатив глаза, замычал, призывая несушек к порядку.
— Одного не пойму, ты чистокровная волчица, и я это чувствую, — пробормотал, наблюдая за ними Вегарт. — Руни явно полукровка и непонятно, чья кровь в нем сильнее — ведуна или перевертыша. Словно борьба в душе идет. Мать ваша ведьма. Твоя дочь, опять-таки, полукровка. Чего я не понимаю, Грета? Кровь ведь общая? Это сложно не уловить. Но не сходится ничего.
Сглотнув, я поджала губы.
Мальчишки под визг Юниль ловили куриц, Амма придерживала калитку, чтобы не выпустить оставшихся.
А дракон... Он стоял и ждал мой ответ.
— Тебя это не касается, генерал. Мы семья. Руни мне брат. Остальное, понимай как хочешь. Да и какое тебе дело до нас? Уедешь и не вспомнишь.
— Не будь столь наивна и слепа, — он странно усмехнулся. — Ты очень красивая, Грета.
— Даже не начинай, — развернувшись, я пошла в дом. — Доступные девицы здесь не водятся. Можешь даже не пытаться, дракон.
— Вегарт, — прилетело мне в спину. — Ничего с твоей гордостью не случится, если и по имени назовешь.
Фыркнув, я отправилась заканчивать с обедом. Курицы странным образом сняли напряжение. Да, мне всё ещё было обидно за те слова, что произнесли драконы в присутствии дочери. Но это я смогу пережить. Главное, чтобы остальные рты прикрыли.
Я, конечно, в глазах окружающих не невинная девица, а вдова, но дело это не меняло. У меня была хоть какая-то репутация и уважение окружающих.
Глава 11
— Ма-а-ама, — канючила Юниль, крутясь возле меня, — да оставь ты эту малину. Она всё равно во все стороны полезет, сколько ты её ни режь. Никуда она не денется. Ну скажи, мы ведь пойдем на праздник, да?
Тяжело вздохнув, я обрезала очередную ветку. С этими кустами действительно было что-то не так. Сколько бы я их ни кромсала. Ни выкапывала. Всё одно — летом вдоль всего забора вылезет на радость дочери, и примется душить её так нелюбимый крыжовник.
Не малина, а напасть какая-то.
— Милая, не мешай. Я не хочу, чтобы мы опять осенью остались с одной сушеной малиной. Если эти кусты доберутся до моей смородины, я просто выкопаю все корни.
— А не выкопаешь, и смородину они не тронут, — выдала моя мелочь. — Ну, расскажи о празднике, ма. Пойдем ведь? Правда?
Вопросительно приподняв бровь, я уставилась на эту пакостливую ведьму. Что-то мне в ее словах не понравилось. А ведь и правда, ползла малина исключительно в одну сторону. А вот смородину, которую дочь ела — не трогала. Магия? Да. И кажется, я даже знаю чья! Что тут догадываться? Да Юниль просто ненавидела компот из крыжовника. Я с кружкой за ней по всему дому бегала...
— Юниль! А ну, объяснись, — уперев руки в бока, сурово взглянула на вмиг присмиревшую дочь. — Уж не ты ли натравливаешь малину на мой крыжовник? Ты хоть представляешь, с каким трудом мы с Аммой его выращивали? Ах, ты поганка лесная! Ох, и отхожу я тебя хворостиной. Прямо здесь плясать начнешь и без всякого праздника.
— Ну, мама! Он противный, — она скривилась. — Зачем вы его вообще посадили. Гадость кислая.
— А я его очень люблю. И выходит, моя заботливая доченька истребляет то, что мне дорого? Я жду объяснений!
— Я лишь немного сократила эту... урожайность. Во! — выдала она. — Никуда эта пакость не денется. Растет же. Ма, ну так мы идем на праздник? Там морковные пирожки будут. И леденцы, — она состряпала такое несчастное личико, что точно захотелось хворостину взять. — А ещё можно будет потанцевать у огня. Мы ведь никогда не плясали, ма. Баба говорила, что ты умеешь красиво двигаться. Правда?
Я махнула рукой, чтобы отстала. Ну сколько можно твердить, что пойдем мы вечером на центральную улицу. Как её без веселья оставлять? С Аммой не отправишь — наша ведьма как с бабами языком зацепится, так и про Юниль забудет. С Руни тоже не пошлешь, за ним самим присмотр нужен. Он же вспыльчивый. Слово не так скажут и продемонстрирует клыки.
Вот и выходит, что придется идти мне.
— Значит, можно платье выбирать? — дочь упорно не отставала. — А ты научишь и меня танцевать?
— Если через мгновение ты не сбежишь в дом, то можешь забыть и о леденцах, и о пирожках, — спокойно проговорила, а в душе как-то горько стало.
Да умела я танцевать, но было то совсем в другой жизни. И Амме сказать нужно, чтобы не ворошила былое.
— О, ясно! — Юниль захлопала в ладоши. — Побежала примерять платье.
Её действительно смело. Выдохнув, я покосилась под ноги. Прямо на моих глазах из-под земли пробивались новые ростки малины. И главное, нагло так.
— Юниль! — взревела я.
Ростки замерли и расправили листья. Как будто они здесь и сидели.
— Ну что за девчонка! — всплеснув руками, я выдохнула.
Ничего. Как вырастит — отправлю саму продирать свои творения. Чтобы поняла, как оно дается.
Вытерев руки о фартук, положила в карман специальный садовый закругленный нож.
Солнце стояло в зените.
Нужно было пойти и посмотреть, во что она там вырядиться хочет. А то моргнуть не успею, как снова краснеть придется.
За забором послышался девичий смех. Я остановилась и прислушалась.
— Да ну этого немого Руни. Этот второй куда интереснее, — щебетали молодки, двигаясь вдоль нашего огорода по тропинке. Только макушки голов и было видать.
— Ну да, хоть и в плечах помельче будет, зато при золоте. Говорят, он наследник Айдана Свирепого из фьефа Снежных барсов.
