— Ты хоть знаешь, что такое угрозы? — вспылил он. — Увидишь. Короче… у тебя времени сегодня до вечера. Везёшь ко мне вечером Вишневских, оформляете на меня акции комбината. Все!

— Или что?

— А я же знаю, что ты с братом в город прилетел. Мне его вычислить и найти — как два пальца…

Вот это он зря. Если до этого и был шанс на мирный исход для него, то он стремительно улетучивался.

— А вот сейчас ты перегнул, — сказал я таким тоном, что даже охранники на меня обернулись. — Даю тебе один шанс, Ванька Магаданский, чтобы ты забыл о своём базаре и свалил от нас подальше. Или я до тебя доберусь, как до остальных.

— Как до Кирьяна? — он усмехнулся. — Не ты же его грохнул. Я пробивал.

— Ему от этого не легче. Я предупредил тебя, Ванька.

— Это твои сибирские понты. Вечером жду вас троих в том же кафе. Иначе…

— Я предупредил, ты не услышал, — я сбросил звонок и сразу набрал Женю. — Жень, зайти к Кравцову, покажи куртку, расскажи, как в Мерс стреляли, и про дачу, всё, что нужно. И пусть идёт куда хочет. Он парень неглупый, поймёт всё.

— Ого как пошло, — Женя удивился. — Всё жёстко стало?

— Да. Они нарвались.

Санкт-Петербург, Центральный район, частная стоматологическая клиника, полтора часа спустя

— Так лучше, Иван Владимирович? — спросил доктор, поковырявшись во рту пациента зубным крючком.

— М-м-м, — простонал от боли Ванька Магаданский и зажмурился. — Куда лезешь? Больно же! Ещё укол давай! Я всё чувствую!

— Давайте ещё один и подождём пять минуточек.

— Да коли уже!

Доктор взял многоразовый шприц, поставил укол, отчего Ванька Магаданский застонал ещё раз, и ушёл. Ванька вздохнул.

— А ещё частная клиника называется, — неразборчиво пробормотал он, потому что от лекарства во рту всё немело. — За такие бабки вообще ничего болеть не должно!

Никто не ответил, доктор не вернулся. Ванька закрыл глаза, чтобы яркая лампа не слепила, и вскоре услышал чьи-то шаги.

— Рано ещё! — пробурчал он. — Я всё чувствую!

— Ну и отлично, — сказал чей-то знакомый голос.

— Ты чё тут делаешь? — вскричал Магаданский, открывая глаза.

Чьи-то сильные руки прижали его к креслу сзади, а севший на место доктора Кравцов начал шумно перебирать инструменты в лотке.

— Помню, когда в Чечне был, — сказал он, внимательно рассматривая щипцы. — У меня там зуб начал болеть… Кругом взрывы, чехи стреляют, пацанов наших убивают, раненые орут, стонут… а у меня зуб болит, я ни о чём думать не мог.

Кравцов щёлкнул щипцами и начал осматривать другие инструменты.

— Потом пацаны меня связали, дали водки и хотели его БТРом выдирать, ха-ха! Верёвочку даже привязали. Едва их комбат остановил, а то бы башку мне оторвали. Но там мужик один был местный, в возрасте, стоматолог бывший, на пенсии сидел в ауле каком-то. Он мне его выдрал, быстро, с первого раза, без всякой анестезии, только водка. А ты даже с укольчиком боишься, Ванька Магаданский, суровый вор в законе.

— Фё тебе надо? — совсем уже неразборчиво спросил Ванька Магаданский. Рот онемел после укола, но кажется, что от боли это не спасёт.

— С тобой все вопросы хочу закрыть. С концами.

Кравцов снял стоматологический бур с подставки и включил, тот отвратительно завизжал. Ванька Магаданский уставился на него, выпучив глаза.

— Значит убить меня хотели, падлы? — спросил Кравцов, наклоняясь ниже с работающим инструментом. — Думаете, от меня так легко избавиться можно?

— Это не я! — проорал Ванька изо всех сил и начал дёргаться в кресле, но его держали крепко…

В столовой на всю громкость играло радио, на котором передавали Киркорова с песней «Ой, мама, шика дам», после чего диктор начал рассказывать о турецком певце Таркане, исполнившем оригинал.

Слава подошёл к кассе, заказал гору пирожков и три кофе с молоком, отдав за всё старую купюру в 50000 рублей и получил сдачу мелочью. Себе он ещё взял тарелку борща и вздохнул, когда пожилая кассирша в белом переднике спросила у него:

— Вам к борщу хлеба или булку?

— Там и там же хлеб, — устало сказал он, но спорить не стал и взял кусочек батона на блюдце.

Я был в этой столовой ещё в конце прошлого года во время первой командировки в Питер. Мне здесь понравилось, вот и сейчас позвал всех сюда спокойно всё обсудить и дождаться Машукова. Правда, в прошлый раз музыку так громко не слушали.

Через дорогу напротив был ресторан, но сейчас хотелось поесть чего-нибудь попроще и посытнее, да и свежие пирожки здесь пахли вкусно. Сели в углу, на деревянную, покрытую лаком скамейку, стоящую у стола, накрытого клеёнчатой скатертью. Охранники уселись у входа, часть осталась у машин.

Слава осмотрел резную солонку, попробовал суп и посолил. Женя отпил кофе и добавил ещё ложку сахара, после чего начал яростно всё перемешивать. Я проверил, кто звонил на мобилу и отложил её в сторонку, чтобы не мешала спокойно поесть и поговорить.

Первый попавшийся пирожок был с картошкой. Судя по запаху, совсем свежий, приготовленный только что. Слава принёс с собой газетку, я долистал её до спортивного раздела, где было расписание игр грядущего чемпионата мира по футболу. Уже скоро. Конечно, я не знал результаты всех игр и не помню, чтобы вообще смотрел его в первой жизни.

Зато точно знал, как закончится один из матчей. Скоро вся страна будет знать результат. Аргентина — Ямайка 5:0.

— Лёне ещё куплю, с картошкой, — сказал Женя, оглядывая витрину с пирожками. — А то голодный сидит. Так-то он наглый обычно, не дадут, так сам возьмёт, но тут выйти не может, кхе.

Мы всё-таки перевезли бывшего опера в другую больницу. Там дороже, но зато его быстрее поставят на ноги, мы даже сможем забрать его домой вовремя. Да и Лёня нам нужен поскорее, чтобы помог разобраться во всех этих накопившихся вопросах.

— А вы чего оба переглядываетесь? — я посмотрел на парней. — Что-то случилось?

— Да ничего. Кстати, Волк, — Женя с видом заговорщика посмотрел на меня. — Мы со Славкой ходили, этого видели, Стоянова!

— Да не он это, — Слава отмахнулся и наклонил голову над тарелкой с борщом. — Похож просто.

— Да он это, отвечаю!

— А чё ему там делать?

— Так Питер же, он тут живёт. И Городок тут же снимают.

— Это не он, — отрезал Слава.

— Кстати, а где твой модный свитер, Женя? — спросил я, заметив, что он носил свою новую чёрно-красную финскую куртку поверх белой футболки.

— Да это, — он почему-то покраснел. — Жарко стало, снял.

— Так-то холодно, дождь моросит, — я посмотрел на него внимательнее. — Вы же никуда не встряли, пока вдвоём ходили?

— Не-не-не, — чуть ли не хором отозвались оба. Женя добавил: — Всё путём. Чего там, кстати, Вишневские?

— Ну смотрите мне, — я открыл лежащую рядом папку с бумагами. — Оба были очень рады нашему вмешательству. Собираются лететь на открытие комбината…

Ещё рано говорить, что проблемы решены, совсем нет. Следы войны между бандами уже были видны и активно обсуждались в городе, а мы готовились к тому, чтобы она больше не затронула нас.

Несколько дней прошло после моего разговора с Ванькой Магаданским, ныне покойным. Подробности гибели не афишировались, но слухи по городу ходили самые разные. Чаще всего говорили, что вор наехал на каких-то сибиряков, что было его большой ошибкой.

На этом Кравцов не успокоился и решил отомстить всем, кто хотел его смерти. На следующий день кто-то проник в частный дом одного из ближайших соратников Тренера и задушил его грифом от штанги, пока тот тягал вес. После этого на съёмной квартире застрелили одного из людей Кравцова, и банды залегли на дно, их стали искать очень усиленно.

Ещё вдруг попал в аварию полковник Михалёв, тот самый, который мне угрожал в отделе Василеостровского ОВД. Полковник выжил, но наша встреча с генералом Горностаевым сорвалась, вернее, перенеслась на неопределённый срок.