Глубже и свободнее всех вздохнула Яна: со Светланой они больше не пересекались… Второй по интенсивности свободный вздох принадлежал мне: я снял с души грех гендерной неразберихи между девочками…

На сцене же вместе с нами по-прежнему безобразничал «Ян» в этих своих неподражаемых усиках. С тоской поглядывавший на них Олик усилил тайное обхаживание предмета своего обожания. Плел, что называется, сети. Как умел.

Новый куратор с удовольствием аплодировал нам из царской ложи на каждом нашем концерте после каждого нашего номера: после «Феличиты», «Мани», «Easy street», «Крепче держись», «Мини», «Сетки три» и «Алконавта Мони» (молодеченские держали слово, да и «Сетки три» внесли свой вклад в дело припечатывания их к креслам до самого финиша программы). На всё про всё уходило теперь практически целое отделение. Притом не всегда мы работали на чьем-либо разогреве. Нас явно «внесли в список». Где-то на горизонте, может быть, уже светил наш разогрев именитых гастролеров во Дворце спорта… По городу поползли слухи о «безбашенной банде», беспрепятственно исполняющей мировые хиты.

Золотые времена!

О которых можно было бы – бесконечно…

***

– Александр Александрович, пожалуйте к нам в гримерку, – пригласил я после очередного концерта нашего нового покровителя. – Это только называется «гримерка», а сейчас она…

– Ну почему же… только называется?.. Неужели никому из вас не нужно разгримировываться? – лучезарно улыбнулся он мне.

– …А сейчас она столовая. От слова «поляна»… – под мороз на лопатках (откуда он узнал?!) распахнул я дверь перед ним.

– Не волнуйтесь, я сохраню ваш секрет… – пока мы еще не вошли, шепнул он мне на ухо, подтвердив сказанное кивком с закрыванием глаз.

Поляна, не изобилуя разнообразием, все же радовала. Одно то, что стаканчики были не бумажными, поднимало нас в наших глазах. А уж то, что из некоторых небумажных стаканчиков торчали бумажные салфетки, вообще было сном наяву!

Надо будет вставить всем за эксплуатацию Яны… «Яна»… – подумал я. – Не раскрылась ли она своими сервировочными хлопотами перед Мэтью и Ли?..

– Шампанское?.. – вырос перед Александром Александровичем Мэтью с белоснежным полотенцем, перекинутым через руку.

– Приятно видеть подобный сервис в чисто мужском коллективе… – посмеялся Александр Александрович. – В мое время… хотя, кажется, я не старше вас, Михаил… не так ли?.. начинали с пива…

– …с добавлением «Пшеничной», – подхватил Мэтью.

– …это называлось «ёрш», – следя за наливающим Мэтью, продолжал наш новый босс. – Культура коктейлей, воспетая в «Москва – Петушки», в наших палестинах вышла именно оттуда…

мы сделали вид, что не интересуемся запрещенной литературой.

– …вышла и дошла до «Ромашки», – весело глаголил Александр Александрович, – воспетой бит-квартетом «МЯМЛО».

– Есть вопросы к нашему названию? – спросил я.

– Нет. Нет. Что вы! Пошедшее в народ слово – не поймаешь. Вылетело. То, что я слабо себе представляю объявление вашего коллектива на… закрытом мероприятии… вы понимаете, о чем я… – моя личная проблема.

А он провокатор, – мысленно заключил я, заодно вспомнив мое приглашение его в гримерку. Вслух же спросил:

– А какое бы вы, Александр Александрович, предложили название?

– «Лямуры́», – резко повернувшись, посмотрел он мне прямо в глаза (раскрывая перед нами свою осведомленность обо всем, что делается у нас в коллективе). – «Песняры», «Верасы», «Сябры» – коллективы народные, всенародно любимые, а «Лямуры» – молодежная группа, пародийным образом обнажающая нездоровые тенденции в жизни и в музыке. Как вам такое? Оп-па! А что это мы приуныли? Шуток не понимаем? Я шучу! Саечка за испуг!.. – похихикав, он занялся своим шампанским.

Вслед за ним все мы быстро промочили горло.

– А в этих ваших «Трех сетках» Ян… не играет?

– Я пою: А! А! А! Сетки три-и-и, – «спел» «Ян» свою, третьим голосом, партию.

– А я даже не пою, – откусывая бутерброд, вякнул Ля.

– Гитара, бас и ударные, – с бутербродом же во рту подтвердил я. – Как в оригинале. Жесткая вещь.

– Ну, вы-то как раз, – тоже закусывая чем бог послал, обратился к Ля наш босс, – на переднем плане. Со своей картошкой. Хоть и на заднем. Кстати, картошечка та самая? – указал он на миску с вареным картофелем.

– Та самая… – «подтвердил» «Ян»… под взглядом босса добавив: – Александр Александрович…

– Язык сломаешь, правда? Сан-Саныч – тоже не в ту степь: какой я Сан-Саныч? Мне до Сан-Саныча еще лет сорок: очки, лысина, бородка, мы-мы-мы… – прошамкал босс… – Мямло какое-то…

– Мы на «Лямуры» согласны, – сказал я.

– То есть, ни о какой демократии в бит-квартете «МЯМЛО» и не слыхивали? – расцвел он. – Вы, Ян… согласны?

– Не слыхивали, – подтвердил «Ян». – А что это такое, демократия? Александр Александрович.

– На «Лямуры» согласны, я имею в виду?

– То есть, вы тоже не знаете? – не поднимая головы, «Ян» улыбался. Морща усики.

– Ну, хорошо. Просто Саша. И на «ты».

– Интересная фамилия… На «Лямуры» я, товарищ Инаты, согласен.

***

– Вот, значит, как… – увидав цветочки в вазе, застыла на входе в мою берлогу Светлана… – Таким темпом мы… С ним у нас тоже…

– Давай забывай…

Через минуту уже казалось, что дальше прихожей дело у нас не пойдет…

– Я пингвинчиком… – перебралась она все же в комнату…

…– Ну, и на каком ты теперь фронте? – через час в комнатной тишине подал я голос… – «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону».

– Меня Николай Николаевич к себе взял… – сквозь сон пробормотала она… потихоньку приходя в себя: – Что, в горкомовских ты не… нет?.. Ну, неважно. Запомни только: Николай Николаевич.

– Зачем?

– Затем, что я тебя к нам перетащу. Не сейчас. Наиграешься – тогда.

– Ты не ответила на вопрос.

– Николай Николаевич ни на каком фронте.

– То есть на всех сразу?

– Мг…

– И… за какие же это заслуги тебе такая честь?

– За «Алконавта Моню». Шучу… У нас никогда никто не знает. За какие заслуги. Работаем – и всё… Подозреваю, дело здесь не во мне.

– В Валентине Валентиновиче?

– Мг… Трое детей – это не у тебя, а у него. Неженатому наверх дороги нет. Кто-то настучал, вероятно. На него…

– А Валентин Валентинович так просто взял и тебя отпустил? (Тут я и узнал, что настал черед «Белочки».) И про бит-квартет МЯМЛО моментально забыл?

– Николай Николаевич ему посоветовал. Моментально забыть.

– Почему?

– А вот этого даже я не знаю.

– Ну, ты хоть шило на мыло не сменяла?

– Что ты! Николай Николаевич – не по этой части.

– Так по какой же? Ты лично теперь по какой части?

– Молодежное направление. Аналитика… Назовем это так…

– И как переход? Дался легко?.. Скажи… тебе ведь все эти… джем-сейшены… были до лампочки, верно?..

– Без карьеры в нашем деле…

– …наше дело… наше дело… – перебил я ее. – И как бы ты назвала это ваше дело?

– Не знаю… Может быть… руслом?..

– Руслом?

– Ну да… Река – это река. А русло – это русло.

– И ты не понимаешь, что течение обусловлено разницей высоты истока и устья, а русло само по себе не имеет значения?

– Как это не имеет значения? Это все равно что сказать, что то, что ты ко мне чувствуешь, обусловлено разницей между мужчиной и женщиной, а я сама по себе – не имею значения… Или так и есть?.. А?..

– У нас с тобой… симметрия.

– Оба не имеем значения?

– Оба – течение.

– Несет меня течение… – подпела она… – сквозь запахи осенние…

– Так почему ты на каждый наш концерт… назовем это так… ходила?.. Почему в подвальчике нашем сидела?.. Если «без карьеры в вашем деле», и так далее…

– Не в вашем, а в нашем. В нашем подвальчике. Сидела и сидела. Какая разница?

– Была причина?

– Была. И есть.

– Я?.. (А ведь провокатор я не хуже нового нашего босса.)

– И ты… тоже… как элемент подвальчика… – она рассмеялась… – декоративный…