С полдороги ударили клавиши, заставив пингвина вздрогнуть и припустить к микрофонам под неодобрительным взглядом никуда не спешащей, крепко удерживающей спутника за крыло каланчи, увенчанной этой своей съедобной ватой… Проигрыш топтался на месте…
Докандыбав до цели, сказочный тандем снял микрофоны со стоек. Повернувшись друг к дружке, любовно запечатлев оппонента, каждый наконец приступил к делу: птица как-то вдруг, с полоборота, завелась, зашедшись в неотразимом фальцете (земноводное закачалось в такт):
– Феличита,
Конфетти магазино, «Ромашка» казино,
И феличита,
Итальяно музыко, жаргоно языко,
И феличита,
Бакенбардо бармено, баран супермено,
И феличита, феличита!..
Феличита… –
перестав качаться, прилипла к микрофону черепаха:
– …Чао, буанасьеро, эль мио кавалеро,
И феличита,
Одурмано нарядо, тумано на взглядо,
И феличита,
Декольте грандиозо, ля грацио позо,
И феличита, феличита!..
«Альбатрос», перехватив инициативу, развил сюжет:
– Феличита,
Ля коктейлё ин вино, пьяно бомбино,
И феличита,
На бокало шампано армяно коньяколо,
Феличита,
Помидоро рассоло на после спектаколо,
Феличита, феличита!..
Верхо и низо фирма, маньеро
И плечи, как у Челентано,
Мальчико из синема,
И феличита!
Черепашище:
– Верхо и низо фирма, синьорино,
И личико лучезано,
Девочико из Рима,
И феличита, а, а, а!..
…Зал тихо кис…
Высморкавшись в платочек под проигрыш, низким грудным голосом тортилла продолжила:
– Феличита,
Туалето «Планета» дымить сигарето,
И феличита,
«Адидас» ун «банано» плясать итальяно,
И феличита,
Супермено ребято чуть-чуть обнимато,
И феличита, феличита!..
– Феличита… –
открывая в себе новые, доселе невиданные возможности, зашелся в лирическом трансе пингвин-альбатрос:
– …Мон ами синьорина за два мандарина,
И феличита,
Прецизьон феномено, бомбино колено,
И феличита,
Ля финита дивано пиано, пиа-ано,
Феличита, феличита!..
Припев. Модуляция – припев. Финальный проигрыш.
Экстаз: вылетевший из полутьмы на свет, невесть откуда взявшийся тяжеленный букет, сбивший с ног кланяющегося пингвина!..
В город пришла феличита.
***
По продолжительности война Радошковичей с Олехновичами располагается где-то между тридцатилетней и столетней. Поэтому, последней электричкой возвращаясь в Минск, я нисколько не удивился перманентному звону-бою стекол перед отправлением из Олехновичей.
По проходу пронеслась ватага отъезжающих радошковичских парней с кольями.
Поехали… Свежий ночной ветерок загулял по вагону. Мое стекло, слава богу, осталось целым. Поднявшись с лавки, я занял нормальное на ней положение…
Возвратившись уже без кольев, трое пацанов присели ко мне:
– В Дубравах менты могут зайти – скажете, что мы ваши родственники? – спросил самый младший на вид, рыжий.
– Думаете, прокатит?
– Не-а… – приглядевшись ко мне, шмыгнул расквашенным носом тот, что постарше. – Не вариант.
– А вы откуда едете? – поинтересовался средний.
– С танцев.
– Что-то мы вас там не видели…
– Я – с молодеченских.
Все трое недоверчиво оглядели «танцора».
– Пошли… – дернул старший за рукав среднего… Зазевавшийся младший вскочил за ними вдогонку…
Возможно, приняли меня за подсадного. Окна, конечно, били не они, но заметут, если что, именно их…
Я действительно ехал с молодеченской танцверанды. Но занимался я там не обжиманцами, разумеется. Я искал партнера по одному из своих, возникших на жизненном перепутье, проектов, связанного, некоторым образом, с рок-н-роллом. Знающие люди посоветовали посмотреть солиста-гитариста с молодеченской веранды.
Посмотреть было на что… Качаясь вместе с вагоном, я вспоминал то, что этот солист-гитарист-текстовик умудрился вылепить из хита всех времен и народов:
Эй, а́лконавт друг Моня,
Ты налей «шалтай-болтай».
Но Фрэнку ты гуд монинг
Сказать и не мечтай.
Фрэнк запил, повымазывал
Этот бесполезный фрак,
Сам ступит и не сразу, но
Опять на землю – бряк!
Смог он, и вот он!
Эй, Фая, отпускай!
Смог он и вот он!..
И – знаменитый риф!.. Но исполняемый не только на гитарном грифе – заполонившая весеннюю веранду толпа в ползущем с эстрады дыму ходила вместе с аккордами: три шага вперед… три шага вперед… три шага назад… два шага назад…
Психоделическое зрелище.
***
Встреча на минской вокзальной платформе.
– Жить есть где?
– И когда.
Познакомились.
– Ты понимаешь, что со «Смог он» здесь не вылезти?
– Это ты таким образом спросил, есть ли что-то менее безобра́зное?
– Это я таким образом хочу донести мысль о рок-н-ролле в принципе, в перспективе.
– Насколько далекой? Жить хотя и есть где, но…
– Начинать надо с того, что катит. Само. Без напряга. С того, что сейчас – по всему городу. С итальянцев.
– Потом?
– Потом, сам понимаешь – из-за чего мы с тобой сейчас здесь. Только не «Смог он». То есть… – сбился я… – Можно и «Смог», но с другим текстом. Я сам, знаешь, над этой вещью корпел. И лучше того же самого «Фрэнк запил» ничего не выкорпел, а с «Фрэнком запил» Молодечно – Эверест… И то, рано или поздно… Ну, сам понимаешь…
– …из-за чего мы сейчас здесь.
– Нет! Не из-за этого! Не из-за кавер-коверканий! Конечная цель (она же и изначальная) – делать сугубо свое! Так. И только так.
– Итальянцы: «Феличита»?.. «Ты мне не чета, / я учусь в институте советской торговли»? Или «Перечитал / все книги Ленина, стихи Есенина»?..
– Свое напишем.
– На «Феличиту» девка нужна. Где брать будем?
– Тут… над кондитерским магазином «Ромашка», на втором этаже бар есть. Не забегаловка, а настоящий бар, представляешь? Девчата тусуются: первые не-молочные коктейли в городе!
– Ах, уедь.
***
– А-ха-ха!..
– Хе-хе-хе… хе…
– Это что-то!.. Особенно та, в декольте!..
– Меня больше бармен впечатлил.
Я внимательно на него посмотрел… Да нет! Не может быть!
Сидя у меня дома под коктейльным хмельком, мы вспоминали наш вечер в «Ромашке», как все называли первый в городе, безымянный бар.
Не выпуская из рук гитары, Олик (Ольгерд было бы между нами чрезмерно пафосным) постоянно что-то подзванивал, что-то мурлыкал… Наконец решился:
– Как тебе такая… смесь «Землян» и AC/DC?..
И я услышал целиком, со вступлением-рифом:
– Когда я в детстве отца спросил:
Что значит «woman»? – он мне открыл:
Похерить надо в твои года
Горчицу с перцем и хрен забыть навсегда-а-а!
Но, как заведенный, я твердил одно:
Что такое «woman»? – и сдался отец родной:
Не веришь, подлый, что «woman» – зло –
Сходи в «Ромашку», и чтобы не развезло,
Крепче держись, крепче держись,
Крепче держись в седле, сынок!
Крепче держись в седле, сынок!
Держись, сынок!
Держись, сынок!
Держись, сынок!..