Родители глядели на меня так, словно недоумевали, какого черта я делаю со своей жизнью.

К сожалению, они не ошиблись.

Я оказалась в непривычно затруднительном положении – шла на работу своей мечты с неприятным ощущением. Меня будто разрывало на две части, как хрупкое бумажное сердце. Я хоть и зарабатывала денег куда больше, чем рассчитывала, и любила свою работу, чувствовала себя почти виноватой.

Словно этого было мало.

Словно меня было мало.

Как я улучшила этот мир, помогла людям, принесла пользу?

А если вспомнить, что новый объект особенно действовал мне на нервы, то, можно сказать, у меня случился небольшой нервный срыв в этом фешенебельном лифте, поднимающем к неминуемой опасности.

– Соберись, Мэйвен, – убеждала я себя, встряхнув руками, и браслет на левом запястье забренчал. – Ты крутая, независимая женщина, которой все по плечу. Ты профессионал. А он всего лишь мальчишка с клюшкой.

Горло сдавило от этих слов, потому что Винс Танев уж точно не был мальчишкой.

И, словно услышав эти слова и вознамерившись доказать обратное, Винс открыл дверь обнаженным по пояс. Он был одет в тонкие темно-зеленые пижамные штаны, которые так низко висели на бедрах, что под ними я увидела полоску трусов.

– Доброе утро, солнышко, – поздоровался он, шире распахнув дверь, словно рассчитывал, что я войду в его квартиру. Когда его огромная ладонь легла на дверь, мое внимание привлекли его бицепсы.

Волосы Винса, которые на званом вечере были тщательно уложены, сейчас находились в форменном беспорядке. Золотисто-каштановые пряди торчали во все стороны. Судя по виду, Винс или только что проснулся, или кувыркался в постели со страстной любовницей.

Возможно, и то и другое.

Он смотрел на меня, и в его карих глазах заплясали искорки, а этот шрам, пересекающий бровь, выделялся еще сильнее, когда на Винсе не было одежды.

Я с силой сжала зубы, чтобы от удивления не отпала челюсть. Под светом, струящимся из его квартиры, мышцы пресса смотрелись как произведение искусства. Лампы окутывали половину его тела теплым светом, а другая половина была спрятана в тени. Только у спортсмена могла быть такая точеная фигура.

Прочистив горло, я вздернула подбородок и посмотрела на часы.

– Прощу прощения, твой генеральный менеджер сказал прийти ровно в семь утра. Я могу подождать внизу, пока ты собираешься.

– Думаю, он сказал тебе прибыть в семь, потому что обычно я просыпаюсь за полчаса до этого, – сказал Винс. – И этот месяц будет посвящен моей жизни, ведь так? Так она начинается не тогда, когда я одеваюсь. Что хорошо, поскольку мне больше нравится ходить голым.

Шее вдруг стало жарко, но я невозмутимо уставилась на него.

– Будь добр, не усложняй.

– Я? – Он прижал руку к обнаженной груди, и я проследила взглядом за этим движением, после чего снова быстро посмотрела ему в глаза. – Я ангел. Это ты оскорбила меня в первый же вечер нашего знакомства.

– Верю, что твое чрезмерно раздутое эго оправилось от этого удара.

Винс ухмыльнулся и окинул меня взглядом. И в точности как тогда, на званом вечере, он сделал это неторопливо и, похоже, даже ни капли не устыдился, задержав взор на каждом дюйме моей обнаженной кожи. Он сглотнул и распахнул дверь еще шире, посмотрев мне в глаза.

– Заходи, Мэйвен.

Я поняла, что это не просьба, а приказ, и почувствовала, будто меня поразила молния самого Зевса. Я облизала губы, подавив желание возразить, поскольку в обозримом будущем мне предстояло работать с этим козлом.

Сдержанно вздохнув, я проскочила мимо Винса, прижавшись к противоположному дверному косяку, чтобы не задеть его полуобнаженное тело. Похоже, Винс и это заметил, потому что, когда я очутилась в его квартире и дверь закрылась, на лице этого засранца была все та же дурацкая ухмылка.

А вот у меня совсем не возникло желания улыбаться, когда я осмотрела просторный пентхаус.

Архитектурный дизайн был лаконичным и мужественным: темный металл сочетался с натуральным деревом, создавая пространство, которое казалось и уютным, и опасным. Я прошла в гостиную, обставленную дорогой современной мебелью и эклектичными минималистичными произведениями искусства.

Однако больше всего меня привлекали окна от пола до самого потолка, из которых открывался вид на ярко-оранжевый рассвет над центром Тампы. Город пробуждался, темноту прогоняло теплое солнце, предвещавшее еще один жаркий влажный октябрьский день.

В пентхаусе стояла тишина, если не считать негромко играющей песни в стиле R&B. Сначала низкий голос мелодично напевал на английском, а потом переходил на французский и арабский языки. Музыка задавала особую атмосферу, пока я разглядывала квартиру, заметив декоративный камин, который явно служил не для обогрева, и безупречно чистую кухню.

Но мой взгляд не задержался на строго оформленном пространстве. Вместо этого он зацепился за самый неряшливый угол в квартире.

Эта зона была оборудована в качестве обеденной, но здесь находилась неприбранная гончарня. А еще это было самым теплым и уютным местом в прохладной и чистой комнате.

Неубранный деревянный стол был весь покрыт глиной, металлическими инструментами, названия которых я не знала, и наполовину законченными чашами, вазами, кружками и многим другим. Рядом стоял гончарный круг, края которого были покрыты такими же пятнами глины, что украшали стол. Тут же находилась электрическая печь, а еще полки с расходными материалами, которые буквально ждали, когда из них что-нибудь сделают, и завершенными образцами творчества.

– Вперед, – сказал Винс, вырвав меня из гипнотического состояния. – Покажи, на что ты способна.

В изумлении я обернулась и поняла, что при виде гончарного уголка на моих губах появилась мягкая улыбка. Она слетела с лица, как только я заметила, что Винс прислонился бедром к краю кухонного островка и с любопытством наблюдает за мной, попивая что-то из кружки.

Из кружки, которую он, без сомнений, сделал сам.

Она была странной формы, но красиво раскрашена и покрыта лаком, и вылепил ее Винс. Он создал ее с нуля теми же руками, которыми обычно держал клюшку или бил противника в нос.

Без спросу и раздумий я вытащила камеру. Я успела только настроить пару параметров для слабого освещения, а потом сняла его.

Он усмехнулся.

– Ладно, не то я имел в виду, но, думаю, лучше так, чем ничего.

– Извини, – сказала я, опустив взгляд на камеру в руках.

Почему я вдруг почувствовала смущение, словно увидела его полностью обнаженным или застигнутым врасплох?

Может, потому, что этот маленький творческий уголок показался мне самой уязвимой частью его натуры, а я вдруг с разбегу в него вторглась.

– Все нормально, – сказал Винс. – Думаю, мне нужно привыкнуть к этому… – Он взмахнул рукой. – Суровому испытанию. К снимкам и видео в самые неожиданные моменты.

Я улыбнулась в ответ.

– Надо было тебя предупредить. Просто я… – Я замолчала, поджав губы, а потом показала на кружку у него в руке. – Ты сам ее вылепил?

Он даже взгляда не опустил.

– Да.

– Красиво.

Я произнесла эти слова прежде, чем успела передумать, и Винс удивленно приподнял бровь.

Вот. Вот почему я предпочитала, чтобы меня считали стервой. Просто слегка проявив мягкость, я оказалась в уязвимом положении, и теперь Винс смотрел на меня так, словно я была его добычей, а не оппонентом.

Я повесила камеру на шею, хмыкнув и оторвав взгляд от Винса, чтобы оглядеться.

– Короче, думаю, просто… занимайся привычными делами. Я буду задавать вопросы, если они у меня появятся, и делать много снимков и видео. Когда я получше узнаю твое расписание, то мне бы хотелось взять у тебя парочку интервью и, возможно, какой-нибудь милый контент для подкаста. Если ты не захочешь что-то показывать на камеру, обязательно заранее меня предупреди.

– Значит, я могу попросить кое о чем вне записи? – спросил он, и я не могла не заметить похотливую улыбку, дополнившую это заявление.