Но пока это мой путь. И я счастлива.

– Мне нужен еще бокал, – сказала Ливия, взмахнув пустым бокалом. – А еще я, наверное, должна появиться у VIP-столиков. Наш директор любит хвастаться мной как призовым поросенком.

– Из тебя вышел очень милый поросенок, – проворковала я, проводя пальцами по пряди ее шелковистых прямых волос.

Она смахнула мою руку и закатила глаза.

– Скоро вернусь.

– Я пока поснимаю предметы молчаливого аукциона, – сказала я. – Там и встретимся?

Ливия кивнула, а затем прошла сквозь толпу, как Моисей, разделивший море, и все повернули головы в ее сторону.

Я неторопливо обошла столики с выставленными на торги предметами, мысленно составляя планы фото- и видеоматериалов, которые подготовлю за сегодняшний вечер. Я сделала видео с разных ракурсов и с разными переходами, зная, что после не смогу вернуться и все переделать. Мои родители часто посмеивались над моей работой – не потому, что издевались, а потому, что искренне ее не понимали. Как и многие.

Скажи любому, что твоя работа связана с социальными сетями, и первым делом над тобой посмеются.

Я любила свое дело, несмотря на то что не знала, как сложится потом моя жизнь. Особенно ценно то, что у меня была аудитория, которая разделяла те же ценности, которая хотела познакомиться с теми, кто меняет правила в их сообществе, с невоспетыми героями. Благодаря этой миссии у меня появились верные последователи, и с «Крошками Тампа-Бэй» я хотела достигнуть больших высот.

Но сначала нужно отбыть срок в качестве человека, освещающего спорт.

Добравшись до столов и уверенно держа телефон перед собой, я медленно пошла вдоль предметов, выставленных на аукцион. Званый вечер в «Гибсоне» организовали спортивные команды в Бэй – редко хоккейные, бейсбольные и футбольные команды объединялись, чтобы собрать деньги для благотворительных организаций, которые они поддерживали. Соответственно, большинство предметов было связано со спортом – от подписанных мячей, хоккейных шайб и джерси до билетов в VIP-ложу и возможности провести вечер с игроком.

Как жаль, что на меня не производят впечатление возмутительные ценовые предложения, которые уже вписали в журналы перед каждым предметом, и я не испытываю от них благоговейный трепет. Напротив, я с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза при виде каждого человека в этом зале. Они чувствовали себя невероятно щедрыми, просто посетив мероприятие, а в действительности не знали, каково это – действовать во благо общества, предстать перед нуждающимся и протянуть руку помощи.

Приблизившись к довольно уродливой и чересчур высокой вазе, которая выделялась на фоне окружавшей ее спортивной атрибутики, я остановилась и хмуро осмотрела ее. Ваза была странной формы: горлышко искривленное, как часы на картине Дали, а корпус деформирован, словно его расплавили, вместо того чтобы вылепить до совершенства. Она была похожа на гончарный предмет, слепленный ребенком, который впервые пробовал свои силы. Вещица была полностью лишена цвета и должной обработки. Это просто серая бесформенная куча глины, которую выдают за что-то ценное.

– Вы ценитель искусства?

– Так вот чем это должно быть? – спросила я и повернулась к человеку, задавшему вопрос низким, плавным голосом. Когда я оглянулась через плечо, чтобы приправить шутку улыбкой, она резко померкла при виде Винса Танева.

Не нужно даже немного интересоваться хоккеем, чтобы узнать нашего великолепного новобранца, который стремительно завоевывал город, заняв место на всех первых полосах в предсезонном периоде. Вскоре он привлек всеобщее внимание своими голами и передачами. И это внимание удерживал на себе яркими похождениями вне льда, историями о том, как вваливался к себе домой с тремя девушками под руку. Еще он случайно оказывался в популярных магазинах и ресторанах, тусовался с фанатами так, словно был обычным человеком.

Вообще-то он и был обычным человеком, напомнила я себе и стерла с лица улыбку.

Я знала Винса не только по всем этим причинам, но и потому что он часто появлялся в местных новостях в качестве общественного героя. Но я-то знала, что подобные мероприятия – всего лишь показуха и пиар, а Винс был слишком рад делать вид, словно ему есть дело до всего этого, но ровно до тех пор, пока его не переставали фотографировать.

Винс Кул.

Тампа наградила его ласковым прозвищем, вдохновившись Джо Кулом, другой ипостасью Снупи, а остальные американцы быстренько подхватили. Винс был сексуальным, молодым, самоуверенным и, что хуже всего, тем самым игроком, который с легкостью мог очаровать любого.

Потому что с каждой долбаной игрой он становился все лучше и лучше.

Мне не пришлось слишком долго изучать его взглядом, чтобы заметить, что его обычно непослушные волосы сегодня были укрощены и лежали гладкими волнами, которые подчеркивали его привлекательное лицо. Этим скулам поэты могли бы посвятить работы всей своей жизни. Вкупе с густыми ресницами и губами, которые всегда были немножко выпячены, как у богатенького мальчишки, Винса невозможно не считать очаровательным. Те, кого привлекало что-то мужественное, особенно сходили с ума от небольшого шрама над правой бровью, что придавал его красивому лицу достаточно резкости, чтобы девушки задавались вопросом, свяжет ли их Винс в кровати.

Он был непоколебимым и резким – мужчиной, который источал силу, не произнося ни единого слова.

Его пухлые губы немного изогнулись под моим пристальным взглядом – особенно когда я перевела взор на белую шею, которую оголяли две небрежно расстегнутые верхние пуговицы рубашки. Ни одна шея не имела права быть такой сексуальной.

Наконец наши взгляды встретились, и чем дольше мы смотрели друг на друга, тем сильнее пылал огонь в его карих глазах. Я не понимала, они золотые или скорее зеленые, потому что два этих цвета боролись друг с другом, когда уголки его губ приподнялись еще выше.

Моя улыбка померкла, и я отвернулась к вазе, а Винс встал рядом со мной в уверенной и расслабленной позе, засунув руки в карманы брюк.

И хотя мои каблуки были достаточно высокими, Винс все равно был как минимум на фут выше меня, потому я приосанилась и вздернула подбородок.

– Она довольно уродливая, – сказал Винс.

Я немного расслабилась – хотя бы в одном мы были согласны.

– И все же какой-нибудь богатый придурок внесет возмутительную ставку и всю дорогу домой будет себя нахваливать.

– Почему ставка за уродливую вазу делает кого-то придурком?

– Такие люди считают, что благотворительность – это разбрасывание унаследованных денег, – со смешком выпалила я. – А потом они лучше спят по ночам, чувствуя себя божьим даром всему человечеству.

Винс немного наклонил голову.

– Полагаю, лучше так, чем тратить деньги на алкоголь и проституток?

– О, уверена, этого им тоже вдоволь хватает.

– Многие благотворительные учреждения получают финансовую поддержку от подобных мероприятий.

– Ну конечно! – невольно прикрикнула я, легонько скрежетнув зубами. Ливия частенько была со мной сурова, как может вести себя только лучшая подруга, и говорила, что у меня есть склонность производить впечатление стервы на того, кто не очень хорошо меня знал, – особенно в разговорах о справедливости и благотворительности.

Но эта правда приводила в ярость. Любая женщина, которая не улыбалась, не смеялась и не кивала головой, считалась стервой.

Я носила это оскорбление с гордостью.

– А многие из присутствующих здесь жертвуют, возможно, одним процентом из заработанного за год, а потом хвастаются друзьям, как помогают обществу.

Винс повернулся ко мне, и тогда я, высоко подняв подбородок, встретилась с ним взглядом.

– Выходит, все, кто не посвящает жизнь и деньги активизму, просто отбросы человечества? Вы, должно быть, идеальный ангел – современная Мать Тереза.

– Во всяком случае, я не участвую в общественных мероприятиях ради пиар-хода, – парировала я, скрестив на груди руки. Это привлекло внимание к камере, еще висящей у меня на шее, и Винс приподнял бровь.