Мы стояли, прижавшись друг к другу грудью, а Винс дышал так же тяжело, как и я.

– Ну ты и сволочь, – сказала я и вздернула подбородок, показывая, что не струсила. – Ну и что? Я сука, потому что не улыбаюсь и не говорю тебе, какой ты очаровательный, когда выполняешь идиотские суеверные трюки перед игрой?

Он задышал еще чаще, а бровь со шрамом низко и угрожающе опустилась.

Не знаю, как такое возможно, но меня словно током ударило. Винс злился. И смотрел так, словно хотел свернуть мне шею.

И от такой перспективы у меня закружилась голова.

– Ладно, – чуть погодя сказала я, растягивая слова. Я знала, что говорю, как сука, в чем он меня и обвинил, потому что даже в этих моих словах сквозил сарказм и совершенно отсутствовала искренность, но ничего не могла с собой поделать. Я хотела испытать его на прочность, понять, насколько сильно можно на него давить. – Уж извини. И как я посмела не понять, почему для тебя так важно включать свет в гардеробной перед игрой? Обещаю относиться с большим уважением к твоим драгоценным ритуалам. – Я сладенько улыбнулась. – Договорились, Мальчишка Танни?

Его рука взметнулась так быстро, что я даже опомниться не успела.

Минуту назад я улыбалась, поглумившись над ним.

А в следующий миг Винс стиснул мой подбородок пальцами, приподняв еще выше, и посмотрел сверху вниз. Он возвышался надо мной, а его губы были примерно в паре сантиметров от моих – так близко, что я почувствовала его мятное дыхание, когда он заговорил:

– Лучше бы ты научилась правильно пользоваться этим остроумным ротиком.

Он буквально выплюнул эти слова, как проклятие, как будто хотел швырнуть меня на землю и оставить там. Вместо этого Винс удерживал мой подбородок, смотря карими глазами, а потом опустил взгляд на мои губы и стал долго и пристально смотреть на них.

Я почувствовала, как по телу пробегает разряд, но его быстро смыло более сильное чувство, названия которому дать не могла. Оно было жарким, острым, безрассудным и всепоглощающим.

Я должна была ужаснуться. Смутиться. Даже испугаться.

Но я возбудилась.

Я ни капли не боялась, что он причинит мне боль. Не боялась, что он так сильно сжал мой подбородок, что так близко стоял, и я чувствовала губами его дыхание.

Я просто смотрела в его карие глаза, которые темнели с каждой секундой, что он пялился на мой рот.

Винс моргнул три раза, словно просыпался от сна. Его лицо смягчилось, как и хватка.

Он отпустил меня, чуть приподняв подбородок, а потом повернулся, и это жаркое чувство меня покинуло. Схватил сумку, даже не глянув в мою сторону, перекинул ее через плечо и выбежал из номера, со щелчком закрыв за собой дверь.

А я продолжала стоять и недоуменно смотреть ему вслед, вдыхая обжигающий воздух. Я подняла руки и провела ими по тому месту, где только что находились его пальцы.

Ну и что это, черт возьми, было?

Я свихнулась?

Эти слова беспрерывно звучали у меня в голове, когда я залезла в автобус с командой, и стали еще громче, как только мы приехали на стадион. Ребята вели себя гораздо сдержаннее, чем во время полета или даже во время утреннего катания. Теперь все они были тихими и сосредоточенными, как Папаша Пи, пока обматывали клюшки, смотрели записи или разминались в углу раздевалки.

Тем временем я прикидывалась сосредоточенной, хотя мысленно прокручивала случившееся в номере Винса.

Я подумала, что должна доложить об этом, но мысль эта задержалась на долю секунды, а потом ее сменила более актуальная проблема.

Мне нельзя было так возбуждаться.

Я понимала, что это правда, но голова еще шла кругом после нашей перепалки. Перед глазами до сих стояла та картина: Винс нависает надо мной, крепко сжимая рукой мой подбородок и пристально смотря в глаза, после чего опускает взгляд на мои губы.

Я вздрогнула, а кожа покрылась мурашками, как будто подул холодный ветер. Я посмотрела в другой конец комнаты, где Винс обматывал клюшку.

Он не отрывался от дела, но не сводил глаз с меня.

Он смотрел так еще долго, после чего отвернулся, сжав челюсти, и продолжил обматывать клюшку.

Тогда Винс посмотрел на меня в последний раз за всю игру.

Я не впервые смотрела игру НХЛ, но впервые лицезрела ее вживую. И если честно, впервые была ею увлечена. Хоккей был популярен в Тампе. Я жила здесь с самого рождения и отлынивать от крупных игр плей-офф, проводившихся в городе, не всегда получалось. Я посещала игры с друзьями и пару раз с отцом, но действо в основном разыгрывалось на фоне, пока я болтала с друзьями или листала телефон.

Сегодня я стояла за стеклом у входа в туннель рядом с игроками, сидевшими на скамейке. Кожу окутывал холодок, а дрожащими руками я сжимала телефон.

Я ощутила прилив адреналина, как будто каталась на американских горках не пристегнутой.

С той минуты, как шайба упала на лед, я исступленно фотографировала и снимала видео, между тем делая в телефоне пометки. И записывала вопросы. Кучу вопросов, которые хотела потом задать Винсу: например, как им удавалось так последовательно менять позиции, как удавалось так долго кататься, как удавалось перевести дух перед очередным возвращением на лед. А еще хотела спросить, что это за соли они нюхали? И зачем? Почему за подножку выписывался штрафной, а толчки на борт были в порядке вещей?

Волнение болельщиков только усилило мое возбуждение, а ведь это только лишь выездная игра. Представить не могу, как проходят домашние игры, и мне не терпелось узнать.

В конце первого периода еще никто не забил, но не потому, что команды играли плохо. На самом деле как раз наоборот: «Бостон» и «Тампа» состязались так, словно скорее предпочтут получить по яйцам, чем позволят забить другому.

Тренер Маккейб в раздевалке подбодрил парней, посоветовав продолжать в том же духе, но сражаться сильнее.

– Вы хотите победы, – напомнил он игрокам. – Но они тоже ее хотят. Одного желания мало. Вам нужна победа. Вам она нужна так сильно, что вы будете сражаться не на жизнь, а на смерть.

В следующем периоде тренер разрешил мне расположиться на краю скамейки после того, как я упросила его снять видео без загораживающего меня стекла. На всякий случай на голову я надела шлем.

Когда вбросили шайбу, я вспомнила вчерашние слова тренера о том, что в этом сезоне им представился настоящий шанс. Я знала, что считал он так благодаря Винсу Таневу, а когда Винс забил на первой минуте второго периода, поняла почему.

Он был настоящим зверюгой.

Или, как называли его парни на скамейке, «красавчегом».

Этот гол распалил его, как спичка, и после Винс был в ударе. Он отдал голевую передачу центровому, увеличив их преимущество на два очка, а когда в третьем периоде «Бостон» сравняли счет и до конца оставалось всего четыре минуты, забил снова, и на арене наступила тишина, пока он и команда праздновали победу.

И только после этого гола он наконец посмотрел на меня.

Его глаза сверкнули за щитком шлема, и Винс подъехал ко мне так плавно, словно родился на льду. Я достала телефон и навела на него камеру, снимая видео, а Винс еле заметно ухмыльнулся.

– Крутая победа, Голубь, – крикнул сидящий рядом игрок, и Винс в знак признательности легонько кивнул и перепрыгнул через борт.

Но не сел на скамейку.

Нет, он, весь мокрый, разгоряченный, сел на выступ напротив меня и наклонился вперед, упершись локтями в колени. Я навела на него камеру, но он не смотрел в объектив.

Он смотрел на меня.

Винс не произнес ни слова – просто сидел, ухмыляясь, и с вызовом глазел. Я медленно опустила камеру и посмотрела ему в глаза, вместо того чтобы смотреть на него через экран.

Его улыбка стала еще шире.

– Ладно, Танев, – сказал тренер Маккейб, стоя у стекла. – Игра еще продолжается. Ну-ка быстро сел на скамейку.

Винс встал, не сводя с меня глаз, подмигнул, облизнув губы, и направился к концу скамейки.