Кабина остановилась, дверные створки бесшумно раздались в стороны, и нам с трунгой в лицо ударил жгучий солнечный свет. Мы выбежали на красное стекло крыши и, стараясь держаться в тени антигравов, быстрым шагом двинулись вдоль их ровных рядов.

— С чего вдруг такая забота? — проворчал я с трудом переводя дух в знойном мареве.

— А то ты не знаешь, — фыркнула Слофи, в отличие от меня, стоически переносящая окружающее пекло. — Признавайся, ведь за этим возвращался?

— Ну да, — неуверенно кивнул я.

— Вот видишь! Кстати, господин инспектор велел передать, что извиняется за невольную заминку.

— Что вот⁈ Какое еще прощение за заминку⁈ — возмутился я. — Да, мне пришлось вернуться. Хотел просить денег на такси. У меня ж карманы пустые. Надеялся, одолжиться у инспектора в счет будущего жалования.

— Считай, тебе вдвойне повезло, — хитро подмигнула секретарша и пояснила: — Получишь, что хотел, и совершенно бесплатно. Вызов такси за счет конторы — это обычная практика поощрения таких отчаянных парней, как ты. Из-за того, что добровольцы в конторе явление редкое, господин инспектор не сразу вспомнил об этой доброй традиции. Твой повторный визит подстегнул его память, и Брифа велел догнать тебя и все устроить… Ага, вон то, что нам нужно.

Последнее восклицание трунги относилось к оранжевому антиграву в форме шара — эдакому трехметровому апельсину из матового стекла. Заинтересовавший Слофи летательный аппарат только-только, прямо на наших глазах, аккуратно спланировал на крышу «башни крови».

— Значит так, с таксистом договариваться буду я, ты рот держи на замке, — категоричным тоном объявила мне Слофи, ускоряя и без того быстрый шаг до бега.

— Да ради бога, — откликнулся я. — Только, пожалуйста, быстрее, а то сейчас сдохну от этой жары.

— Ладно, не плачь, будет тебе быстрее, — фыркнула трунга.

На том и порешили.

Первой добежав до оранжевого шара, секретарша требовательно заколотила кулаком по борту. В ответ на громкий стук, правее трунги беззвучно выдвинулся из корпуса прямоугольный кусок шара и отъехал в сторону. В образовавшемся проеме появился пилот, к моей неописуемой радости оказавшийся тоже человеком.

Это был двухметровый, худой, как жердь, молодой парень, примерно моего возраста, с густой нечесаной гривой рыжих волос и с ног до головы усыпанный веснушками. Россыпи рыжих пятнышек в изобилии присутствовали на открытых груди и руках, и даже на икрах ног. А лицо парня они покрывали так густо, что делали практически неотличимым от шевелюры. Одет пилот был в серый комбинезон, с засученными до колен брюками, и старые разношенные зеленые шлепанцы на босу ногу.

— Чего расшумелась, бешенная⁈ — возмутился парень, слеповато щурясь на солнце.

— Работа для тебя есть. Вот этого рекрута, — секретарша ткнула длинным когтем в замершего на некотором отдалении в тени большого соседнего антиграва-цилиндра меня, — нужно на учебно-тренировочную базу доставить. Возьмешься?

— Куда? — мельком глянув в мою сторону, спросил таксист.

— Седьмая Юго-Западная, ее местоположение можно найти на…

— Я знаю где это, — перебил рыжий парень. — Сколько платишь?

— Ну, думаю, пятнадцати литариев будет достаточно, — закинула пробный шар трунга.

— Нашла дурака, — разочарованно фыркнул пилот «апельсина». — С виду дама вроде серьезная, и такую несуразицу предлагает. Самой-то не совестно? До Седьмой Юго-Западной два часа лету и столько же придется потратить на возвращение. Получается, за четыре часа работы ты предлагаешь жалкие пятнадцать литариев. Да я в городе столько за час, шутя, сделаю.

— Считай уболтал — двадцать, — безропотно подняла плату Слофи.

— Не, ну ты точно надо мной издеваешься, — покачал головой рыжий. — Говори нормальную цену или вали своей дорогой, и не занимай больше мое время.

— Ладно, черт с тобой, двадцать пять.

— Так и будешь по пятерке накидывать. Когда дойдешь до полтинника, стучи — за меньше не соглашусь, — выставил ультиматум таксист и шагнул обратно в полумрак салона. Через мгновенье дверь бесшумно встала на место.

— Вот гадство! — простонал я, слизывая пересохшим языком стекающие по лицу капли пота.

— Спокойствие, — обернувшись, обнадежила секретарша и, вернувшись в исходное положение, как ни в чем не бывало, продолжила торг, обращаясь к закрытой двери антиграва: — Даю тридцать восемь литариев — это все, что у меня есть.

Ответа не последовало — пилот держал данное обещание.

Зло стеганув хвостом по стеклу оранжевого шара, Слофи повернулась обратно ко мне и, заговорщицки подмигнув, объявила:

— Похоже, с этим упрямцем договориться не получится. Пошли, поищем кого-нибудь менее захапистого.

Я тяжко вздохнул и, изображая покорность судьбе, безропотно развернулся следом за зашагавшей прочь трунгой.

Но стоило отойти на десяток метров, как дверь оранжевого «апельсина» снова беззвучно отъехала в сторону, и появившийся на пороге рыжий парень крикнул вдогонку:

— Уговорила. Гони тридцать восемь, я согласен.

Трунга тут же вернулась, извлекла из кармана юбки пачку свернутых пополам купюр и отсчитала таксисту оговоренные тридцать восемь литариев.

— А говорила — последние, — проворчал рыжий парень, с сожалением глядя на даже не уполовинившуюся после расчета денежную пачку.

— Признаю, соврала. Мне очень стыдно, — рассмеялась Слофи, убирая обратно в карман оставшиеся купюры. — Но тебя никто не принуждал соглашаться. А теперь сделка заключена, и условия оплаты менять поздно. Нравится или нет, но от пассажира уже не отвертишься. Трап опускай… Эй, чего там мнешься, живо в антиграв, — обернулась деловая секретарша ко мне и, подхватив под руку, потащила к беззвучно опустившейся на крышу оранжевой лесенке.

— Ну все, рекрут Олег, мне пора, — заведя меня на первую ступень, объявила трунга. — Призывная контора города Груда, в моем лице, желает тебе приятного полета.

Довольная собой, она развернулась и быстро зацокала каблучками в направлении лифта.

Прошмыгнув мимо посторонившегося пилота, я оказался в тесном салоне антиграва и сразу был вынужден сесть. Здесь так же, как в земной легковушке, все внутреннее пространство было занято двумя рядами сидений. Спереди имелась пара темно-серых потертых пластиковых кресел, сзади закругленный диванчик из такого же немаркого материала. Перед левым передним сиденьем пилота из пола торчал массивный двуручный рычаг управления, как в земном самолете. Оранжевый стеклопластик антиграва совершенно непроницаемый снаружи, изнутри оказался прозрачным, как обычное оконное стекло. К счастью у меня уже имелся опыт полета на антиграве, и с прозрачными полом, стенами и потолком я свыкся достаточно быстро.

Солнечный свет беспрепятственно проникал в салон, но невыносимого уличного жара, при этом, в антиграве не ощущалось, и глаза не слепило, словно они здесь были постоянно укрыты невидимыми солнцезащитными очками. Еще прозрачный купол антиграва нейтрализовал вредный для кожи ультрафиолет — отсутствие у пилота загара служило тому красноречивым доказательством.

— Чего развалился, ну-ка подвинься, — шугнул меня раздосадованный неудачной сделкой рыжий парень и, ловко протиснувшись мимо, занял переднее место пилота.

— Готовность номер ноль, через пять секунд взлетаем, — добавил он, не оборачиваясь, и защелкал тумблерами в центральной части рулевого рычага.

Внутрь салона беззвучно втянулся ступенчатый трап, следом бесшумно встала на место дверь атиграва и тут же слилась с прозрачным куполом. Истомившееся на жаре тело обдало приятной прохладой заработавшего кондиционера.

Подавшись вперед, я пересел с заднего дивана в соседнее с пилотом кресло и, покосившись на хмурого таксиста, на всякий случай, спросил:

— Сюда можно?

— Ты деньги за перелет заплатил, значит можешь сидеть, где пожелаешь! — раздраженно пробурчал в ответ сосед и дернул рычаг вверх, отчего антиграв свечой взмыл на десять метров над крышей небоскреба, и обоих людей чувствительно вдавило в кресла.