Первый учебный год приближался к концу. Позади остались новогодние праздники, за ними маёвки и субботники. Что-то ещё было интересного и что-то не очень. Всего не упомнишь. Появились первые звоночки надвигающейся катастрофы. В газетах и в телевизоре всё чаще появлялось слово «перестройка». Я совершенно искренне думал, что это как-то связано со строительством, что начнут перестраивать дома. Но зачем? Тем более сказали, что перестройка коснётся каждого. Мне мой дом, к примеру, нравился. Он меня полностью устраивал в том виде, в каком он был. Совершенно непонятно, зачем его нужно перестраивать, и где нам в это время придётся жить. Видимо, к власти пришли Чебурашки, которые хотели всех одиноких и бездомных наконец передружить. Как в любимом мультфильме: строили мы строили – наконец построили! Тем временем приближался новый учебный год. Летние каникулы пролетели со скоростью поезда Москва–Рига, который никак не хотел ехать помедленнее, чтобы ещё на чуть-чуть продлить лето. Опять школа, уроки, учителя, тренеры… и… вдруг, всё это оборвалось, перестало иметь значение. Конечно же, всё происходило не совсем «вдруг». Родители уже готовились к переменам.

Всё началось со странного письма, которое сопровождала не менее странная чёрно-белая фотография с детьми. Что было в этом письме, и что за дети были на той фотографии, стало понятно чуть позднее. Советский рынок недвижимости в основном строился по принципу обмена. Купить квартиру было нельзя, поэтому люди менялись и разменивались. Менялись номерами, улицами, посёлками и городами. Так мы стали готовиться к переезду в Ставропольский край, чтобы влиться в свою большую семью. На той фотографии были дети хозяев нашей будущей квартиры. То ли их надо было пожалеть и срочно освободить жилплощадь, то ли это был ещё какой-то рекламный ход, не знаю. Мы стали готовиться к переезду. Комнаты наполнялись ящиками, коробками, тюками и чемоданами. Я совсем не хотел уезжать из родного города. Здесь были друзья, здесь я знал глубину каждой лужи, помнил наизусть все ходы и лазейки, все рисунки и надписи на домах. Но разве мог я знать, что из Ржева уезжали только два человека – мы с сестрой? Родители же просто возвращались к своим родителям.

Последние часы перед отъездом пролетели незаметно. Нужно было собираться на вокзал. Был прохладный осенний вечер. Мы вышли из подъезда, и я ещё раз окинул взглядом наш двор. Всё в нём было как прежде на своих местах; деревья, качели, песочница, лавочки. Только всё это прямо на глазах становилось моим прошлым. Теряло свои краски, становилось блёклым. Я мысленно прощался со всем этим, уходя в осенний туман своего будущего. Ещё вчера друзья не верили, что наша семья уезжает жить в другой город, а завтра они с удивлением заметят, что меня уже и след простыл. Больше мне вспомнить уже и нечего.

Пройдёт каких-нибудь двадцать лет, и всё тот же старенький поезд Москва–Рига глубокой ночью остановится на ржевском вокзале. Я приехал на родину всего на пару дней, но и этого хватило, чтобы пройтись по знакомым местам. Прогуляться по новому мосту, спуститься к мосту старому. Выйти на берег Волги… Я с удивлением заметил, что городской транспорт уменьшился в размерах. Огромным «Икарусам» тяжело было маневрировать по улочкам Ржева. Теперь каждые две-три минуты к остановке подъезжает ПАЗик. На нём я доехал до знакомой остановки, вышел и отправился в свой старенький двор. Там, сидя на лавочке перед подъездом нашей бывшей квартиры, я разглядывал наш по-прежнему огромный двор. Он стал ещё больше, потому что людям, видимо, всё-таки надоели сарайчики и их снесли. Я даже не удивлюсь, если там однажды случился пожар. А может, городские власти просто избавлялись от стихийных застроек, кто знает.

Постучать в свою квартиру я не решался, хотя было очень любопытно посмотреть, как внутри всё изменилось, что стало с моей детской комнатой, и как люди поместились на крохотной кухне. Там жила уже совершенно другая семья и даже не та, с которой мы когда-то совершали обмен. Вот мимо меня пробежала девчушка лет пяти, проскользнула в подъезд, и я только успел заметить, как она скрылась за дверью «нашей» квартиры. Так вот кто там сейчас живёт! Вот чьи игрушки будут разбросаны по комнате. Я мысленно порадовался тому, что квартира имела такую хорошую ауру, и в ней непременно жили дети. Что называется – в добрый путь! А мне, тем временем, уже пора было возвращаться в гостиницу.

Самолёт приземлился в аэропорту города Ставрополя. К трапу почему-то не приехал автобус, как раньше, поэтому пришлось идти пешком. Толпа разделилась на две группы. Те, кому нужно было забирать багаж, направились в сторону здания аэропорта. Остальные же пошли к ограде с калиткой, где стояла толпа встречающих. Контейнер с нашими пожитками где-то путешествовал сам по себе, поэтому у нас была лишь ручная кладь. Встречал нас дедушка на своём «Москвиче».

Тёплая ставропольская осень больше походила на лето. Деревья шелестели ещё зелёной листвой. Дедушкин «Москвич» урчал и покачивался, шурша своими колёсами. Вдоль дороги росли высокие тополя. Времени на отдых было не очень много, ведь нужно ещё осмотреть будущую квартиру. Да и школьная пора в разгаре.

Бабушки жили в селе Шпаковское (ныне город Михайловск), что примыкает к Ставрополю. Нам же предстояло переехать в небольшой посёлок с рычащим названием – Рыздвяный. Он находится в тридцати километрах от Шпаковки, как мы любили её называть. Те, кто верит в судьбу, должен испытать удовольствие. Ведь что Ржев, что Рыздвяный на разных языках означают рождество. Получалось, из одного рождества я уехал в другое. Ну не судьба ли?

Первое впечатление посёлок производил довольно скучное. Это обычный на первый взгляд небольшой населённый пункт, каких тысячи. Более подробное его описание может вызвать только зевоту, поскольку ничего примечательного я в нём не увидел. Один квартал двух- и трёхэтажек, несколько магазинчиков, стихийный рынок и газетный киоск. Хочу сразу оговориться, что речь идёт о 1988-89 годах. Так что, если кто решит, что я заслуживаю побивания камнями за подобные описания, пусть не забывает, о каком времени идёт речь. Пожалуй, главной особенностью посёлка было то, что на центральной улице располагались конторы Газопромыслового управления.

Рыздвяный появился на карте страны как маленький полустанок железнодорожной линии Кавказская – Ставрополь. Здесь жили и трудились сезонные работники, которые обрабатывали землю, выращивали и собирали урожай, грузили его в вагоны. Также жили те, кто эту железную дорогу обслуживал. Дальнейшая история происходила как в старом анекдоте:

– Мальчик, как ты сумел разбогатеть?

– Я продавал яблоки, которые мама мне давала с собой в школу.

– А потом?

– А потом умерла моя богатая бабушка и оставила мне громадное наследство.

В середине 50-х годов в недрах земли, на которой расположился посёлок, было обнаружено и открыто крупнейшее газовое месторождение. С этого времени началась новая эпоха в жизни Рыздвяного и его жителей. Но к моему приезду всё выглядело не так радужно, как на стендах перед управлением Газпрома. И, разумеется, мой приезд на это никак не повлиял.

Наша квартира располагалась в кирпичной трёхэтажке. Двора как такового не было, в привычном для меня понимании. Крохотная детская площадка ютилась где-то за углом, а прямо перед домом у жителей были клумбы, огороды и фруктовые деревья. А из земли торчали люки погребов, где хранились запасы на зиму. Ни о какой весёлой шумной детской толпе не могло быть и речи. Казалось, что жизнь предстоит скучная и унылая.