Встала я, значит, в дверях. Слезы отираю и смотрю на них, на наследников, как в первый раз, как со стороны. И картина, скажу я вам, открывалась мне грустная.
Тот случай, когда из количества не получилось качества. Вроде бы и не плохие, но какие-то неудачные.
Игорь с самого начала в бизнес подался, но бизнесмен из него (по словам его же матери), как из дерьма пуля. Двадцать лет барахтается, а на ноги так и не стал.
Пётр в мать пошел. Многолюб и многоженец. С одной разницей – у Агаты от браков прирастало (и не только детьми), а из Петеньки каждая последующая жена изымала предпоследнее. Теперь, всё что у него есть – это комната в коммуналке, правда, малонаселенной, и неплохая зарплата, но из неё всё ещё приходится платить алименты младшему спиногрызу.
Пашка – барин. То густо, то пусто. То на ипподроме выиграет, то в карты проиграет.
Полина. Что Полина? Мужнина жена. Муж староват, жадноват и жену не балует. По три года в одном и том же пальто ходит, а шуба, так ей вообще уже лет десять. Её даже на хранение в ломбард в этом году не взяли.
Вот сидят эти «дети» в кружок.
Такие родные, такие знакомые лица. И вдруг, у меня, как слезами, пелену с глаз смыло, и увидела я то, чего не видела до сих пор.
Агашины дети, эти ангелочки, над которыми я вечно проливала слезы умиления, купая и пеленая их, теперь уже сами обрюзгшие, полуплешивые, с седыми висками и сутулыми спинами – старые люди. Они, как и большинство стариков, к смерти относятся с равнодушием, с безразличием, что ли. Ни слезинки, ни скорбинки в их лицах. Спокойное ожидание.
Игорь краем глаза увидел входящую в комнату следовательницу, быстро положил телефон экраном вниз и попытался встать, но она, как учительница в классе, жестом его осадила.
– Господа, – сказала она, придвигая стул ближе к столу и доставая бланки допросов. У всех есть при себе документы?
Все дружно закивали головами.
– Прежде всего, должна вас спросить: посмотрите по сторонам, всё ли на местах, ничего не пропало?
Они, как по команде, обернулись к стеклянной витрине с «кружевницами». Фигурки вот уже почти семьдесят лет стояли в строгом порядке мизансцен, выстроенных фантазией моей дорогой, усопшей подруги. Поющие с поющими, танцующие с танцующими, читающие или играющие на музыкальных инструментах стояли своим отдельны кружком.
– Да вроде бы всё на местах.
– Что-либо ещё? Ничего необычного не замечаете? Нет? Что ж, это дает нам возможность исключить версию ограбления. Возможно, конечно же, кто-то и вошел в дом. Ваша мать на шум спустилась вниз. Судя по расположению палки, возможно, она замахнулась на него, но потеряла равновесие и упала. Но. Тогда бы она упала назад. Возможно также, что злоумышленник пытался выхватить у неё палку, потянул на себя, и тогда она упала вперед, лицом вниз. Возможно. Всё возможно. – Она повертела в руках ручку, потрогала чистые бланки протоколов, как бы проверяя, всё ли из ее хозяйства на месте, и продолжила. – Но. Данный сценарий, мне лично, представляется маловероятным, так как злоумышленники такого уровня вряд ли приходят с утра, пока помощница по хозяйству выходит в магазин. Если их целью была коллекция «кружевниц», то им понадобилось бы время упаковать ее. Разбитый фарфор никому не интересен. Так или иначе, без полного заключения патологоанатома мы не сможем закрыть следствие и потому, я попрошу всех далеко не уезжать до его окончания.
– Вы хотите сказать, что подозреваемые – это мы? – на правах старшего Игорь всегда говорил первым.
– Я хочу сказать, что основа дознания, его, так сказать, три кита – это три ответа на три вопроса: Первый – вследствие чего наступила смерть? Второй – кому она выгодна? И третий – у кого из тех, кому она выгодна, нет алиби? Чем скорее МЫ найдем ответы на эти вопросы, тем скорее ВЫ сможете похоронить вашу, я уверена, горячо любимую маму.
– Так всё-таки мы подозреваемые, – не унимался Игорь. Ведь, в какой-то степени, нам всем выгодна эта смерть.
– Обратите внимание, не я это сказала.
Беленькая взяла со стола один из паспортов и начала заполнять свои бумаги.
Полина, Павел и Петр тихим хором зашипели на старшего брата.
– А что вы мне рот затыкаете, – Игорь снова сделал попытку встать, – чем меньше у госпожи следовательницы будет вопросов, тем скорее все это закончится. Да, у нас у всех есть причины, скажем так, не сильно любить нашу маму. У нас у всех есть финансовые проблемы. Да, мать никогда нам не помогала. Всегда сидела на дедовом наследстве, как собака на сене.
– Игорь, как тебе не стыдно! – вступилась я за подругу, – тебя послушать, так она вас голодом морила, а на самом деле делала только добро. Чужими деньгами куда как легче рисковать. Сколько ты этих бизнесов начинал и сколько провалил? А? У тебя деньги, как вода в песок. Про Пашку, так я, вообще помолчу.
– А тебя, тетя Валя, не спрашивают, – взорвался наш старшенький.
– Не истери, – Петр холодно смотрел в глаза Игорю, – не время и не место.
– Кстати, про алиби, – не унимался Игорь, – у тебя, тетя Валя, оно есть?
– Есть, – я выпалила это «есть» и вдруг поняла, что прозвучало оно не очень убедительно.
– Игорь Анатольевич, про какое алиби может в настоящий момент идти разговор, если мы даже точного времени смерти не знаем. А вам, – следачка обернулась ко мне, – я бы посоветовала найти чек на кефир и что вы там ещё покупали. Как вы сказали? У станции? Современные кассовые аппараты время покупки пробивают автоматически.
– Вот именно, – опять вскипел Игорь, – тебя наняли за мамой присматривать, а ты ее одну дома оставила.
– И вам, Игорь Анатольевич, я тоже посоветовала бы найти билет, по которому вы сюда приехали. Там тоже должно быть указано время его продажи.
– Я была дома в Москве, – вступила в разговор до того молчавшая Полина, – моя домработница может подтвердить. Я всегда дома нахожусь, когда она приходит. Никуда не отлучаюсь.
Все пропустили её фразу мимо ушей.
– Чуднó. Вы же сказали, что остальных детей на момент смерти рядом с дачей не было, – удивилась Верочка, —так зачем всю эту бюрократию разводить?
– И не говорите, – птица-Валентина согласилась с ней, – она нас еще минут сорок мучала вопросами-ответами и их записями, после чего собрала бумаги и с видом человека, выполнившего свой долг, вышла из комнаты.
Бандит, спохватился, что кто-то чужой в двери, и, не разобравшись, куда идет, в дом или из него, выскочил из своего укрытия и, весело лая, попытался проводить «гостью» до калитки, но я строго так позвала его назад. Он ещё раз, для порядку, гавкнул и повернул в сторону дома.
«Дети» как-то сразу засобирались. Даже от чая с блинчиками отказались.
– И тут, должна вам признаться, я испугалась. Ладно, Агашка померла – естественный переход. Все там будем. Все в одну сторону идем, никому еще не удалось в обратную прогуляться. С ней всё понятно. А как тем-то, кто в этой жизни остался?
Посмотрела я на детей. Игорь снова в телефон полез. Петька с Павлушей как будто и не прекращали своего разговора. По всему видно, меж собой редко общаются, а когда встречаются – всё же близнецы, – есть у них, о чём поговорить.
– А со мной что теперь будет? Дом будете продавать, да?
– Не волнуйся, тетя Валя. Пока следствие, пока похороны… Потом всё равно шесть месяцев ждать до вступления в права наследования. Ещё неизвестно, – Петр хохотнул, – может эта чертова перечница, чтобы всем нам насолить, тебе дом отписала.
– Кстати, нотариус Борис Исаакович вчера говорил, что она там опять что-то в завещании изменила. Прошляпили мы наше наследство. Ой, нутром чувствую, прошляпили. Надо было её ещё когда недееспособной объявить и опеку оформить, а мы все тянули. Вот и дотянули, – не унимался Игорь.
– Между прочим, – Полина перестала плести косички из бахромы и, как бы вернулась в реальность, – следачка спрашивала все ли на местах. А где фигурки Морского Волка и Чертовой Перечницы?
Она встала и подошла ближе к витрине.
