Арон оглядел открытые рты присутствующих.

– А что, бывают изумрудные драконы? – подал робкий голос послушник Белл.

– И изумрудные, и золотые, и красные, и синие, и даже жёлтые! – рассмеялся Арон, в тот же момент лицо его покрылось бисеринами пота от боли.

Брат Симон взял салфетку, протёр лицо мальчика и, вздохнув, тихо сказал:

– Надо бы у него сменить примочки с мазями…

– Но… – брат Феон с ужасом посмотрел на Арона, видно было, что тому больно даже смеяться. – Сколько времени мы не можем применять обезболивания? – внезапно спросил он.

– Сутки! – прозвучал ответ.

– Не-е-ет! – брат Феон ухватился обеими руками за спинку кровати Арона. Казалось, ещё чуть-чуть, и Верховный Жрец сам свалится без чувств.

– Я выдержу! – твёрдо сказал Арон.

– Яд на когтях дракона… – попытался объяснить мальчику Симон.

– Я выдержу перевязки! – тон Арона был безапелляционным. – Я понимаю, что чёрный дракон отравил меня своим ядом. Я чувствую этот яд в своём теле, которое уже начинает неметь. Я понимаю, что перевязки необходимы. Я понимаю, что мне должны промыть раны. Я сам виноват в ситуации, в которую попал по собственной глупости. Я выдержу!

– Но боль будет неимоверной! – прошептал целитель, не в силах в полный голос произнести эту фразу. – Твоё тело отравлено ядом, намного усиливающим болевые ощущения.

– Это всего лишь боль! – ободряюще кивнул ему мальчик, как будто успокаивать нужно было тех, кто вокруг, а не самого больного.

Целитель кивнул и вышел, желая позвать подручных. Через несколько минут вслед за ним вошли два просто огромных монаха. Оба были пепельными блондинами со светло-голубыми глазами. Арон лишь несколько раз видел их мельком в храме и не знал их имена. И они совсем не напоминали кого-то связанного с лечебным делом.

– Брат Симон? – Арон постарался изобразить удивление. – Ты полагаешь, я в состоянии убежать, когда ты будешь менять мазь на моих порезах?

– Но… – целитель нерешительно остановился.

Арон перевёл взгляд на громил в монашеских рясах.

– Я – Арон! – представился он, ожидая, что и те произнесут свои имена.

Монахи склонили головы.

– Кёлин!

– Верн!

– Арон! – было ощущение, что брат Симон пытается объяснить пациенту непреложную истину. – Я уже говорил тебе, что боль будет просто невыносимой. Нечаянно дёрнувшись, ты сможешь навредить себе!

– Я постараюсь не дёргаться! – пообещал Арон.

– Арон, – целитель развёл руками. – Я не могу…

Мальчику не очень понравилось, что его будут сдерживать, словно быка на заклании, но делать было нечего. Всё тело уже неимоверно горело. Не было времени на споры, необходимо было незамедлительно делать перевязку.

– Хорошо! – недовольно поморщившись, разрешил Арон. – Только пусть не сильно цепляются за меня!

– Зажми это зубами! – целитель засунул в рот Арона какую-то деревяшку.

Тот, было, возмущённо зашипел, но взглянув в озабоченные глаза брата Симона, махнул на всё рукой и расслабился. Будь что будет! И пусть делают с ним всё, что хотят!

Брат Симон не преувеличивал, говоря о том, насколько болезненными будут ощущения от перевязки. В первый момент Арон резко напрягся, когда чистый ватный тампон стал снимать с первой из ран старый слой мази, но когда на его тело наложили обрезок ткани со свежей мазью, Арону показалось, что ещё чуть-чуть, и он закричит так сильно, что перепугает всех обитателей этого храма. Мальчик глубоко дышал, стараясь хотя бы немного отвлечься, слушая ритм своего дыхания, но внезапно он вспомнил. Он уже испытывал боль, намного превосходящую всё то, что чувствует в настоящий момент. Тогда было почти полнолуние. И он подошёл слишком близко к той, которая… Тело Арона расслабилось. Мальчик закрыл глаза. Он отпустил боль. Теперь он позволил ей полностью завоевать то, что она желала получить. Не было смысла бороться с болью, когда она была неотвратимой. Сейчас Арон купался в боли, вспоминая и ту ночь, и вторую – ночь, когда он в последний раз видел годовалую Лину. Ночь перед днём, когда её отняли у него, не успел он её обрести. Странно, но стало легче, когда он расслабился. Яд дракона медленно покидал его кровь и впитывался в те повязки, что накладывал брат Симон. Руки Кёлина и Верна, державшие его очень крепко своего подопечного, немного ослабили хватку. Вся процедура длилась около десяти минут, но казалось, что эти минуты никогда не кончатся. Одев мальчика в чистую рубаху, брат Симон жестом приказал помощникам отпустить его.

Арон открыл глаза, обозревая удивлённые лица стоящих подле него.

– Мы думали, ты лишился от боли чувств! – выразил общую мысль брат Симон, вытаскивая изо рта Арона деревянную палку.

Арон улыбнулся.

– Всё оказалось не настолько плохо, как я думал! – ободрил целителя мальчик. – Бывало и похуже!

– Бы-ва-ло и по-ху-же? – в ужасе протянул тот. – У тебя бывало похуже?

Арон кивнул.

– Не буду вдаваться в подробности, но бывало.

Целитель развёл руками.

– Я не слышал, что есть боль сильнее, чем боль, вызванная ядом дракона, – признался мальчику он.

– Пусть боги будут благосклонны к тебе, и ты никогда не услышишь о такой боли! – серьёзно произнёс Арон. – Эта боль разъедает не только плоть, но и душу.

Брат Феон бросил быстрый взгляд на брата Симона. В их глазах промелькнуло понимание. Арон внимательно наблюдал за монахами, и от внимания мальчика не скрылся мимолётный взгляд, которым обменялись наставники.

– Значит, вам всё известно! – Арон не спрашивал, он утверждал. – Пророчество… – горестно пробурчал он. – У вас никогда не возникало мысли, что я тоже живой человек?

Брат Феон опустил глаза, не желая встречаться взглядом с горящими огнём глазами Арона.

– Вы не думали, что я тоже имею некоторые права? Могу, например, ошибаться? Неужели моя жизнь расписана вашим пророчеством целиком? И я не имею права выбора? Вы знаете обо мне всё? Что я делал? Что я делаю? Что я сделаю в будущем?

Арон подумал, что, наверное, монахи всё же не заслужили его гнева. Не они написали это пророчество, и не их вина, что веками внушалось всем, живущим в стенах этого замка, что он, Арон, не будет иметь в своей жизни никакого выбора. Не было смысла сейчас в том крике, который обнажил перед наставниками боль его души.

– Ступайте все! – с тихой грустью сказал Арон. – Пришлите ко мне брата Марка. Мы слишком долго не занимались, и мне нужно кое-что с ним обсудить!

Братья Феон, Симон, Кёлин и Верн вместе с послушником Беллом удалились. Дверь за ними медленно закрылась, и Арон остался в одиночестве.

Было хорошо оказаться в тишине. Хотя бы недолго никто его не опекал. Арон подумал, что очень редко бывал в одиночестве, особенно в течение последнего года. После того случая, когда он впервые сбежал из замка, отделаться от монахов он смог, только приказав им оставить себя. Да и то, отпустили они его, лишь зная, что рядом с ним было четверо здоровенных, правда, очень потрёпанных гномов…

Ну, а последний час был просто невыносим. Они носились с ним так, как будто в ближайшее время он собирался умереть. Конечно, сил у него практически не осталось после того, когда почти вся кровь вылилась из его ран, но всё же он способен восстановить своё тело. Пусть оно будет и полностью покрыто шрамами, но всё же оно будет в порядке. Арон вздохнул. Мальчику не импонировало то, что его тело теперь будет воплощением уродства. Он чувствовал во время перевязки, что был исполосован вдоль и поперёк. А судя по тому, сколько крови он потерял, пока дракон нёс его домой, раны были очень глубокими. Такие раны, насколько знал Арон, оставляют ужасные шрамы. Но тут уже ничего поделать было нельзя. Арон был уверен в том, что только он один виновен в случившемся. Если бы он был чуть собраннее и осторожнее, то сейчас он сам, а не Крим, объяснялся бы с родителями Вилона. И тот в этот момент был бы уже свободен от сковавшей его разум силы, выпущенной Ароном, чтобы защитить его плоть. Надо же! Решил идти с ним к дракону! Ну, где же ум у этого мальчишки? В десять лет пора бы уже было сообразить, что такие приключения, как поход во владения дракона-людоеда, не сулят ничего хорошего. Но Арону всё-таки было очень лестна мысль о том, что совершенно незнакомый мальчик захотел защитить его ценой собственной жизни, не имея никакого представления, кем является тот, кто, по его мнению, нуждается в защите.