Да, люди, по сути, отняли у вампиров их естественное оружие, заставив охотиться кинжалами. Но было и то, чего они забрать просто не могли: скорость, неуязвимость, категоричное отношение самого их существа к прямому солнечному свету… Лесли не была такой; страшная тайна избавила ее от всего этого когда-то, вынудив жить в отдалении, скрываясь от дневного Лезертона, ходить по улицам города пешком, избегая крыш и ламп фонарей, беречься от малейших ранений, какие люди называют умеренно-серьезными, и постоянно возвращаться к Истоку, как возвращаются все остальные магические существа, обращаясь к величайшей лечебной силе, когда что-то грозит им уже непоправимо. Для девушки таким «непоправимым» была не только любая рана, сулящая хоть какую-либо потерю крови, но и любое подозрение в сторону нее, как охотницы, поэтому ей следовало соблюдать чрезмерную осторожность и являться в чащу только в светлое время, когда другие вампиры, не желая испытывать неудобства от солнца, занимались своими привычными скрытыми темными делами, попрятавшись под своими крышами в соответствии с собственным достатком… И все было бы хорошо, если бы одни только охотники были для Лестины таковой опасностью…
Время у Реки всегда пролетало незаметно: часы становились меньше минуты, а сутки оканчивались в пропитанном магией воздухе раньше вздоха. Сидя у воды и глядя на быстрое течение, Лесли действительно потеряла счет времени, тем самым обрекая себя на очередную необходимость не то побега, не то погоне-бего-преследования. Когда где-то слегка в стороне зашуршала листва в первый раз, Лесли не придала этому должного значения, но вот когда к шелесту, делающемуся все более и более активным, прибавился негромкий голос, сомнений уже не осталось. Встрепенувшись и мгновенно стряхнув с себя прежнее расслабление, Лестина стремительно поднялась своей черной фигурой, резко контрастирующей с цветовой палитрой Реки и окружающих ее зарослей природного изобилия, с земли и неплавным резким движением вступила за дерево, заставляя свой плащ на миг взметнуться вверх. По Капéльному Лесу пронеслись ветры, обогнув каждое-каждое дерево и каждый-каждый цветок, – так всегда бывало прежде, – и к берегам Истока вынырнуло воздушное расплавленное полотно, сотканное из цветочной пыльцы, древесной листвы, колдовского блеска и лепестков всех существующих оттенков, тут же расходясь над водой несколькими пестрыми неземными лентами. Из-за деревьев полился чистый высокий голос, и эти ленты стали сходиться в Небесные Символы, то делаясь ярче, что растворяясь в пении.
«Вспомнишь солнце – вот и луч!» – мысленно прошипела Лесли. – «Нужно уходить!»
Оглянувшись и быстро посмотрев на рощу, где звучал голос, вампирша не заметила никого из тех, кто с каждой секундой подходил к этому месту все ближе и ближе, подсчитывая оставшиеся для побега минуты. Если девушка поторопится, то еще успеет уйти раньше, чем клан заметит ее. Случись такое – ей не сносить головы: от глаз магов, что шли сейчас к Истоку, невозможно укрыть ни одной Истины.
«Хорошо… хорошо… Я успею!» – подбодрила саму себя охотница, накидывая на голову капюшон плаща и приготовляясь в следующий же миг оттолкнуться, чтобы взлететь на дерево, – опасный при ее уязвимости, но отработанный для максимального снижения этого риска сотни раз маневр. – «Подождать… Не спешить… Итак… Вот сейчас!»
Сорвавшись с места, Лестина подскочила к дереву и, напружинившись подобно ирбису, вспрыгнула на нижнюю ветку, достаточно толстую, чтобы беспрепятственно позволить ей удержаться. Здесь, на перекрестке трех ветвей, было достаточно прохладно из-за плотного полога листьев, который, подобно многослойному одеялу, непроглядно укрывал сие пространство, где могло бы поместиться все общество кеута без особого труда. Укрытие хорошее, но нужно двигаться дальше, пока еще есть такая возможность. Стоит помедлить – и Лесли придется сидеть на этом дереве еще целую вечность, пока чародеи будут обсуждать у Реки всевозможные свои магические бесполезности. Однако череда невезений для охотницы решила внезапно снова вступить в силу, так что ровно тогда, когда снизу раздались шаги, сопровождаемые топотом больших чьих-то лап, девушка, успевшая уже начать взбираться выше, чтобы легче перепрыгнуть потом на соседнюю крону, ощутила, как ветер, все еще поддерживающий лепестки и листья на весу, пролетел именно мимо того древа, на котором она находилась, опасно его раскачав. Прикусив язык, чтобы не вскрикнуть, вампирша изо всех сил вцепилась в крону, стараясь сохранить равновесие. Вот что угодно, только разве не упасть теперь на магов сверху! Этот клан, конечно, справедливый настолько же, насколько справедливы выдвигаемые им для всех этих земель законы, но с тем же невероятно жестокий, если того требует совершаемое правосудие. И коли известно по всем магическим угодьям, что продажным людям и вампирам, какие перебежали на их сторону дезертирами ради одного только богатства, путь к Истоку Реки заказан, так никто не станет сомневаться в мерах пресечения: магия клана Ватсвáрдэ наделила этот пустующий мир жизнью; этой семье подвластно испепелить ее в неведение невозвратно. Подтянувшись вверх на прямых руках, Лестина перевалилась через ветку и обхватила древесину руками и ногами, переводя дух и глядя вниз сквозь листья, раскачиваемые ветром. Дело совсем плохо: сегодня чародеи пришли все. Нельзя издать ни звука, иначе ее могут вычислить те существа, что от основания клана сопровождают неотступно семью.
Пение делалось все четче и четче, своим переливчатым звучаньем, очевидно, приближаясь к Реке, скоро став настолько отчетливым, что затаившая дыхание Лесли могла разобрать каждое слово короткой песни, повторившейся всего несколько раз и после того стихшей. На поляну легко вбежала маленькая девочка, на первый взгляд очень похожая на ту, какую вампирша зарезала недавно, но все-таки отличающуюся от эльфа. Это было невысокое магическое дитя с ярко-огненными глазами, радужка которых постоянно мягко меняла свой цвет, то переходя в ржаво-алый, то делаясь оранжево-рыжим, то «раскаляясь» почти до белого с искрой желтого. Девочка была еще совсем мала, но уже сейчас в ее идеальной осанке и грации, за которыми она старалась уследить тогда, когда вспоминала о том, что уже доросла до того, чтобы носить фамилию своего клана, угадывался ее будущий характер – своенравный, но приглушенный той добродетельной справедливостью и рассудительностью в исполняемых делах, какой от нее требовало даже толкование собственного существа: с древнего языка Небесных Светил род Ватсвáрдэ и именовался как «Мудрая Справедливость». Девочка замедлила свой бег и перестала смеяться, тут же принимая серьезное выражение и распрямляя идеально ровно спину. Младшая из четырех выживших детей дочь была облачена в зеленое платье, меняющее свой отлив в зависимости от угла обзора, подобно симметрично ограненному без всяких видимых искажений и дефектов самоцвету, укрытое золотой непрерывной нитью орнамента, рисующего цветы Капéльного Леса своими очертаньями, какие делались серебряными в свете солнца. Сквозь прозрачное полотно широких длинных рукавов одеяния, сужающихся ближе к запястьям, была хорошо видна ее молочная кожа рук, которая после сгиба локтя делалась нежно-сиреневой, как и ее щеки, усыпанные бронзовыми веснушками. По плечам девочки струились белокуро-русые шелковые локоны волос, забранные в толстые косы, плетенные в форме «колоска», завиваясь ниже пояса лозами молодого винограда. Голову магического дитя венчали золотые гребни, укрытые осколками драгоценных камней, сочетаясь прекрасно с корсетом той же отделки, какой стягивал ее тонкую талию. Приблизившись медленно к Реке своими невесомыми очертаниями, девочка наклонилась и погладила воду ладонью, что-то прошептав, отчего на поверхность всплыла буро-розовая ракушка с бежевыми полосами, какую она тут же подняла и спрятала за пояс. Отойдя после чуть в сторону, Тóйя, – так звали младшую Ватсвáрдэ, – склонила почтительно голову, сведя опущенные ладони вместе, и замерла так. Лестина, наблюдающая за сим из своего укрытия, с трудом подавила едкий смешок: едва только младшая дочь клана повзрослела настолько, чтобы претендовать на Верховный Титул в случае гибели старших наследников, ее тут же превратили в этакую бесправную подчиненную без собственного мнения. Вампирша умела прятаться, умела слушать и знала этот Лес: Тойю, появившуюся прошлой зимой и уже прошедшую все необходимые первичные магические стадии, недолюбливали в семье, о чем она любила жаловаться самой себе, блуждая в одиночестве в вечерней чаще, чтобы прийти к единственному своему исходу и идеи того, что все могло бы быть еще хуже. После ее появления в клане перестали рождаться будущие правители: у Верховной Чародейки развился какой-то стремительный недуг, и все наследники не проживали и часа…
