Сейчас, чтобы остаться массовой партией, сравнимой с большевистской по количеству сторонников, меньшевикам нужны яркие, смачные лозунги, типа тех, которыми радовал электорат в девяностых годах в Российской Федерации, относительно молодой, сын юриста Жириновский. Я попытался вспомнить их, но кроме «Каждой бабе по мужику, а каждому мужику по две бутылки водки» и «Мойте сапоги в Индийском океане», чего-то, более соответствующему современному политическому моменту я сразу не вспомнил. Но это не страшно, пока лозунги ждут, мне и без лозунгов есть что предложить меньшевистской верхушке.

Спускающегося по лестнице, припадающего на ногу и что-то сердито бормочущего под нос, Осипа Цедербаума, оставшегося в истории под фамилией Мартов, я обошел по большой дуге — не нравилась мне его позиция относительно войны и мира, да и по остальным вопросам политики этот человек был ближе к большевикам, чем многие коммунисты. Может быть он в свое время не в ту дверь вошел? Не знаю, но мне он явно не подходил. А вот товарища Дана, Федора Ильича я дождался, два часа просидев у его кабинета и, несмотря на попытку молодого помощника меня остановить, ворвался в кабинет, так сказать, «на плечах» на Исполкома Петросовета, крича «Я на минуточку, мне только спросить».

— Вы кто? — хозяин кабинета испуганно обернулся, поняв, что в помещение его затолкал незнакомый человек.

— Здравствуйте, товарищ Дан. — я ухватил его за руку и энергично потряс: — А я к вам, так сказать, представится в связи с избранием меня председателем районного комитета РСДРП по Адмиралтейскому району…

— Простите, какого комитета?

— Адмиралтейского. Сегодня, на общем собрании работников бригады охраны механических мастерских был избран и сразу к вам, даже чернила еще не просохли. Одновременно с образованием органа партии в нее вступило одна тысяча сто семь человек, сразу же внеся в партийную кассу партийные взносы. Вот ведомость, а вот деньги, извольте принять…

Конечно, заворачивать купюры в застиранный носовой платок с затянутыми по углам узелками было перебором, но после отставки меня не покидало какое-то игривое настроение, я немножко шалил.

— Какие деньги? Какой райком? — серьезный человек нервно отодвинул в сторону платок с членскими взносами и уставился на меня, недоброжелательно скрестив руки на груди.

— Я вас понимаю, Федор Ильич, такой радостный день — ряды нашей партии увеличились сразу на тысячу человек, вам трудно в это поверить. Но вы документы почитайте, тогда у вас в голове все встанет на место. — я подвинул члену Исполкома папку с копиями документов, за которую Дан и ухватился, как утопающий за соломинку.

Быстро прочитав тоненькую стопку желтоватых листов, мужчина поднял на меня большие, почти черные глаза.

— А вы то, кто такой будете?

— Я разве не представился? Прошу прощение, это все от волнения. Меня зовут Котов Петр Степанович.

— Котов, Котов… — меньшевик задумался: — Простите, а это не вы ли будете тот авантюрист, что захватил какой-то дворец, женился на богатой наследнице и сейчас играет в сыщиков –разбойников…

— Я вас попрошу со словами быть поосторожней, господин Дан. — игривость слетела с меня мгновенно: — Милицию в центральной части города я действительно организовал, но только это совсем не игра, а безуспешная попытка защитить жизнь и имущество жителей нашего города.

— И почему — безуспешная? — поняв, кто я такой, Федор Ильич внешне успокоился, откинулся на спинку венского стула.

— Позавчера я написал прошение об отставке, к сожалению.

— Почему ушли в отставку? Я читал в газете, что у вас были какие-то успехи — некоторые журналисты вам явно симпатизируют.

— Скажем так — мои кураторы из правительства поставили передо мной явно неподъемные задачи, а мне надоело тащить воз государственных проблем за свой счет, не получая от правительства никакой поддержки.

— И теперь вы обратили ваше внимание на нашу партию? — Дан криво усмехнулся: — И решили использовать ее в своих авантюрах?

— Вот, все-таки нравятся мне врачи — я погрозил пальцем своему собеседнику: — Особенно военные. Сначала доведут пациента до газовой гангрены, а потом цинично, прямо в лицо ему правду-матку кроют — «У вас, голубчик, Антонов огонь начался, мы вам ногу чик- отрежем под самый корешок.» Мне от вас, уважаемый Федор Ильич ничего не надо, тем более участия в моих авантюрах, у меня желающих в них поучаствовать вон, больше тысячи…

Я ткнул пальцем в список новых членов партии меньшевиков, затем, переведя дух, продолжил: — Я пытаюсь оказаться полезным политической партии, вызывавшей у меня искрению симпатию. А от вашей партии мне ничего не надо, сам возьму все, что мне надо. Тем более, сами сказали, что я женился на богатой сироте.

— И чем ваша… бригада может быть полезна нашей партии?

— Нашей партии моя бригада сторожей может быть полезна, как обученная, дисциплинированная, слаженная вооруженная сила…

— И зачем нам вооруженная, как вы говорите, сила? В городе полно войск, тысячи сознательных солдат, я думаю, сумеют защитить…

— Не тешьте себя иллюзиями, товарищ Дан. Подавляющее большинство солдат гарнизона малограмотные крестьяне, самым большим желанием которых является убечь из казармы, вернутся с казенной винтовкой в родную деревню и переделить землю. К осени, когда в нашей стране ничего к лучшему не изменится, вас погонят со всех постов и трибун, невзирая на прошлые, революционные заслуги, потому что народ устанет ждать обещанного счастья и процветания!

— Вам, господин авантюрист, запугать меня не удастся!

— Да что мне вас запугивать? Немного совсем ждать осталась, и вы в реальности все прочувствуете. Вас люди посадили в эти кабинеты в надежде, что завтра все будет хорошо, что будет мир, хлеб, а мужики вернутся домой, а вы за три месяца что-то для этого сделали? Нет ни мира, ни хлеба и мужики все в окопе, штык точат, чтобы бар доколот тех, которых в феврале не докололи.

— Так вы что, предлагаете мне защиту от мужика, который сейчас в окопе?

— Да, тьфу на вас, товарищ Дан. — я встал из-за стола и перекрестился: — Не поучается у нас с вами разговор, но это для вашей партии, как раз, непреложное правило — отсутствие взаимного уважения и единой позиции между товарищами по партии. Пойду я, наверное, партийным строительством в Адмиралтейской части заниматься. В любом случае, протокол общего собрания, список членов партии и членские взносы я вам отдал, а дальше вы уж сами решайте, как поступить. Нужда возникнет — обращайтесь, не обратитесь — буду действовать самостоятельно, в интересах партии, как я его понимаю.

Быстрым шагом я покинул здание Петросовета, сел в, ожидающую меня пролетку, после чего кобыла по кличке Звездочка неспешно двинулась в сторону великокняжеского дворца. Ехали мы примерно час, но отдохнуть и успокоить нервы после неприятного разговора у меня не получилось –возле калитки меня перехватили несколько чинов из Министерства внутренних дел. Это была комиссия, приехавшая нас выселять.

Глава пятнадцатая.

Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

«Человек, в своей жизни командовавший, от силы секретарем, супругой и своими детьми, снедаемый безумной мечтой оставить свой след в истории государства Российского, подписывает документ, в результате реализации которого Российская армия превратится в загородный клуб по интересам. Играя с огнем бездумного внедрения демократии во всех сферах общественной жизни, господин Керенский забывает, что след в истории оставил не только Прометей, но и безумный Герострат»

«По информации нашего специального корреспондента, в центральной части города обострилось положение с уличной преступностью. Ввиду того, что почти половина милиционеров, вслед за своим бывшим начальником господином Котовым, подала прошение об отставке, на улицах практически не встретишь патрулей народной милиции, а заявления о многочисленных кражах и грабежах просто не принимают — штаб народной милиции на набережной реки Мойки в одну ночь прекратил свое существование, превратившись в клуб одной из политических партий. Господин Котов на вопрос корреспондента о правомерности таких действий ответил — цитата: 'С чем я в милицию пришел, с тем и ушел, ничего лишнего не прихватил. Через два дня наша газета опубликует развернутое интервью с бывшим начальником народной милиции.»