Глава двенадцатая.

«Церетели и Черновы — министры без власти, министры-куклы, вожди партий, поддерживающих палачество. Это — факт».

В. И. Ленин «К лозунгам».

Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

Следующим утром передовицы всех газет столицы, кроме большевистской «Правды», вышли под похожими заголовками — «Большевики нарушили политическое перемирие, вернувшись к политическому террору.», а вечером я устроил что-то вроде пресс-конференции для журналистов, куда пригласил и, все еще, прокурора столицы Переверзева Павла Николаевича.

— Господа, в начале нашей встречи хотелось бы почтить минутой молчания всех, погибших при вчерашней террористической вылазке. — будущий министр юстиции встал и скорбно склонил голову, его примеру последовали все, собравшиеся в музыкальном салоне великокняжеского дворца.

После приличествующего отрезка времени, все расселись и посыпались вопросы, в том числе и неудобные.

— Господин прокурор, как могло получится, что вы оказались на месте трагедии еще до того, как она случилась?

— Действительно, господа, вчера я прибыл в Мариинский дворец за пятнадцать минут до нападения. К величайшему сожалению, нападение террористов произошло в тот момент, когда Председатель правительства господин Львов и министр юстиции Керенский заслушивали доклад господина Котова о вероятном нападении бандитов, обряженных в тоги борцов за народное счастья. Чтобы предотвратить трагедию нам просто не хватило несколько минут.

— То есть власти знали о акции террористов, но ничего не сделали, вернее, как всегда, опоздали? — издевательски спросил, «потерявший берега» писака из плехановского «Единства».

— Разрешите мне ответить, Павел Николаевич? — я кивнул прокурору: — Господин журналист, не надо перевирать слова прокурора столицы, он, как юрист, в отличии от вас, за каждое свое слово готов нести любую ответственность. Повторюсь — вчера ночью мы получили информацию о том, что группа хорошо подготовленных боевиков, находящихся на содержании одной из политической партии, готовит нападение на правительство России во время очередного заседания в Мариинском дворце. Так, как полномочия народной милиции нигде четко не прописаны, а огромная вооруженная толпа возле дворца могла неправильно отреагировать на появление специальной группы милиции, рано утром я был вынужден обратится к Павлу Николаевичу, как столичному прокурору, обладающему определенными полномочиями, за содействием. Несмотря на явную смертельную опасность, прокурор столицы, не колеблясь, вызвался выехать вместе с нами, чтобы помочь, по мере своих сил. Мои сотрудники — в первую очередь сотрудники органов правоохраны, и мы не могли просто ворваться в зал заседания Правительства России, и творить там, что посчитаем нужным, поэтому, нам требовалось время на согласование наших действий с Председателем правительства и министром юстиции, тем более, что у дворца есть своя охрана, и несогласованность действия десятков вооруженных людей могло повлечь еще более тяжкие последствия. Поэтому получилось то, что получилось — погибли два министра и два солдата из охраны дворца. Пользуясь многолюдьем дворцовых коридоров, террористы, подойдя вплотную, их просто зарезали. И как бы вы, господин журналист, не пыжились, измарать грязью участников вчерашних событий вам не удастся. Все действовали на пределе человеческих сил. Председатель правительства быстро внял ситуации и принял решение. Министр юстиции, очертя голову, без оружия, бросился под прицельные выстрелы, спасать коллег. Мои сотрудники своими телами прикрыли министров и не дали террористам добить оглушенных и раненых членов правительства.

— И еще одно, господин журналист — не вздумайте переврать мои слова. Нашу встречу стенографируют несколько лиц, не имеющих к милиции или правительству никакого отношения — я кивнул в сторону нескольких барышень, сидящих в стороне и что-то строчащих в своих блокнотах: — Попытка исказить мои или господина прокурора слова будут преследоваться как в судебном, так и административном порядке.

— Господин Переверзев! — вскочил следующий «писака»: — Говорят, что вы получили повышение и завтра будет объявлено о вашем вхождении в состав правительства?

— Без комментариев. — прокурор с усмешкой бросил на меня взгляд — это выражение он ввел в оборот с моей подачи, на тридцать лет раньше Черчилля.

— Господин Котов, говорят, что власти вас тоже обласкали и повысили, и при старой власти мне пришлось бы титуловать вас — ваше превосходительство?

— Вы же из «Правды», товарищ журналист? — дождавшись утвердительного кивка, я сардонически усмехнулся: — Вчера Председатель правительства поставил передо мной задачу — в течении месяца привести все милицейские подразделения столицы под единые стандарты несения службы и единое командование. Если вы считаете, что это легко выполнимая задача, на которую с радостью согласится разумный человек, то это не так. Задача трудная и смертельно опасная, к которой я пока не знаю, как подступится. Если же вы завидуете моему, так сказать, возвышению, могу взять вас с собой на должности товарища, сиречь заместителя. Будем вместе приводить ту многопартийную вольницу в чувства. Ну что, согласны? Дать бумагу, чтобы написать прошение о приеме на службу?

— Господин прокурор! «Утро России»! Как вы можете объяснить ту кровавую вакханалию, что устроила банда милиционеров под руководством Котова вчера на Московской заставе?

— У меня, как у прокурора города, нет достоверных сведений о нарушениях, допущенных вчера возле Московской заставы.

— Но как же, господин прокурор? Броневики стреляли в толпу рабочих, есть убитые и раненые…

— Господин журналист… — я мотнул головой на вопросительный взгляд прокурора и ответил сам: — Вы готовы доказать в суде, что высказанное вами публично обвинение в адрес милиции правда? Я вчера руководил всей операцией по поиску террористов и сообщаю вам, что никаких нарушений с нашей стороны не было. Ни стрельбы из пулеметов по толпе, ни убитых, ни раненых. Вернее, раненые были — мы нашли двух раненых террористов в городской больнице и перевезли их в другое медицинское учреждение, под надежную охрану. И броневик был, но, исключительно, как средство мягкого, щадящего воздействия на возбужденную, вооруженную толпу обывателей, возмущенных произошедшим террористическим актом.

— То есть, вы хотите нам заявить, что собравшиеся рабочие и члены их семей выступали не против вас, полицейских?

— Господин журналист, я напоминаю вам, что полицейских в нашей стране несколько месяцев, как нет. Относительно же мыслей возмущенной толпы… Я искренне считаю, что в настоящее время Россия является самой демократической страной на земном шаре, и, когда все, без исключения, политические силы, отказавшись от применения насилия, как средства политической борьбы, находится группка молодчиков, желающая этот мирный процесс сорвать, кровью подогнать ход политического процесса, я, как и каждый разумный человек в нашей стране, возмущен этим террористическим актом. На каком же основании, господин газетчик вы утверждаете, что массы рабочих и работниц, члены их семей, собравшихся вчера на Московской заставе, в тот момент, когда милиции проводила необходимые следственные действия, разделяют и поддерживают преступные помыслы преступников, террористов и убийц? Я, в отличие от вас, посчитал, что товарищи работники промышленных предприятий собрались, чтобы помочь милиции в розыске виновных в этой ужасной трагедии, но так как самодеятельность возмущенных масс могла вылиться в насилие, мы вынуждены были, для общественного спокойствия, призвать их мирно разойтись по домам.

— Вы били людей прикладами ваших ужасных ручных пулеметов!

— Еще скажите, что штыками кололи. Да, кому-то и прикладом досталось, но, прошу заметить, что со мной было всего тридцать милиционеров, рабочих же собралось больше тысячи человек, Скажите, каким образом пятьдесят человек могу заставить разойтись по домам тысячу, не прибегая к физической силе? Мой ответ — никак.