Ни для кого из нас не требовалось никакой подготовки. Я резко опустилась на него, и мы оба задохнулись. Мои руки потянулись к его шее в поисках рычага. Он выгибался подо мной, встречая удар за ударом.

Я сжимала все сильнее и сильнее, скача на нем все быстрее и быстрее. Он хватал меня за бедра и насаживал на себя снова и снова. Позже увижу синяки, которые оставили на мне его пальцы.

Быстро, жестко и неукротимо я получила оргазм, в котором нуждалась. Доминировала над ним и над ситуацией. Ослабила руки и впустила воздух обратно в его легкие, когда достигла своего кайфа. Моя киска конвульсивно сжалась вокруг него, когда он вдохнул и кончил в меня при следующем толчке.

Я рухнула на него, зная, что этот дом на нем, вокруг него, с ним во мне, был единственным местом, где мне когда-либо действительно нужно было быть.

Он пригладил мои волосы в пучок и присосался к моей шее, пробормотав:

― Я боюсь, что мне захочется навсегда остаться здесь с тобой в плену.

Я улыбнулась ему.

― Ты бы нервничал, если бы спал рядом со мной.

Он напрягся, как будто мой комментарий задел его.

― Почему ты так думаешь?

Я отстранилась от него, соскользнула с него и пошла в ванную, чтобы привести себя в порядок.

― Ром, ты никому не доверяешь свою жизнь. Держу пари, ты никогда не спишь рядом с женщинами.

Мысль о нем рядом с другой женщиной пронзила меня насквозь. Я потянулась к черной матовой ручке душа, и тут же горячая вода из большой круглой душевой лейки, как дождь, обрушилась на открытое кафельное пространство. Я не дала себе времени насладиться роскошью всего этого. Отбросила рубашку в сторону и прыгнула прямо под воду, закрыв глаза, чтобы она стекала по мне. Хотела, чтобы вода смыла напоминание о том, что за этими стенами Ром был, не так доступен для меня и гораздо более доступен для других женщин. Они были менее сложными, менее привязанными к семье.

― Я не сплю рядом с женщинами, потому что не трахаю других женщин. ― Он шагнул ко мне сзади и притянул меня к своему животу. Его рука легла прямо на мою грудь, словно он не мог удержаться от прикосновения. ― Ты единственная, о ком я думаю, поэтому ты единственная, кого я трахаю. Мы прошли мимо других после Бастиана. Верно?

Я застонала, когда он ущипнул мой сосок, и прошептала:

― Да.

― Неужели ты не понимаешь, как сильно ты меня притягиваешь?

Моя голова откинулась назад, когда он массировал мой сосок.

― Мы не должны потакать этому.

― Это не потакание. Это одержимость, Каталина. Это ты поглощаешь меня. Ты привязана ко мне. Твое лицо не выходит у меня из головы с первого момента, как я тебя увидел.

Он повернул нас к зеркалу. Оно запотело, но я видела его массивное тело позади моего, как его татуированные руки обхватывают меня, как он сосредоточен только на мне.

Я подняла на него глаза.

― Ты преследовал меня так же сильно, как я преследовала тебя, Ром. Ты был в самых страшных моих снах и кошмарах.

― Тогда мне лучше найти способ превратить их в лучшие из тех, что были, а? ― Он опустил голову, чтобы укусить меня за шею.

Его рука проследовала вниз по моему животу и скользнула прямо в мою киску. Капли воды обжигали нашу кожу жаром, пар проникал в легкие, и мое тяжелое дыхание было слышно вокруг нас. Он обхватил одну из моих ног своей рукой так, что его пальцы, трахающие меня, были видны нам обоим в зеркале.

― Охуенно красивая, ― пробормотал он мне в волосы. ― Моя, блядь.

Я кончила от его слов, от того, что увидела себя такой открытой, свободной и в полном экстазе в его объятиях.

Он позволил мне кончить, а потом встал на колени. Он закинул мою ногу себе на плечо и велел мне подняться.

― Ром, я не думаю, что смогу продолжать.

― Детка, посмотри на себя в зеркало. Ты можешь делать все, что захочешь. ― Затем его рот оказался на мне, и я держалась изо всех сил. Он пожирал меня так, словно был голоден, и мне нравится думать, что этот аппетит был только для меня.

Глава 28

РОМ

Мы поели, и она несколько часов спала рядом со мной. Я тоже спал. Как гребаный ребенок, который плакал неделями и наконец, оказался в достаточно безопасном месте, чтобы закрыть глаза.

Это могло быть из-за того, что я запер убежище. Это могло быть то, что запер ее в убежище вместе со мной. Или это могло быть то, что она была единственным человеком, которому доверял быть рядом со мной, когда спал.

Все вышеперечисленное. Может быть.

Я перекатился на край кровати, чтобы достать блокнот из ящика, стараясь не разбудить ее.

Ее хриплый голос прошелестел:

― Не оставляй записок. Я их ненавижу.

― А что тут ненавидеть? ― Я достал ручку и начал писать, пытаясь ее раззадорить. ― Раньше ты мне писала.

― И ты никогда не отвечала. Я получила от тебя только одно письмо. ― Мое сердце, которое я никогда не чувствовал, когда забирал жизнь человека, казалось, всколыхнулось, а затем упало в желудок при звуке ее голоса, дрожащего от ее объяснений. ― Единственная записка, которую я когда-либо получала, была предсмертной запиской моего отца.

Я выругался и засунул блокнот как можно дальше в ящик тумбочки, прежде чем повернуться к ней.

― Каталина, я не знал…

― Откуда ты мог знать? ― Она пожала плечами, защитный механизм. Было ли ее сердце таким же мертвым, как и мое, потому что она отвернулась от своих эмоций, чтобы выжить?

― Потому что ты могла сказать мне раньше. Или я должен был спросить раньше. Кто-то должен был быть там…

― Там не было никого, Ром. ― Она села и перекинула ноги через край кровати, затем поискала на полу футболку. Мы оставили в комнате беспорядок из одежды и еды, пользуясь преимуществами нашего уединения вдали от мира. ― Государство помогло устроить меня, и у меня было немного денег на небольшую церемонию для отца, но кого бы я пригласила скорбеть вместе со мной?

Между нами повисло молчание, потому что я не знал, что сказать.

― Я выжила, верно? ― Она подняла руку. ― Ты выживаешь, потому что если не выживаешь, ты умираешь.

― У тебя все еще есть она?

― Что?

― Записка. ― Я знал, что у нее есть, знал, что она перечитывала ее, как перечитывала исследования состояния своего отца снова и снова. Эти страницы износились, устали от ее пристального внимания. Она сделала бы то же самое с его словами, мучая себя.

― Конечно. ― Она снова пожала плечами. ― Теперь я знаю ее наизусть. ― Она позволила словам литься, как прочитанному стихотворению. Она задохнулась на «Я выбрал смерть, чтобы ты могла жить».

― Тебя достаточно, понимаешь? Он бы так думал. Он всегда так думал. Я видел, как он смотрел на тебя, когда мы были там той ночью. Он любил тебя, как звезды любят луну, Каталина. Он смотрел на тебя, как отец на свою дочь.

Она покачала головой.

― Ему нравилась мысль обо мне, но ему бы это не понравилось. Ему бы не понравилось то, что я делаю. У меня был мечта с Бастианом не просто так, чтобы он гордился мной, чтобы я гордилась собой. На самом деле я не принадлежу никому из вас, Ром. Никогда не стану кровью, но могла бы стать чем-то большим для других, для девушек, которым нужен кто-то, кто заступится за них ― ты сам не раз это говорил.

― Я тебя раздражал. ― Я попытался отступить.

― Но ты был прав. Я никогда не буду на чьей-то стороне. Ни с Арманелли, ни с тобой. ― Она резко натянула мою рубашку и пошла за шортами, которые она игнорировала, с тех пор как я их принес.

Я отнял их.

― Я согласен со всем, что ты говоришь. Также согласен с твоим отцом. Ты больше, чем просто быть рядом с кем-то. Клеопатра правила империей, потому что ей было некомфортно просто стоять рядом с кем-то. Она возвышалась над всеми, была триумфатором, потому что не позволяла другим торжествовать над собой. Ты такая же.

― Может быть. Может быть, нет. ― Повернувшись на пятках, она начала расхаживать взад — вперед. ― Я не собираюсь ничего делать в этой комнате. Я знаю это. Ты тоже это знаешь. Тебе нужно…