Я бы запомнила его, то, как он стоял там, как будто жизнь могла пройти мимо него, а он даже бровью не повел. Ром не хотел иметь ничего общего с миром, или, может быть, мир не хотел иметь ничего общего с ним. У него были те черные чернила души, которые омывали человека, что заставляло даже меня чувствовать себя мрачнее. Он не был похож на обычных мальчиков, которые ходили в мою школу. Я шла по коридорам, и они оборачивались, чтобы посмотреть на меня, на мой меняющийся цвет волос, мою переменчивую внешность и мой всегда отличающийся от их собственного тон кожи. Я пугала нормальных, но Ром не был одним из них.

Он взял несколько моих выделенных страниц и рассмеялся над ними, как будто я была наивной.

― Тебе не нужно знать, откуда я родом, малышка.

Кейд уселся за мой стол и возился со своим телефоном, но на это он поднял бровь.

― Не обращай на него внимания. Он живет недалеко от нас, примерно в часе езды отсюда. Так проще.

― Проще для чего?

― Чтобы его отец и он были рядом. Семья ― это все, понимаешь? ― ответил Кейд.

Бастиан подошел и наклонил фотографию на стене. Они висели на маленьких булавках для одежды, и я развесила вокруг них лампочки, чтобы добавить радости воспоминаниям.

― Вы близки с отцом, да? Вы, ребята, выглядите так, будто вам всегда весело.

― Конечно. Кто не близок со своим отцом? ― Я пожала плечами, сбитая с толку вопросом.

Они все посмотрели друг на друга, как будто мой ответ причинил им боль.

― Ни братьев, ни сестер? Ни матери, ни друзей? ― Он покачал фотографию между указательным и большим пальцами, как будто я не знала своих собственных фотографий, которые повесила.

― Ни братьев, ни сестер. И матери тоже нет. Что касается друзей… Ну, ты знаешь, что сказал Кейд. ― Я сунула руку в карман джинсовых шорт, а другой рукой поймала золотое ожерелье, висящее у меня на шее. ― Семья ― это все.

Бастиан тихонько напевал, продолжая изучать мою стену с памятными вещами, но Ром подошел ко мне ближе и, прищурившись, посмотрел на мою шею. Его пристальный взгляд заставил мое тело напрячься, покалывать, болеть так, как я никогда раньше не испытывала.

― Клеопатра, ― пробормотал он, протягивая руку. Его пальцы коснулись гравюр на лицевой стороне. ― Какое могущественное существо.

У меня перехватило дыхание, когда мы уставились друг на друга. Конечно, люди и раньше комментировали мое ожерелье. «Какая красивая женщина», ― говорили они, или «Какие яйца у этой женщины», но никогда не произносили ее имя с таким благоговением, как будто он чувствовал то же, что и я, как будто знал, была ли она мужчиной или женщиной, не имело значения. Могущественное существо. Я впитывала его слова, его зачарованный взгляд на эту женщину и впервые в жизни подумала, что хочу, чтобы мужчина так смотрел на меня. Мне хотелось, чтобы темный мужчина, полный тайн и глубины, смотрел на меня так же, как Ром смотрел на мое ожерелье.

― Она ― напоминание о том, что кто-то, даже такая, как я, может стремиться стать ей, даже когда все шансы против него, ― сказала я.

― Или, может быть, о том, кем ты уже являешься, ― прошептал он, и его рука не покинула мою шею. Ром потер мою ключицу, как будто знал меня, как будто мы встречались в другой жизни, и он был уверен, что мы будем связаны в этой.

Мы услышали громкий хлопок внизу, и он отдернул руку. Я сразу почувствовала потерю тепла его кожи на своей, но была слишком обеспокоена своим отцом, чтобы оплакивать это.

Я бросилась к лестнице. Бастиан и Кейд последовали за мной. Ром появился через минуту, как будто не торопился со всем в жизни. Мы сгрудились наверху, притихли, потому что знали, что наши отцы не звали нас, что они не хотели, чтобы мы были посвящены в их разговор.

― Даги, ты знаешь, что так больше продолжаться не может, ― умолял его Марио. ― Твоей девочке нужен отец, и ей нужна помощь. Ты собираешься позволить ей заботиться о тебе в одиночку?

Слышать правду вслух иногда больнее, чем держать ее в себе. Мой папа умирал, и все здесь знали об этом. Эта болезнь разъедала мозг и не давала выхода. Единственная мечта, которая у меня была сейчас, ― чтобы кто-то сделал его проживание более комфортным, чем могла это сделать я. Я наклонилась ближе к лестнице, внезапно почувствовав больше надежды, чем за последние месяцы.

― Я не хочу, чтобы она когда-либо принимала в этом участие, ― ответил мой отец мягким голосом, который он перенял, с тех пор как болезнь взяла верх. ― Я же тебе говорил. Ты уважаешь это. И уважаешь единственное, что у меня есть.

― Я всегда уважал это, ― парировал Марио. ― Но я просто пытаюсь помочь.

― Ты пытаешься контролировать. А ты не контролируешь мою жизнь. Мы заключили эту сделку давным-давно.

Я услышала глубокий вздох и череду проклятий, прежде чем он снова ответил:

― Она окажется в приемной семье. А это прямая дорога в секс-торговлю. Раньше я имел дело с половиной здешних семей.

― Я буду строить планы с кем-нибудь. ― Голос моего отца надломился.

Я опустила голову и сжала кулаки.

Плечо Рома врезалось в мое.

― Спокойно, Клео, ― прошептал он. ― Еще не время драться.

В тот момент я решила, что буду бороться с Ромом вечно. Он не имел права указывать мне, когда защищать тех, кого люблю.

― Вам всем нужно уйти. Этот стресс не идет ему на пользу. А нам здесь просто хорошо. ― Я чуть не задохнулась от этих слов, зная, как много выторговала бы у любого существующего бога, чтобы спасти своего отца.

― Я в этом не сомневаюсь, ― проворчал Ром себе под нос.

Он действительно в это верил? Неужели Ром думал, что мне будет хорошо без моего последнего оставшегося родителя? Без мужчины, который пел мне колыбельные, когда я плакала в детстве, и все еще укрывал меня по ночам, пока боль в его теле не стала слишком сильной? Теперь я укладывала его спать, пела ему колыбельную, как он делал это для меня. В те ночи, когда он быстро засыпал, я плакала от радости, что хоть немного утешила его. Но в большинстве случаев видела страдальческое выражение лица отца и понимала, что от меня мало толку. Тяжесть одинокого мира тянула мое сердце вниз, на дно океана. Без папы я была никем. И без единственного человека, который меня понимал, никогда, никогда не смогу найти способ обрести себя.

Голос его дяди пронесся по лестнице, подтверждая то, что мы уже знали.

― Даги, у тебя больше никого нет. Вы с маленькой девочкой одни. Никаких планов строить не надо.

― Да будет так, ― прохрипел отец.

Я рванула вниз по ступенькам, но Ром схватил меня за руку.

― Не надо.

Я судорожно вздохнула, стараясь, чтобы разговор между мужчинами внизу подошел к естественному концу.

Марио продолжил:

― Это не очень хорошая жизнь. Позволь мне помочь. Если бы ее мать была рядом…

Я схватила ожерелье, единственное, что, по словам отца, она оставила после себя.

― Ответ ― нет.

Я вздрогнула от окончательности слов отца. Мужчины внизу были правы. У нас больше никого не было, и у меня скоро вообще никого не будет, даже отца. Тем не менее, я доверяла суждениям отца больше, чем их.

Бастиан и Кейд неловко смотрели на меня, как будто не знали, что сказать, в то время как Ром оглядывал меня с ног до головы. Я не заметила, что у меня покатилась слеза, пока тот не смахнул ее.

― Ты будешь жить. Потому что, если ты этого не сделаешь, ты умрешь.

Мое горло почти сжалось от страха от его бессердечных слов, но я подавила искушение поддаться своим эмоциям. Больше никому из них не покажу своей слабости.

Я услышала шаги, приближающиеся к лестнице.

― Мальчики, пошли, ― услышали мы из-за угла. Они спустились по лестнице.

Бастиан притянул меня к себе.

― Приятно было познакомиться с тобой, Кэти. Наверное, лучше нам больше не встречаться, хотя я признаю, что это даже трагично.

Кейд толкнул его, и тот захихикал, отпуская меня.

― Как он и сказал, приятно познакомиться, ― повторил Кейд, но я была уверена, что ему все равно, так или иначе. Они оба забудут меня завтра. Ребята держались достаточно уверенно, я знала, что где бы они ни жили, им хватает внимания окружающих.