― Никогда не позволяй им видеть, как ты трусишь или отступаешь, Каталина. Ты лучше всех. ― Затем он убрал руку, обнимавшую меня, встретился взглядом с мужчиной и посмотрел на него сверху вниз. ― Уходи или извинись за то, что столкнулся с моей дочерью. И позволь мне внести ясность: мы не будем извиняться. ― Когда образовалась толпа, взгляд мужчины метался по сторонам. Несколько друзей моего отца, которых я видела время от времени, но с которыми никогда не общалась, казалось, появились из ниоткуда. Они всегда так делали. Мужчины в черных костюмах, с зачесанными назад волосами и очень красивой обувью. Он отступил от моего отца, широко раскрыв глаза, и энергично покачал головой взад и вперед. Так проходила наша жизнь. Мой отец никогда не отступал, никогда не должен был отступать. Я так и не знала, почему, и поняла только намного позже.
Дуглас Кинг проявлял дисциплинированность, точность и сдержанность. Мой отец эмигрировал с Ямайки и следовал всем иммиграционным законам — законно ждал своей очереди, десять лет состоял в списке, чтобы приехать в Америку. Папа рассказывал мне, что когда ему позвонили, он плакал и не был уверен, были ли это слезы радости или печали. Отец оставил всю свою семью ― мать, брата и сестру, чтобы приехать сюда, и работал как собака, только успев переступить границу Соединенных Штатов. Каким-то образом его работа оплачивала наши счета. Папа всегда стриг газон в красивом доме, всегда что-то чинил в большом доме, в котором было больше гаражей, чем я могла сосчитать в юном возрасте. Он следовал правилам людей, на которых работал, но однажды вечером, когда заболел и испытывал слишком сильную боль, чтобы пойти в больницу, мужчины в красивых костюмах появились у дверей нашего маленького домика.
― Твой папа дома? ― Хмурый взгляд Марио был искренним; я видела, как он скривился достаточно, чтобы показать сочувствие. Затем кивнула, но оставила дверь на месте, приоткрыв ее настолько, чтобы мужчина не смог шагнуть вперед, а за ним еще двое мужчин. Прищурившись, я увидела там трех мальчиков.
― Bellissima bambina1, он болен. Я знаю, что болен. Ему нужен уход. Мы здесь просто для того, чтобы поговорить, да?
Я кивнула.
― Он не приглашал тебя сюда.
― Неважно. ― Марио отмахнулся от моего беспокойства. ― Ты меня знаешь. Слушай, я привел своих сыновей и племянника, чтобы познакомиться с тобой. Роман, Себастьян, Кейден, представьтесь.
Все три мальчика вышли на наше потрескавшееся цементное крыльцо. Но ни один из них не был похож на мальчика. Они были высокими, с широкими плечами, которых не было у парней в моей школе. Их дополняли темные джинсы и рубашки с воротничками, ни на одной из которых не было ни единой морщинки. Темные волосы, темные брови и темные взгляды, никто из них поначалу не улыбался. Это были не дети. Это были молодые мужчины, сформировавшиеся под влиянием уже полученного опыта. И не очень хорошего. Ночной воздух обдавал нас холодом, наполненный мрачным напряжением, от которого никто из нас не мог избавиться. Один из сыновей, стоявший чуть впереди, первым шагнул ко мне и улыбнулся ровными белыми зубами, как будто это могло разрушить серьезность того, что должно было произойти этой ночью. Он протянул руку.
― Я Бастиан. ― Он показал большой палец через плечо. ― Нет необходимости знакомиться с остальными. Тебе понадоблюсь только я.
Я посмотрела ему за спину, и мой взгляд остановился на том, кто чуть отстал. Его волосы были длиннее, а темные глаза смотрели на меня так, словно была пустым местом. Я наклонила голову в ответ на его оценку, а он скрестил свои массивные руки на груди. Парень не улыбнулся, не сделал шаг вперед, чтобы представиться, как это сделал Кейден, брат Бастиана.
Мы смотрели друг на друга так, словно начиналась война, борьба за власть, которая продлится десятилетия. Никто из них не мог быть намного старше меня, но он, казалось, разрывал мою душу в эти мгновения, сканируя меня всю и находя каждую скрытую часть того, кем я была. Мне хотелось отвернуться, но я не могла оторвать взгляд от его глаз. Они пленили меня так, как не мог пленить ни один другой человек.
Скрип деревянного пола заставил меня отпрыгнуть от двери, когда мой отец, явно проснувшись, поднялся с кровати.
― Марио, ― произнес он у меня за спиной. ― Я же сказал, что мне не нужна помощь.
― Даг, ты работаешь на меня уже двадцать лет, ― проворчал пожилой мужчина с проседью в темных волосах. Затем он сжал кулак, его большое золотое кольцо на мизинце впилось в плоть.
― Я всего лишь стриг твою лужайку и поменял несколько лампочек, ничего больше.
― Ах, ты ― это все. Ты ― семья. Я могу найти тебе сиделку. Просто кого-то кто поможет по дому, а?
― Нет. ― Мой отец пристально посмотрел на него, а затем повернулся ко мне. ― Каталина, иди наверх.
В пятнадцать лет я знала все оттенки голоса своего отца. Этот низкий, размеренный приказ означал серьезное дело, даже если мне не хотелось его слушать. Я взглянула на мальчиков, и один уголок рта Бастиана приподнялся, в то время как мальчик, которого, должно быть, звали Романом, уставился в темноту.
― Пап, я могу показать им свою комнату… чтобы они не слишком замерзли?
Секунду он обдумывал варианты.
― Только на минуту.
Я кивнула и жестом пригласила их всех войти. Мы медленно поднимались по нашей потертой деревянной лестнице, каждая ступенька скрипела под нами, и я внезапно почувствовала себя неловко. Убрала ли я в своей комнате, застелила ли постель? Не валялся ли бюстгальтер на полу? Я вздохнула и повернула ржавую ручку.
― Извините за беспорядок. Я не ожидала…
― Не нужно извиняться. Спасибо, что пригласила нас войти. ― Бастиан обвел глазами комнату, и его взгляд упал на мой ноутбук с бумагами, сложенными рядом.
Я прочистила горло.
― Я просто пыталась узнать как можно больше о его болезни. ― Каждая бумага выглядела помятой, потрепанной по краям и была испещрена подчеркиваниями, в поисках способов сделать болезнь Паркинсона моего отца более терпимой.
― Ты не можешь его спасти, ― сказал Ром. Его голос был чуть выше шепота, но слова громко стучали у меня в ушах, заставляя мое сердце разбиваться на части.
Я посмотрела на того, кто пытался разрушить мечту, которой даже не было.
― Я знаю, что не могу спасти его. И не говорила, что добьюсь этого. Я стараюсь для его комфорта, а не для чуда. ― Я лучше других знала, что чудес не существует. Мне не нужен был красавец с пустыми глазами, чтобы сказать мне об этом.
Кейд вскочил, пытаясь ослабить напряжение в комнате.
― Наша мать умерла, когда мы были маленькими. Я понимаю, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь ему.
― Ей не нужно знать о наших делах. ― Ром все еще держал руки на груди и смотрел в окно. Его взгляд метнулся к двери, когда он услышал слабый скрип, доносящийся снизу.
― Просто качалка моего отца. Двери и стены здесь тонкие. ― Я пожала плечами, потому что знала, что все они, вероятно, пришли из-за денег. Мой отец стриг газоны только для тех, кто мог себе это позволить. ― Не то чтобы ты к этому привык.
― И что это должно означать? ― Грудь Рома вздымалась, как будто он знал, что это оскорбление.
― Это значит, что если мой отец стриг ваши газоны, ― я указала на них всех, улыбаясь, глядя на их фирменную одежду, темные джинсы с искусственными потертостями и выцветшими пятнами, ― то вы не привыкли к такому дому, как мой.
― Твой папа стрижет газон моего дяди. Бастиан и Кейд живут там. ― Ром посмотрел на них, а затем пригвоздил меня к месту своими тёмными глазами, словно тонной кирпичей. Тяжесть его взгляда раздавила меня, разбила мою уверенность, напомнила мне, что я нахожусь в комнате, полной парней намного больше меня, о которых я ничего не знаю. ― Не у меня.
― И где именно ты живешь? ― Я приподнялась на цыпочки, стараясь казаться такой же большой и плохой, какими они казались, и повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, висящее на двери. Я поправила свои черно-розовые кудри.
