– Откуда ты?.. – отвернулась Ксюша от рисунков, еле сдерживая нетерпение.

– Я же говорю, из Травяны. Это до самого Аруча надо ехать, почти. У меня бабушка там жила, на отшибе… ну, а я, вот…

– А где это – Аруч?

– Ты чего, Аруч не знаешь? Может и про Китеж ничего не слыхала?

– Слыхала! – Ксюша так и впилась глазами в Лизу. – Точно слыхала! Китеж и правда есть? И озеро есть, и волшебная рыбка золотая?

– Есть рыбка, или нет, а народ верит в неё. И город на озере есть – деревянный, – всё шире улыбалась Лиза.

– Колись про Китеж! О всех городах прозвони мне! Где раньше чилила?

Лиза присела на край постели и немного сбивчиво, торопливо, но принялась рассказывать ей о мире за перевалом. Где не хватало слов, она помогала руками, показывала, какой Китеж большой, и сколько ехать от гор до Серого Города. Языком она молола, что надо, когда смеялась – рот до ушей расходился, и серые глазки живо блестели.

Ксюша узнала о храбрых охотниках Чуди, о землепашцах из Аруча и их летних праздниках, о мрачных колдунах Кроды, и о богатых и смелых голбешниках Дома, о своенравных Тавритах, и, наконец, о Китежцах в металлической чешуе и их золотой рыбке.

Не во всех городах Лиза бывала сама, но жила в Поднебесье, и знала о далёком западном крае всё. Туда же, на запад, уехала Сашенька, и Ксюша, конечно, расспросила у Лизы и про белую машину, и про свою подругу, и даже про зверолова с Павликом и Борисом. Но Лиза таких не видала и ничего про них не слыхала. Наверное, никто в целом свете никогда не узнает, как сложился путь кутышей с их серебряным Посвистом на лошадей.

Ксюша подловила себя, что чем больше разговаривает с Лизой, тем меньше бандитских слов слетает с её языка. Она вспомнила, какой была Серебряна, как хотела увидеть в зазеркалье хоть что-то красивое, и как мечтала вырваться из старого города, чтобы путешествовать по всему Краю!

И почему сам Кощей ничего не рассказывал про западный Край, ведь там жили люди, и много! Бандиты и кутыши в городе не знали ничего, кроме Центра, кварталов, окраин, и никогда не совались дальше Колечка. Для них за городом был только лес, дальше, на западе – неприступные горы, и на этом весь Край кончался. Серый Повелитель единственный, кто уводил местных в другие земли, но лишь немногие вернулись оттуда.

Ксюша серьёзно задумалась, как мало она знает о мире, как мелко и темно плавает, словно донная рыба, кто отродясь не видела светлых вод, и не выныривала к солнечному блику, только питалась найденным в иле мусором и падалью.

Ксюша отвела Лизу к своему шкафу в спальне и вывалила оттуда все наряды от Беллы, из которых давным-давно выросла. Вместо жадности или злости, ей вдруг повеселело на сердце и облегчилось на душе. Давно она никому ничего не дарила, давно не совершала радостных глупостей, как наивная Серебряна, кто одним рюкзаком пыталась прокормить, и осчастливить весь город.

Лиза радовалась любой яркой тряпочке. У них в деревне, да и вообще во всём Крае, такой прекрасной чистой новой одежды – днём с огнём не найти.

За плексигласом окон начало рассветать. Впервые за кучу времени Ксюше не захотелось никуда уходить из Башни. Нели, вот только, ждала новостей о разгроме Карги, и начнёт сильно нервничать, если она назад не вернётся.

– Значит, Кощей всё-таки спускался с сорок девятого, пока меня не было? – спросила она напоследок у Лизы.

– Нет, никогдашеньки он не спускается! Мы к нему сами по лестнице поднимались – жуть как долго, там ступенек под миллион! Он сказал, что вниз не сойдёт, пока обещанное ему не исполнят.

– Ха, обещанное… Стой, так ты и в Ирий к нему заходила? – напряглась Ксюша.

– Я каждый день туда захожу! Это сад такой расчудесненький! Там всякое растёт и живут разные твари: ящерки, змейки, пауки там всякие – фу! – дёрнула плечами Лиза, как будто по спине у неё полз паук. – В конце сада этого – комнатка такая есть светленькая, чистенькая, со стекляшечками всякими – мы с Кощеем там учимся. Вернее, он меня учит со сложными приборами всякими разбираться: команды по кнопкам всякие вводить и антенны собирать и прикручивать. Только не рассказывает зачем это всё – мол, на будущее, когда начну как Ярослав в поле работать. Где только это поле, а?

– Далековато… И что, каждый день к нему ходишь через сад в лабораторию? – проницательно и с полным вниманием смотрела на неё Ксюша. – И от кодового замка цифры знаешь?

– Ой, этого Кощей мне не говорил! Я, когда к двери прихожу, махаю рукой камере, он меня по ней видит и открывает.

– Вот оно, значит, как… – плутовски заулыбалась Ксюша и погладила Лизу по рыжей голове. – Умница ты какая. А давай с тобой подружимся, хорошо? Извини, что так рассердилась на складе. Свои серёжки я больше всего берегу – дорогой подарок от важного мне человека; но остальным – пользуйся. Хотя нет, ещё кубик не трогай, – указала Ксюша на полку с головоломкой. – Это моя вещь, моя игра. Если ты мне цвета перепутаешь, я… расстроюсь. Сильно. А остальным – конечно, пользуйся, сколько хочешь. Договорились?

– Спасибо-спасибочки! – подскочила и улыбнулась, и обняла Ксюшу Лиза. Хорошая соска, доверчивая, как подвалохшная мизга, и на лице всё написано. Такую лохушку и на срез можно накнокать, и на палёную тему толкнуть – не цинканёт чё по чём, тут ей и амба.

*************

– Лучше умру, утоплюсь, в озеро брошусь, чем за Кочебора пойду! – всхлипывала и льнула к груди своей Берегини заплаканная Светолика. И ведь посреди ночи прибежала в её покои: залитая слезами, простоволосая, в одной долгополой сорочке. Изяслава сказала ей, да при всех, в общей спальне, что её, Светолику, отлучают от капища, и от подруг, и от тайных обрядов, и отдают из Святилища в жизнь мирскую – замуж за нелюбимого.

Ксюша обняла Светолику и к сердцу прижала. Сперва слушала её, как наставница мудрая, с превеликой заботой и соучастием, но как зашла речь об утоплении, твёрдо сжала её за плечи и от себя отодвинула.

– Коли руки на себя наложишь – обидишь Макошь, кто тебе на долгий срок нить заплела, не изведаешь из рук Мариных чары забвения, веки-вечные с прошлым своим будешь маяться, Мавкою станешь, коли утопишься – не свободной душой, в Лунных Чертогах перерождения дожидающейся, а рабой Нави, кто призраком, слабым и плачущим о жизни прежде срока потерянной, по Междумирию мечется.

– Лучше русалкой, но за старика не пойду! – намокло от слёз миловидное лицо Светолики. – У Кочебора сын от первой жены, он уж почти взрослый, а отец его – страшный старик: у него шрам во всю рожу!

– Из-за шрама Кочебора все в старики записали, а ведь он ещё молод… Меж вами и тридцати Зим разницы нет, и ты же его стариком… – положила белую руку на щёку своей милой наперсницы Ксюша. – Жена Кочебора в бархате и шелках расхаживала, нити жемчуга вокруг шеи повязывала, слуг и прислужниц имела не есть числа, и терем до хлябей небесных: с конюшней, надворьем, хозяйствами; и сын у воеводы растёт – храбрый выйдет Дружинник. Кочебор и тебя, любушку красную, сыто прокормит, и сыночку его смелому много порадуешься.

– Не нужен мне ни Кочебор, ни сыночек его! – со всхлипом упала к её ногам Светолика и начала расцеловывать шитые серебром и жемчугом туфли своей Прибогини.

– Скажи Изяславе, пусть оставит меня, не неволит, не гонит! Я без ласки твоей, Берегинюшка, без любви – удавлюсь! Ни один мне жених не сгодится, ни с одним не пойду; хоть с богатым, хоть с знатным, хоть со старым, хоть с молодым!

Тут уж Ксюша сама себе удружила: не смогла пропустить мимо глаз Звезду Северную, чаровницу прекрасную, лучезарную Светолику. До её появления на капище, Светолика – истинное украшение храма Макоши, и лишь за малым Городничий до неё не добрался: священное озеро вовремя подарило людям истинную Владычицу, и любовь Вана, его похотливая, упырячья страсть, переметнулась со Светолики на Берегиню.

Светолика до смерти клялась служить своей благодетельнице за избавление от Вана. Скоро Ксюша приблизила чаровницу к себе и как наперсницу, и как наложницу: начались их первые тайные встречи, и Светолика привязалась к Рыбке Озёрной ещё пуще прежнего, так что без боли теперь и не оторвать.