– Но мне будет так одиноко!.. – опять затянул свою песню Фархи, но я уже больше не мог его слушать.

Я встал, держась за руку Шебы, и огляделся по сторонам. В отдалении, справа от входа в долину, в окружении четырех костров лежали два тела, завернутые в походные плащи – единственный саван, что достается воину, павшему на поле битвы. Я уже догадался, чьи это были тела.

Немного в отдалении от костров, на ветвях елей, что выступали из леса в долину, сидели, сложив крылья, два пепельно-серых ящера. Один из них был прямо-таки гигантом, словно бы птенец дракона, а второй сильно уступал ему размером, однако держался словно бы с большим достоинством, более сдержанно, что ли. Ящеры смотрели на тела, завернутые в плащи, словно бы прощаясь с ними. Затем почти одновременно расправили крылья и соскользнули с деревьев. Буквально стелясь над землей, ящеры описали прощальный круг над ритуальными кострами и, издав воинственный клич, развернулись к солнцу. Они полетели навстречу небесному светилу, сползавшему с небесного свода, уменьшаясь в едва различимые точки, исчезая из виду, изредка взмахивая крыльями и не оглядываясь назад. Люди, уставшие после битвы, неподвижно сидели у костров и молча наблюдали за удаляющимися силуэтами, пока они не скрылись совсем.

– Это… – отрывая взгляд от горизонта, начала Шеба, но я прервал ее:

– Да, я знаю. Они сделали здесь все, что могли. И теперь ушли туда, где смогут отдохнуть от битвы.

Я отвернулся от горизонта и, держа ведьму за руку, поплелся к одному из костров. Люди, сидевшие у костра, молча потеснились, освобождая нам место. Я сел к огню, рядом уселась женщина. Напротив меня, за кострищем, сидел Хайдрик, слегка покачиваясь из стороны в сторону и что-то невнятно бормоча. Прислушавшись, я уловил обрывки фразы:

– Второй раз… второй раз за один год… Молодые, сильные, могли бы еще жить… лучше бы я сам сложил голову…

– Прости меня, Хайдрик, – тихо сказал я. – Это я призвал вас на битву. Моя вина, что полегли твои воины.

Хайдрик словно бы очнулся, услышав мои слова. Секунду он смотрел на меня непонимающе, а затем горько усмехнулся:

– Нет, бард, какая твоя вина? Судьбы людей определяют Боги!

– После общения с драконом я в этом больше не уверен, – сказал я. Хайдрик, похоже, опять не понял, снова пристально посмотрел на меня, а затем сказал:

– Далеко не все они были хорошие люди. Так, искатели приключений, даже разбойники были среди них. Если бы не эта битва, им никогда бы не совершить ничего хорошего в своей трижды никчемной жизни. Ты спас их души, бард. Теперь, когда они пали в битве со злом, в царстве мертвых их встречают как героев! – Хайдрик усмехнулся шире, а затем улыбка погасла на его лице, и он тяжко вздохнул. – Мне другое не дает покоя – для чего Боги сохранили мою жизнь? Разве мало в ней было испытаний? Разве не заслужил я чести умереть достойно, с мечом в руке?

Я промолчал, поскольку ответить на это мне было нечего. Молчали и все остальные, сидевшие у костра. Хайдрик, так и не дождавшись от меня ответа, снова вздохнул и добавил:

– Иногда мне хочется думать, что Боги приготовили для меня особую судьбу, и не весь еще путь в ней пройден до конца. Мне хочется думать, что Боги берегут меня для очень важного дела. А порой мне приходит на ум, что я большой грешник и эта жизнь, в которой я вижу смерть своих воинов, просто-напросто мое наказание.

Я забылся горячечным не то сном, не то бредом, в котором видел странные картины. Мне виделось, будто бы я нахожусь посреди холодного пространства, покрытого снегом, скованного льдом, вокруг меня бушует снежная буря, и яростный, обжигающий морозом ветер бьет мне в лицо. Я лечу сквозь снежную бурю, сильными взмахами крыльев преодолевая ветер, и смеюсь. Смеюсь от своей силы, от беспомощности ветра, от восторга – я жив! Я живой, я сильный, я счастливый дракон, которому не страшны ураганы, снежные бури и коварные враги. И в сердце моем рождается торжественная музыка триумфа жизни, песня непобедимого драконьего естества.

Проснулся я от того, что кто-то сильно теребил меня за здоровое плечо. Еще не открыв глаз, не отойдя ото сна, я пробормотал:

– Боб, успокойся, ты мне голову оторвешь!

Потом вдруг вспомнил – Боба больше нет. От этой мысли я окончательно проснулся и открыл глаза. Разбудила меня Шеба. Я лежал все у того же костра, рядом с которым заснул вечером, небо было серым, только на востоке начала появляться полоска розового цвета. Воины вокруг костра медленно просыпались, будили друг друга, двигаясь неторопливо, словно бы в вязкой, неподатливой среде.

– Что случилось? – спросил я ведьму.

– Солдаты, – ответила Шеба. – По лесной дороге идет войско. Джонатан осматривал местность по моей просьбе и заметил их. Они выйдут в долину через несколько минут.

Поспешно насколько мог, преодолевая боль во всем теле, я встал на ноги, поискал глазами свой меч и обнаружил его в ножнах у себя на поясе. Огляделся вокруг, увидел чью-то флягу на земле, подобрал и протянул Шебе:

– Плесни на руки, я попробую умыться.

Во фляге оставалось совсем мало воды, так что я только смочил лицо. Но и это хоть как-то освежило. Я потряс лицом, словно собака, отряхиваясь от воды. Развернулся и пошел к тому месту, где лесная дорога выходила в долину. Шеба отбросила флягу и пошла за мной следом.

– Это Аштон, – сказал я на ходу. – Больше тут ожидать некого.

– Думаешь, придется драться? – взволнованно спросила ведьма.

– Не исключено, – пожал я плечами, – хотя вряд ли. Аштон – практик. Что толку ему теперь драться с нами – некромант мертв, его книга уничтожена. Пользы от этой драки Аштону никакой. Кроме того, мне есть что ему сказать…

Мы встали там, где заканчивалась лесная дорога, ожидая появления воинов. За нашей спиной лагерь все больше оживал, слышались голоса, позвякивание оружия, еще какие-то странные звуки. Я обернулся и увидел, что к нам приближаются Хайдрик и Джоурба. Странные звуки, похожие на бульканье и постанывание, издавал Фархи, ворочаясь во сне. Пробуждение в лагере, шум и суета его абсолютно не трогали. Лореанна, дремавшая, свернувшись клубком, в отдалении, у самой кромки леса, никаких звуков во сне не издавала. Фархи шагах в десяти слева от края лесной дороги пожевал губами, поерзал шеей и затих.

– Войско приближается? – подходя ближе, спросил Хайдрик.

– Барон Аштон, да? – уточнил Джоурба.

Я пожал плечами.

– Скорее всего. Сейчас узнаем, – ответил я.

Буквально через минуту на лесной дороге показались двое дозорных на лошадях. Заметив их, к нам поспешили Джонатан и Шарграйн, на ходу заправляя одежду и ощупывая оружие. Дозорные в хороших доспехах, поверх которых были надеты белые накидки с гербом Аштона, гарцующим шагом приблизились к нам. Один из них стукнул древком копья о землю и торжественным голосом произнес:

– Склонитесь перед силой барона Аштона!

– Ага, сейчас! – скрестив руки на груди, ответила Шеба. У Сына Тени Шарграйна брови поползи вверх от удивления. Джоурба вынул из-за спины топор и, перехватив его двумя руками, издал звук, похожий на рычание зверя. Хайдрик обернулся к лагерю и взмахнул рукой, подавая знак воинам. Бойцы начали собираться в единую группу.

– Уважаемый, среди присутствующих здесь только вы и являетесь подданными его сиятельства, – сказал я. – Именно вам и следует склониться перед силой барона. А мы уж как-нибудь без этого…

– Барон Аштон – сюзерен всех Северных графств! – храбро возразил второй дозорный, поддерживая древко копья на весу, будто бы готовый вступить в бой. В этот момент Фархи, которому, очевидно, что-то приснилось, всхрапнул во сне и перекатился с брюха на спину. Его длинный хвост, описав в воздухе дугу, обрушился на низкорослые елки на опушке леса, сминая и переламывая их. Лошади под дозорными вздрогнули, шарахнулись, а сами дозорные, только теперь заметив дракона, заметно побледнели.