С первыми аккордами мандолины музыка в моей голове просто взорвалась каким-то звуковым фейерверком. Это было сплошное неистовство, сумасшедшая энергетика, которой я на этой песне никогда не выдавал. Теперь меня просто разрывало от радости и веселья, ноги просто не могли стоять на месте, и я начал выделывать ими какие-то кренделя.

Но это еще была сущая ерунда. Дракон передо мной стал пританцовывать на всех четырех лапах под эту незамысловатую песенку, его хвост отбивал о землю бешеный ритм песни, и это существо, по-моему, начало улыбаться. Затем стремительно и плавно его тело взвилось вверх, вставая на дыбы, и дракон продолжил танец уже на задних лапах, запахнувшись в свои крылья, как в плащ. Тело его вибрировало в воздухе, создавая вокруг себя ритмичные порывы ветра, дракон совершал своим змеиным торсом колебательные движения, одновременно закручивая его в штопор. И когда восторг священного существа дошел уже до наивысшей точки, музыка в моей голове достигла невероятной скорости и напряжения, дракон просто швырнул свое тело в воздух и буквально ввинтился в небо. Где-то на огромной высоте, зрительно уменьшившись уже в десять раз, он словно бы на секунду завис и издал пронзительный клич, от которого, по-моему, вздрогнула даже почва под ногами. А затем дракон кувыркнулся в небе и, сложив крылья, понесся к земле. Спикировав до высоты в три-четыре человеческих роста, он широко раскинул свои крылья, замер, а затем плавно опустился на землю передо мной.

– С ума сойти, на этом самом месте! – услышал я в своей голове голос дракона. – Давай еще что-нибудь!

Взвинченный восторгом дракона, я снова ударил по струнам мандолины, и вновь в моей голове понеслась неистовая музыка драконьего веселья.

– И-и-их! – тоненько прокричал дракон, вставая на задние лапы и начиная свой невероятный танец.

– Эй, хоп, крошка Джуд! Не гляди сурово!.. – начал исполнять я свой коронный номер и снова был поражен богатством музыки в моей голове. Даже на танцах в академии, когда мы, ученики, приглашали девушек из города на свои вечеринки и собирали импровизированный ансамбль из пяти-шести инструментов, нам не удавалось добиться ничего подобного. В голове у дракона звучал целый оркестр, инструментов на пятьдесят, и я слышал этот оркестр, слегка ему подыгрывая на мандолине.

Пляска дракона произвела неизгладимое впечатление не только на меня, но и на всех моих товарищей, включая наших животных. Даже Рэглер отошел от отравления вампиром и приплясывал на своих мощных задних ногах, подражая дракону, Боб пустился в пляс, высоко подбрасывая ноги и похлопывая себя ладонями по груди и бедрам. Уже позже я выспрашивал у своих товарищей, что они слышали в это время, и оказалось, что каждый слышал свой собственный набор инструментов, но драконий восторг ощущали все. Шеба пританцовывала на месте, обхватив себя руками за плечи и покачивая бедрами, Риголан исполнял ритуальный эльфийский танец, описывая сложным танцующим шагом небольшой круг по поляне, а Джонатан сидя раскачивался, словно бы собирался наложить заклинание.

Не знаю, сколько это продолжалось, но после «Джуд» дракон плясал еще под «Если горло не промочишь» и еще какие-то песни. Наконец я, совершенно счастливый и измотанный до предела, рухнул на землю, чтобы отдышаться. Дракон замер неподалеку от меня, затем приблизился на шаг и, изогнув шею, заглянул мне в лицо. Он улыбался.

– У тебя великолепное племя, бард! – услышал я его голос. – Жаль, что я не знал о нем раньше! Поселился бы где-нибудь поблизости от одной из ваших деревень! Ты устал?

– Есть немного, – ответил я, тяжело дыша.

– Хорошо, давай отдохнем, – кивнул дракон и улегся на брюхо рядом со мной. – Как тебя зовут, бард?

– Жюльен, – ответил я, – Жюльен Петит. Но друзья зовут меня просто Жюль. А как твое имя, дракон? Могу я его узнать?

– О! – довольно промурлыкал дракон. – У меня замечательное имя – я сам его выбрал себе! Меня зовут Фархилоаноэн, что на драконьем языке означает «яркая звезда, сияющая во мраке ночи»! Впрочем, тебе, наверное, трудно будет выговаривать мое имя, – предположил Фархилоаноэн. – Поэтому ты можешь называть меня просто Фархи.

– Это сон, – сказал я, на секунду закрыв глаза и чувствуя, как мир вокруг меня начинает кружиться, словно бы я был пьян. Я тут же открыл глаза и повторил: – Сумасшедший, волшебный сон!

– Я поразил твое воображение, бард Жюльен? – спросил дракон. И добавил: – Да, я могу поразить воображение! Неправда ли, я невероятен? Точнее, невероятно прекрасен, не правда ли?!

В голосе дракона звучало столько искренней радости и неподдельного восторга перед самим собой, что я просто обомлел на секунду, а потом захохотал. Дракон склонил голову набок, заглядывая сверху в мое лицо, а затем я услышал:

– Рад, что развеселил тебя, бард Жюльен. Но что-то мне подсказывает, что мои слова тебя несколько смутили.

– Ну… – протянул я, – у нас как-то не принято столь откровенно хвалить себя!

Дракон все так же внимательно вглядывался в меня какое-то время, а потом я услышал:

– Похоже, у вас вообще не принято быть откровенными, бард Жюльен.

Я рассмеялся и подтвердил:

– Твоя правда, дракон Фархи!

Впоследствии мои товарищи рассказывали мне, как странно выглядел этот диалог со стороны – молчаливый дракон и бард, который хохочет и отвечает на неслышные вопросы. Но это было еще ничего. Конечно, танец дракона и его веселье, которое передалось всем живым существам в радиусе нескольких лиг, утомили и моих спутников тоже, не только меня. Однако утомили не настолько, чтобы они потеряли всякий интерес к необыкновенному зрелищу – беседе человека и дракона, пусть даже они слышали только половину этой беседы. И внимательно наблюдая за нашим разговором, они успели вовремя побеспокоиться о своей безопасности. В отличие от меня, поскольку я выдохся и мало что соображал, отвечая на вопросы почти автоматически.

– Скажи мне, бард Жюльен, – спрашивал Фархи, – как тебя занесло в эту местность? Ведь это не твое обиталище?

– Мы отправились в поход, чтобы раскрыть преступление, – ответил я. – А во время путешествия выяснили, что преступление это намного ужаснее, чем нам казалось сначала. И теперь опасность угрожает всему Файерану.

– Всему этому миру? – удивился дракон. – Что, и мне она тоже угрожает?

Этим вопросом он поставил меня в тупик. Я задумался, пытаясь представить себе, сможет ли десяток вампиров справиться с драконом. Фархи вдруг резко присел и поднес свою голову вплотную к моему лицу. Теперь его взгляд словно пронизывал меня насквозь, и что-то недоброе появилось в этом взгляде.

– Кто твой враг, бард?! – услышал я в своей голове столь мощный, звенящий голос, что от него, казалось, череп мой готов был разлететься на куски. – Скажи мне, кто твой враг?! – гремел Фархи в моей голове.

– Некромант, – ответил я и увидел мелькнувшее во взгляде дракона недоумение. Перед моим мысленным взором замелькали связанные с некромантом картинки – рыба хлокхан, видение худого человека в черном камзоле, вампир Салазар, еще что-то. Увлекшись формулированием ответа – кто же такой некромант, – я как-то упустил из виду самого Фархи. А зря.

Меня буквально придавило к земле ужасом, когда я ощутил гнев дракона. От Фархи шла горячая, злобная, смертельно опасная волна гнева. Глаза его теперь уже не мерцали волшебным светом, они горели злобным огнем, наливались кровью. Пасть его оскалилась, обнажив огромные, зловеще сверкающие клыки, его когти впились в землю, рассекая камень словно вязкую глину. Дракон шумно вдохнул, и из ноздрей его вырвались струйки дыма. Как зачарованный я смотрел на него, понимая, что сейчас Фархи дохнет на меня огнем, но не имея сил бежать, спасаться.

Дракон резко выгнул шею, вытянув ее вперед, как раз надо мной вздымая голову к небу, и выдохнул. Из его пасти шагах в пяти от меня вырвался длинный язык испепеляющего пламени. И хотя я находился довольно далеко от этого огня, меня обдало жаром, в лицо мне полетели искры от горящих деревьев и кустарников. Я закрыл лицо руками и перекатился на живот. Мои товарищи, как я потом узнал, бросились врассыпную кто куда. «Вот и побеседовали!» – с тоской подумал я. Что-то я не то подумал, но что?!