^{Федор Кобылин (вверху справа) делает блок под руководством Петра Михайлова}

А русский плотник-царь Пётр тем временем, в свободное от работы время (а работать он начал 19 августа), осматривал фабрики, мельницы и мастерские в Заандамском районе. Бывал у местных жителей, особенно в семьях, члены которых работали в России. Все ему нужно было видеть, обо всем узнать, как и что делается: однажды на бумажной фабрике не утерпел, взял у работника форму, зачерпнул из чана массы – и вышел отличный лист; по началу любимая забава Петра Михайлова была катание на ялике, который купил на другой же день по приезде в Зандам. Пётр Михайлов очень желал освободиться от порока водобоязни. Несмотря на необыкновенную твёрдость воли он не был ещё вполне убеждён в победе, одержанной над собою относительно врождённого отношения его к воде. Своим поведением и видом, не идущими к простому плотнику, – хотя своею красною фризовою курткою и белыми холстинными штанами он нисколько не отличался от обыкновенных работников, Петр сейчас же выдал себя: заговорили, что это не простой плотник. Четыре месяца с половиною жил Петр в Голландии: фрегат, заложенный им, был уже готов к спуску. Плотники разбирали мало-помалу колоссальные леса, служившие подпоркой огромному остову, покоившемуся кормой на брёвнах, носом же обращённому к морю, на котором вскоре он должен был начать свою бурную жизнь. Большинство строителей корабля, включая Фёдора Кобылина, решились спуститься на нём со стапеля, собравшись на палубе. Конечно и царь Пётр не хотел отстать от других в этом отношении. Кобылин заранее предупредил Петра Михайлова, что не каждый корабль сходит благополучно со штапеля и что носовую часть, быстро погружающуюся в воду, часто волны накрывают до колен, находящихся на палубе. Спуск прошёл благополучно, к пущей радости строителей, местных плотников, волонтёров и Петра. На Ост-Индской верфи, отдав себя с прочими волонтёрами в научение корабельной архитектуре, государь в краткое время обучился всему тому, что подобало доброму плотнику знать, своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил. Потом просил той верфи мастера Яна Поля, дабы учил его препорции корабельной, который ему через четыре дня показал. Но понеже в Голландии нет на сие мастерство совершенства геометрическим образом, прочее же с долговременной практики, о чем и вышереченный мастер сказал, что всего на чертеже показать не умеет, тогда зело ему стало противно, что такой дальний путь для сего восприял, а желаемого конца не достиг.

Корабельный мастер, а сам Петр I таким мастером и был, обучаясь проектировать корабль, рассчитывал силовые нагрузки корпуса, отношение ширины к длине, обводы – то есть, те самые, как говорили тогда, «добрые пропорции», предполагаемое количество орудий, парусность судна. Попутно вычерчивались чертежи – элементы конструкции корпуса: шпангоуты, бимсы, пиллерсы, детали штевней, киля и непосредственно теоретический чертеж.

Время от времени в Зандам приходили с оказией какие-то длинные свёртки и однажды дождливым вечером Пётр поручил Фёдору Кобылину перенести несколько свёртков в сарай, ключи от которого были у сына Киста, Фрица. Дождь начал усиливаться и Пётр приказал побыстрее закончить порученную работу. Кобылин побежал за Фрицем и тот, взяв ключи пошел помогать Фёдору тащить свёртки. Вдруг, по середине дороги Фриц обнаружил отсутствие ключей, которые он заблаговременно прицепил к поясу. Вдвоём они стали лихорадочно искать ключи в длинной луже. Ключей нигде не было. Наконец Кобылин вспомнил, что ему частенько улыбалась удача находить разные предметы. Фёдор привязал свой ключ к поясу и вернулся назад; потом он снова пошёл по тому же пути и как бы случайно отцепил свой ключ от пояса. Со словами, – «чёртик, чёртик, поиграл и отдай!» Фёдор нагнулся к своему ключу и рядом с ним обнаружил в луже ключи Фрица. Как же они обрадовались тогда.

– Какой же ты, Фёдор, смышлёный и ловкий! – вскричал Фриц. – Теперь уж мы быстро и внимательно перенесём эти свёртки.

Фёдор улыбнулся своей маленькой победе и вспомнил, что со времён находки кольца Натальи Кирилловны ему частенько везло найти какую-либо потерянную вещь.

Математические расчеты корпусов с элементами стандартизации судостроения очень занимали царя Петра и принудили его отправиться из Зандама, сначала в Амстердам, а затем в Англию.

В Амстердаме Пётр пытался понять и описать голландскую технологию строительства кораблей, но местные мастера судостроения не спешили делиться с русским царём своими секретами. И опять Пётр оставил работать на верфи в Амстердаме своих волонтёров, наказав им высмотреть, заучить, а при случае и собрать сведения о всей возможной тонкости плотницкой и кузнецкой. Фёдор Кобылин, как и прежде, должен был делать корабельные блоки. Вечерами дивился Фёдор красоте Амстердама, его нарядными домами с островерхими крышами под красной черепицей. По тем временам Амстердам казался огромным, требовалось почти два часа, чтобы пройти его из конца в конец, пересекая полукружья каналов, на берегах которых высился этот город. Развернутый веером вокруг центра, ратуши и площади Дам, он был органично собран, не прекращая разрастаться. Гармоничность планировки составила, пожалуй, его самую привлекательную черту. Городские склады громоздились между перекидными сходнями и изящными арками мостов; они тянулись вплоть до самого центра богатых кварталов, их высокие здания смешались с домами купеческих старшин, выходившими и на улицу, и на канал, возле которых с юрких шлюпок, обслуживавших в порту суда, сваливали ящики, тюки, бочки и кадки. Город был окружен кирпичной стеной с почти тысячью арок, под сводами которых в невероятной тесноте ютилась беднота. Двадцать шесть ворот выходили на такое же количество улиц, которые вели в Старый город, где река Амстел разбегалась бесчисленными серебряными дорожками водных путей. Каждый час небо звенело от перезвона бесчисленных колоколов. Бой курантов стал в Голландии национальным искусством. Многие часы пользовались особой известностью, особенно куранты Старой церкви в Амстердаме, которые как-то вечером восхитили Фёдора Кобылина своим видом и мелодичным перезвоном.

Пётр, тем временем искал в Амстердаме технических новинок. Но, известно, что именно оных, особенно в судостроении и не нашел молодой российский царь будучи в Голландии, работая на верфях в Зандаме и Амстердаме. Впоследствии Пётр неоднократно возвращался в Зандам, но никогда не оставался здесь более чем на один день.

Впервые о строительстве в Голландии судов для России стало известно из писем и документов 1693 года, когда юный Петр во время первого визита в Архангельск приказал «выдать заказ на постройку 44-пушечного фрегата и военной галеры голландскому кораблестроителю, владельцу верфи Николаю Витсену». Этот заказ имел большое значение для молодого русского флота, так как отечественное морское судостроение делало лишь первые шаги на только что созданной Соломбальской верфи в Архангельске. Об этом свидетельствует оживленная переписка Петра I с думным дьяком Андреем Виниусом. Пётр писал: «44-пушечный фрегат «Святое Пророчество» нельзя считать мощным боевым кораблем: его орудия небольшого калибра размещались только на верхней палубе, под которой размещались каюты и грузовой трюм». Как дальновидный политик Петр I прекрасно понимал, что пытаться сразу строить крупные боевые суда, не располагая достаточным количеством отечественных кадров, бессмысленно, поэтому он уделял внимание постройке небольших, маневренных судов – галер, галиотов и яхт. 32-весельная «галея» или галера (длина 38,1, ширина 9,2, высота бортов 3,8 м), которую на особых дровнях в разобранном виде доставили «вместе с мастером» в 1695 г. из Амстердама в подмосковное село Преображенское, послужила образцом для постройки под руководством Петра I и архангельского губернатора Ф. М. Апраксина 22 галер; они сыграли, как известно, решающую роль в повторной осаде Азова и составили ударную силу русского флота при взятии этой турецкой крепости 18 июля 1696 г.