3 февраля 1727 года Семён Салтыков был произведён в генерал-лейтенанты и осенью того же года принял активное участие в свержении светлейшего Алексашки Меншикова. 7 сентября молодой император Пётр II объявил гвардии, чтобы она слушалась только его приказов, которые он будет передавать ей через Семёна Салтыкова и Григория Юсупова, а на следующий день Салтыков объявил Меншикову об его аресте и ещё через два дня сообщил ему о лишении чинов и орденов. За точное выполнение приказа Салтыков 11 октября 1727 года был произведён в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка и назначен командиром этого полка. Василий Кобылин так и оставался неженатым, бездетным капралом, – рьяным служакой.

Анна Иоанновна в первые дни своего царствования явила ряд милостей кавалергардам. 26 февраля 1730 года императрица пожаловала им не в зачет полный месячный оклад жалованья; указом Сената 18 июня повелевалось «впредь на содержание того корпуса деньги отпускать из той коллегии (военной) полную сумму, не причитая к оставшимся в том корпусе деньгам, понеже от того корпуса показано, что остаточные деньги употребляются в том же корпусе на покупку лошадей и на прочие расходы»; в течение 1730 года 4 кавалергарда пожалованы в вице-капралы с производством в майоры и 34 произведены из поручиков в капитаны; тогда же жалованье кавалергардов сравнено с жалованьем гвардейских офицеров, причем положено 48 кавалергардам «против рангов» состоять в капитанском чине, а остальные 24 – в чине поручиков армии.

Пока формировалась Конная гвардия, кавалергарды продолжали исполнять обязанности своей придворной службы. До нас дошли сведения о месте расположения кавалергардов при приеме иностранных чрезвычайных посольств. 26 января императрица давала торжественную аудиенцию китайскому посольству, а в марте – турецкому. Кавалергарды «с ружьем» в обоих случаях стояли в Тронной зале, от дверей до половины залы. «У аудиенц-залы послов встретили два камергера и поручик кавалергардов, тоже расставленных шпалерами от двери до первой балюстрады залы; с этого места уже в глубине залы можно было видеть Её Величество восседающей на возвышенном троне, к которому вели шесть ступенек… Её Величество являлась во всех царских регалиях: на голове её надета была корона, на плечах – императорская мантия, украшенная драгоценными каменьями. Скипетр и держава лежали возле нее на отдельном столике».

31 декабря 1730 года издан указ об учреждении лейб-гвардии Конного полка, но только 23 июня 1731 года последовал указ о расформировании Кавалергардского корпуса. При этом 80 строевых лошадей, амуниция на 78 человек и 3941 рубль казенных сумм сданы в Конную гвардию. Пятеро кавалергардов переведены офицерами в Конную гвардию, один (Георг Гоудринг) – в Измайловский полк, остальные определены или в армейские полки (33 чел.), или в гражданскую службу (13 чел.). Большинство переведенных как в армию, так и в гражданскую службу были повышены чинами, причем императрица оказала еще следующую милость: назначенных в армейские полки при командировании в Низовый корпус велено было «обойти две очереди, кроме капитана Александра Юшкова, пожалованного майором в полки в Низовый корпус, которого немедленно отправить». Есть основание предполагать, что правительство зорко следило за «раскассованными» кавалергардами и в особенности не желало, чтобы они оставались в Москве. Рьяный служака Василий Кобылин опять не был отмечен.

В сентябре последовал следующий именной указ Сенату: «1731 года сентября 20-го дня генерал-лейтенант и лейб-гвардии майор ландграф Гесенгомбургский приказал кавалергардов, кои по присылке определены по командам в армейские полки и отпущены для исправления нужд их в деревни до января месяца будущего, 1732 года, сыскать всех в Военную коллегию и объявить им именной Её Императорского Величества указ, чтоб они в определенные команды ехали, не дожидаясь прежде данного срока без всякого промедления, а которые по командам не определены, тех выслать по прежнему отпуску в деревни их, дабы они в Москве праздно не шатались».

Для объявления кавалергардам этого указа послан был Военной коллегии вахмистр Андрей Салтыков, который «26 сентября сказал, что он для объявления вышеписанного указа тем офицерам в дома их ездил, токмо их никого в домах не нашел, а служители их объявили ему, что они, помещики их, поехали из Москвы в дома свои». Теперь никто не сомневается, доносил Рондо от 9 августа, «что зимою Её Величество отправится в Петербург (с 5 августа гвардия начала уже выступать из Москвы); иные думают, что двор пробудет в Петербурге долее, чем вообще говорят, так как русское дворянство в высшей степени раздражено против нынешних фаворитов, которые на случай, если бы что-нибудь приключилось с императрицей, считают себя, вероятно, более безопасными в Петербурге, чем в Москве: оттуда им нетрудно пробраться в Швецию или вообще выбраться из России, о чем нельзя и думать, пока они проживают в Москве». 8 января 1732 года двор выехал из Москвы в Петербург.

В ходе вновь начатой Русско-Турецкой войны, и в соответствии с Указом Императрицы, от каждого гвардейского полка в действующую армию было отправлено по одному батальону. И, в 1737 году, капрал Василий Кобылин состоял в батальоне, сформированном от Преображенцев, который командировался к армии Миниха, расположенной в Украине и выступил в поход, через Новгород и Москву до Чернигова с запасным провиантом. Как впоследствии рассказывал Василий своему двоюродному брату, провиант тот состоял в толченых сухарях; при чём, как офицеры, так и солдаты должны были, сколько возможно было, уменьшить число артельных своих телег. Всё сие чинено было в том намерении, чтобы меньше иметь багажу, и чтобы оный можно было везти внутри замкнутого каре. 25 марта все части гвардии соединились в один общий отряд и вступили под команду премьер-майора Гампера, который принял командование, за отсутствием заболевшего Густава Бирона. Из Чернигова гвардейский отряд продолжал следовать через Лубны к Днепру, совершив 3 мая переправу через него в шести верстах выше Перевалочны. В числе генералов армии Миниха находился и дорогой сердцу преображенцев Александр Иванович Румянцев.

Осадный же парк был отправлен водою из Брянска под началом генерала, князя Трубецкого. Один из командиров оставлен был для закупки провианта и для отправления его в армию. Для надежности транспортировки в ходе движения армии, в известных расстояниях от границы до Перекопа, построены были редуты и фельдшанцы, в коих оставлены небольшие гарнизоны из регулярных и нерегулярных войск, для прикрытия подвозимого провианта и проезжающих курьеров. Василий вспоминал, что на каждый полк взято было по нескольку бочек пива для ободрения утомленных солдат, которые в течении всего похода не имели другой пищи, кроме своего провианта и воды. Вода по большой части была негодная, а иногда и совсем достать ее было невозможно. Порожние бочки не бросали и возили с собой.

После всех приготовлений и распоряжений, армия, выступая в поход, строила по пути следования редуты и дошла до Черной Долины. В пути постоянно встречались партии неприятеля, но они тотчас отступали назад. У Черной Долины полковник Виттен с отрядом 1500 драгун и некоторым количеством казаков, командирован был для наблюдения за неприятелем. Отойдя около 12 верст от армии, отряд встретил неприятеля численностью до шестидесяти тысяч, который тотчас начал окружать дозор и стрелами по нем стрелять. Виттен успел отправить офицера к фельдмаршалу, командующему армией графу Бурхарду Кристофу фон Миниху с требованием прислать подкрепление.

Генерал-майор Шпигель, взяв с собою около двух сотен человек гренадеров, поспешил на помощь, а за ним следовал сам фельдмаршал с двумя эскадронами конницы и некоторым числом казаков. Фельдмаршал настиг генерала Шпигеля в четырёх верстах от полковника Виттена. Увидев, что противник значительно превосходит по численности, фельдмаршал поспешил назад к армии, чтобы выслать более сильное подкрепление и опасаясь будучи отрезанным оставить армию без командира. Татары бросились в преследование и ранили одного из адъютантов фельдмаршала.