Мы благополучно прибыли в Самару.

Самарская организация ушла в глубокое подполье. Через Самару недавно проехала карательная экспедиция Меллера-Закомельского и произвела некоторые

опустошения в рядах социал-демократов, особенно среди железнодорожников. Меня попытались устроить в железнодорожное депо, но не удалось: слишком строга была проверка. Таким образом, осесть в Самаре нам не пришлось.

В Самаре в то время организовалось Средневолжское бюро РСДРП; по его решению нас направили в распоряжение уфимского комитета.

Получили явки и поехали в Уфу. Начиная от Самары, чувствовались следы кровавой расправы царских опричников с участниками революции. Рабочие держались замкнуто и необщительно. В Кинели каратели расстреляли большевиков, руководивших движением рабочих. На всех крупных станциях стояли эшелоны с солдатами. Это были отряды «усмирителей».

В Уфе нас приняли с радостью.

— У нас так «выскребли», что на уральские заводы послать некого, а там сейчас брожение среди рабочих. Отдохните немного — и на Урал!

Три дня мы отдыхали в Уфе. Катались вечерами в лодке по Дёме, тихой, но глубокой речонке, окаймленной густой растительностью — яблонями, черемухой, ивой. В комитете заготовили для нас литературу, дали нам явки и немного денег. Мы уложили литературу в котомки и покинули гостеприимную Уфу.

Путь наш лежал на Усть-Катав, а оттуда — пешком на Катав-Ивановские заводы, где мы должны были обосноваться.

Усть-Катав — небольшая станция. Хотя вблизи и находился крупный завод, но карателей здесь не было. Вся охрана станции состояла из пяти жандармов, да у станового пристава было столько же стражников.

Это обстоятельство нас обрадовало.

Осмотревшись на станции, мы спустились к речке Катав и расположились завтракать. Солнце пекло. На пригорке лениво валялись стражники, не обращая на нас внимания. Мы позавтракали, выкупались, выстирали белье, растянули его на траве для просушки, положили под головы котомки и заснули. Сквозь сон я почувствовал, что кто-то тычет меня в бок. Открыл глаза: надо мной стоял стражник.

— Чего вы тут нагишом развалились! Проваливай отсюда. Шляются тут…

Стражник еще что-то пробурчал себе под нос и ушел. Я разбудил Виктора.

— Вставай, братуха, «дух» прилетел. Неприлично, говорит, нагишом в таком месте обретаться. Приказал проваливать.

Мы оделись, вскинули за плечи котомки и пошли по берегу речки. Итти было прохладно и легко. Уральские горы, покрытые щетиной ельника, тянулись хребтами на север.

К заводу мы подходили уже под вечер. Из поселка навстречу нам выехал отряд стражников. От неожиданности мы растерялись. Виктор выкрикнул:.

— И здесь «духи»! Сколько же этой нечисти развелось на Руси!

— Кажется, сели, — невесело ответил я.

Шли, однако, не останавливаясь.

Стражники подъехали и окружили нас.

— Предъявите документы. Зачем на завод прете? — спросил старший.

— Зачем? Работы ищем.

Старший вернул нам паспорта, скомандовал, и стражники поскакали обратно к заводу.

— Кажется, пронесло, — с облегчением проговорил я. — И как это мы, идиоты, не спрятали наши тюки в лесу… Смотри!

Один стражник ехал к нам. Подъехал и скомандовал:

— Идем за мной! Старший велел доставить вас в канцелярию.

Под конвоем стражника мы шествовали мимо завода. Рабочие, только что окончившие работу, выходили и с любопытством рассматривали нас.

Пришли в канцелярию. За столом сидел урядник. Он внимательно посмотрел на нас:

— Откуда, пташки?

— Из Самары.

— Зачем сюда пришли?

— Работы ищем.

— Документы смотрел? — обратился он к старшему стражнику.

— Смотрел. В порядке, кажись.

— Давайте.

Мы подали наши документы. Он внимательно просмотрел их и вернул нам обратно.

— Что в котомках?

— Известно что — хлеб, бельишко.

— А ну, посмотрите, — обратился он к стражникам.

Стражники запустили в котомки свои лапищи. Один извлек пачку прокламаций, а другой — книжки. Литературу свалили на пол. Урядник глядел на нее, вытаращив глаза.

— Вот так бельишко! — воскликнул он и стремительно выскочил из-за стола. Нагнувшись над пачками, он с азартом начал в них рыться.

— Смотри, прокламации! — он поднял руку и потряс пачкой прокламаций. — Во-от они! Попались, голубчики! Пахомов! Две тройки, живо!

Один из стражников опрометью выскочил из канцелярии. Урядник, казалось, совсем забыл о нас. Он выбирал из кучи листовки, брошюры и внимательно их рассматривал.

— Запрещенные, запрещенные все! А вот еще прокламации, еще… «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и восклицательный знак… Что же это такое? Забастовочку на заводе хотели устроить? Так, что ли?

— Зачем забастовочку? Мы этими книжечками торгуем, — ответил Виктор.

— Торгуете? Где это видано, чтобы прокламациями торговали? Городишь, парень.

— Чего, городишь? Торгуем, и все. Разве мало книгонош с книжками да листовками разными ходит?

— Книгоноши? Так те евангелия да молитвенные листки продают, а вы что?

Я с трудом сдерживался от смеха. Урядник, наконец, уразумел, что над ним издеваются.

— Ты, тово, не городи мне! Книгоноша нашелся…

— Готово, ваше благородие, — доложил вошедший стражник.

К канцелярии подкатили две тройки, запряженные в тарантасы. Стражники сложили в котомки всю нашу литературу, связали нам за спину руки и усадили в тарантасы. Со мной сел урядник, а с Виктором — стражник. Двенадцать конных стражников окружили нас кольцом, и мы помчались прямиком, через горы.

В Усть-Катаве нас сдали приставу. Стражник, поставленный караулить нас, спросил, есть ли у нас деньги, и предложил купить что-нибудь поесть. Мы дали ему денег. Он принес нам хлеба и колбасы, оставив у себя сдачу. Поев, мы улеглись на нарах. Виктор вдруг расхохотался.

— Ну и везет же нам: по Волге везли бесплатно, а здесь на тройках катают!

— Посмотрим, куда нас дальше повезут. Хорошо, что карателей близко нет, а то, пожалуй, недалеко бы уехали…

Вошел пристав.

— Здравствуйте, господа агитаторы!

Мы молча ждали.

— Я вас допрашивать не буду. Завтра сдаю новому становому приставу. Вам с ним придется иметь дело, — проговорил он как бы с сожалением.

На следующий день, к вечеру, нас вызвал становой пристав и стал задавать вопросы. Но мы сразу же заявили ему, что, собственно, спрашивать нас ему не о чем.

— Да, да… По вашему багажу и так ясно, что тут говорить.

Пристав медленно перебирал прокламации и брошюры и искоса поглядывал на нас.

Мы сидели молча и ждали, что будет дальше. Наконец пристав заговорил:

— Я только что вступил в управление станом, и мне не хотелось бы омрачать первый день моей службы. Поэтому я не посажу вас в тюрьму, а вышлю из пределов моего стана, за границу Урала, в Сибирь. А чтобы вы меня не обманули, вас до Кургана проводит мой стражник.

Мы не возражали.

Через полчаса, в сопровождении не одного, а Двух стражников, мы ехали в поезде по направлению к Сибири. Отъехав немного, стражники вышли и больше не возвращались… Мы уже одни доехали до Кургана. Решили, что Виктор вернется в Уфу, расскажет все, получит явки, а я буду ждать его в Кургане. Через три дня Виктор вернулся, привез явку в Красноярск, в Сибирский союз РСДРП. Туда мы и направились.

В Сибирском союзе нам предложили поехать в Нижнеудинск — восстановить там партийную организацию, разгромленную Меллером-Закомельским, и наладить работу среди солдат артиллерийской части.

Получив явки, мы поехали в Нижнеудинск. Там мы нашли остатки организации: всего несколько человек. На станции стоял эшелон солдат карательного отряда… Настроение рабочих было подавленное: много товарищей было повешено и расстреляно. На соседней станции Тайшет незадолго до нашего приезда расстреляли несколько человек. Мы собрали группу партийцев, решили выяснить сначала настроения рабочих мастерских и депо, а потом уже наметить план действий, созвать наиболее революционно настроенных и надежных рабочих и поговорить с ними.