– Я бы не советовал, – вмешался Рома. – Иначе не отвяжутся совсем.

– А может, они нам пригодятся? – Але собаки понравились, тем более, она видела много фильмов, где они сопровождали путников в дороге, и была бы не против таких товарищей. – С ними спать тепло…

Все засмеялись: в палатках и так было маловато места для людей, не говоря уже о собаках. В конце концов тем надоело требовать внимания, и они прибились к Ирине и Антону, который по дороге делился с ними остатками хлебцев с обеда. А Аля, глядя на них, думала, что собаку неспроста называют другом человека: есть немало историй о том, как они спасали не только хозяев, но и совсем чужих, выводили заблудившихся, вытаскивали из воды утопающих, выручали из пожаров, обвалов. Их доброта и преданность не знала границ, а память всегда была короткой на злые поступки…

Так или иначе, собаки отставать не планировали, и вскоре ребята просто перестали обращать на них так много внимания. Дорога радовала разнообразием: автомобильная сменилась грунтовкой, та – сыпухой, травянистым склоном и снова грунтовкой. Внизу петляла, шипя и пенясь, река Баддон, на другой стороне мрачной стеной возвышались склоны, поросшие густым непроходимым лесом и прикрытые облаками, как пушистым серым одеялом. По правую руку на полузаброшенных пастбищах сонно жевали траву коровы, изредка попадались лошади и овечки, а домов и вовсе не было видно. Кроме скрипа камней под тяжелыми ботинками, стука треккинговых палок и шума реки, ставшего уже привычным фоном, вокруг было так тихо, что изредка доносилось, как шумит ветер, разлетаясь эхом среди отвесных скал.

Неожиданно по мокрому грунту отчетливо зашуршали шины; раздался короткий гудок, и из-за поворота выскочил серый уазик, подпрыгивая на камнях и выплевывая из-под бампера черные клубы дыма. Окно опустилось, и из него высунулся смуглый черноглазый мужчина в помятой кепке:

– Здорово, граждане туристы!

– Здравствуйте, – Георгий Петрович остановился и вместо шляпы снял капюшон. Встретившись с ним взглядом, водитель в кепке сразу же разулыбался, хотя Бойков остался серьезным, и Аля, подойдя ближе, с удивлением подметила, как ему удается моментально располагать к себе кого угодно.

– Вы к заповедник? – полюбопытствовал водитель на почти хорошем русском с легким акцентом.

– Через него.

– А потом?

– А потом возьмем севернее, к перевалам.

– В долину – можно, к ледникам – нельзя! – густые кавказские усы строго топорщились, когда водитель задрал кверху палец и заговорил тише. Бойков усмехнулся:

– Почему это?

– Нельзя, – сердито повторил местный. – Не ходи туда, плохо будет. И в заповеднике костер и палатка нельзя, – совсем уж сурово добавил он, когда рассмотрел поклажу остальных ребят.

– Мы в заповеднике не будем, – заверил его Рома, открыв карту и убедившись, что и правда заповедник останется левее долины реки.

– Ну смотрите, – шевельнул густой бровью водитель и надвинул помятую кепку на уши. – К ледник нельзя!

– Спасибо, – вежливо, но твердо прервал его Бойков. – Хорошего вам дня.

Уазик фыркнул, подпрыгнул, изрыгнул еще парочку черных клубов и затрясся по дороге вниз, а команда двинулась дальше на запад. До места ночевки оставалось километров пять, а погода продолжала расстраивать. Мелкий дождь сменился снегом, почти целый час летели белые хлопья, оседая на волосы, ресницы и окончательно размазывая грязь. Дорога липла к ботинкам, делая их еще тяжелее, палки приходилось вытаскивать из нее, как из болота, под ногами то и дело пробегали мелкие грязные ручьи, из которых нельзя было даже набрать воды: на склонах пасся скот.

Аля с Мариной шли медленно и молча, загребая ботинками и тяжело опираясь на палки. Рома предложил было Але разгрузиться и отдать ему хотя бы бутылки воды и ужин, но девушка так сердито фыркнула и гордо отказалась, что настаивать он не стал. Разозлившись только сильнее на свою кажущуюся беспомощность, Аля назло Роме прибавила шаг, и хотя очень устала – все равно почти догнала руководителя. А тот с самого утра не сбавил темп: казалось, он вообще никогда не устает, не умеет жаловаться, никогда и ни с кем не делится своими чувствами. Хорошо ли это? Кто знает… Но Але втайне хотелось быть на него похожей.

Ирина шагала рядом с ним, впервые оставив Антона: тот нагнал Марину и о чем-то перешептывался с ней, а Георгий Петрович разговаривал с Ирой, и, судя по их замкнувшимся усталым лицам, тема была не самой веселой. Аля не стала подслушивать, но, поравнявшись с ними, громко кашлянула, чтобы они сменили тему, если обсуждалось что-то личное.

– Алечка, ты как будто не устала, – с улыбкой заметила Ирина, и только обернувшись к ней, девушка поняла, что железные люди существуют на самом деле. Ирина совсем не запыхалась, размеренно переставляла палки почти в такт Бойкову и улыбалась, как прежде.

– Ой, тебе кажется, – вздохнула Аля. – Я бы сейчас упала в палатку и проспала часов этак пятнадцать…

– Тебе больше не было плохо? – серьезно спросил руководитель, и она, смутившись, покачала головой. Надо же, помнит…

Ей, юной, наивной и начитавшейся слишком хороших книг, Георгий Петрович виделся настоящим современным рыцарем. Он был вежлив, обходителен, довольно серьезен и в меру разговорчив, не забывал ни о ком из участников, всегда дожидался, если кто-то совсем сильно отставал, беспокоился о самочувствии каждого, и дело было не только в том, что он брал ответственность за группу, пусть это были взрослые самостоятельные люди – Аля думала, что он просто такой человек, который не позволит кому-то страдать и непременно поможет, поддержит, решит любую проблему. Она была знакома с ним всего полгода – а казалось, что почти целую жизнь.

Площадка, отмеченная под место ночевки, оказалась не очень хорошей: с далеких ледников тянуло холодом, с реки – ветром. Вдалеке, над снежными макушками гор в кольце тумана, синел клочок чистого неба, а с востока ползли тяжелые пуховые тучи, похожие на зимние. Огорчив команду новостью о том, что место для ночлега придется поискать получше, Бойков начал спускаться к реке, но вдруг вместе с Ириной остановился: склонившись, она на что-то указывала, а он, присев на корточки, раздвинул густую траву и тоже принялся разглядывать снег.

– Ребят! – Ирина наконец распрямилась и помахала отставшей группе, но лицо ее было серьезным. – Смотрите под ноги. Что вы видите?

– Ландыши? – предположил Миша, слегка пнув ботинком торчащие из-под земли толстые и широкие листья.

– Сам ты ландыш, это чемерица, – фыркнула Марина.

– Не надо ссориться, – оборвал их Рома. – Вы лучше взгляните на снег повнимательнее.

На свежем, сыром и хрустящем белом покрове отчетливо виднелись следы. Они кое-где топтались на одном месте, где-то были больше, где-то меньше, но явственно напоминали тот самый, который все видели в первый день: широкая округлая подушечка, пять маленьких пальцев и загнутые бороздки от когтей. Мало того: сперва посчитать их было трудно, но потом цепочка раздвоилась, одни лапы, поменьше, направились в одну сторону, вторые, побольше, – в другую. Возле кустов следы путались, снег был примят и разбросан, толстые стебельки чемерицы – изломаны. Следы уводили к реке, к редкому перелеску, и исчезали в туманных сумерках. Небо медленно окрашивалось в лиловый…

Георгий Петрович еще недолгое время ходил вдоль цепочек следов, ставил ботинок рядом с разными следами, измерял что-то большим и указательным пальцем, а потом вернулся, серьезный, как никогда:

– Значит, так. Минимум два медведя, а может, и больше, были здесь минут двадцать назад.

Марина ойкнула и невольно схватила рукав стоявшего рядом Антона. Парень взглянул на нее удивленно, но ничего не сказал, а она, поняв, что сделала, смущенно отвела глаза и наткнулась на раздраженный и сердитый взгляд Миши. Тоже нашел о чем думать! – мелькнула у нее мысль, досадная больше из-за своего нелепого поведения, чем из-за его необоснованной ревности.