<p>
Выйдя из спальни, Клаэс почти сталкивается лбами с сонным Игорем. Тот вдруг становится очень серьёзен, встретившись с взглядом Андера.</p>
<p>
– В тебе что-то изменилось. Никак не пойму… Куда собрался?</p>
<p>
– Прогуляться.</p>
<p>
– Врёшь. – Хитро щурится Игорь.</p>
<p>
Не сочтя нужным объясняться, Клаэс обходит его стороной и устремляется вперёд, к лестнице.</p>
<p>
Дверь в кабинет Штольберга закрыта, но Клаэс знает, что внутри его уже ждут. Иероним сидит за письменным столом, откинувшись на спинку кресла, и тщетно пытается казаться расслабленным. Всё его существо напряжено до предела. За долгие годы военной службы он в совершенстве постиг мастерство самоконтроля. Штольберг способен обмануть самый безупречный детектор лжи, он мог бы рассказывать на допросе самые нелепые небылицы, но показатели утверждали бы, что мужчина говорит чистую правду. Контролировать в момент стресса пульс, мимику, интонацию голоса, выделения пота, малейшие телодвижения для Иеронима не проблема, но Клаэс не машина, он считывает показатели внутреннего состояния на ином уровне, сбить его с толка теперь почти невозможно.</p>
<p>
Штольберг испытующе смотрит на Клаэса, опустившегося в кресло напротив. Он будто бы ждёт, что Андер первый не выдержит и отведёт взгляд. Или пытается увидеть в нём что-то, чего не приметил прежде. Тревога и волнение Иеронима стремительно усиливаются. Он медленно выдвигает верхний ящик стола, достаёт старую, пожелтевшую фотографию, датированную 1994-ым годом, и кладёт её перед Клаэсом. Ему уже приходилось видеть этот снимок прежде, но не целиком, его обрезанный дубликат сгорел в квартире. На фотографии запечатлён маленький Клаэс на руках своей матери, мрачный Нэми, которому на тот момент семь, а рядом с ним стоит сам Штольберг. Ему чуть больше сорока, на губах его едва заметная, добрая улыбка, правая его ладонь лежит на плече Нэми. Клаэс в изумлённом ступоре застывшим взглядом взирает на снимок и первые мгновения сомневается, не лгут ли ему собственные глаза. Затем он смотрит на Штольберга, пытаясь произвести аналитическое сравнение с человеком на фото, с тем самым, которого он в детстве так мечтал увидеть хотя бы раз.</p>
<p>
— Ты очень похож на свою маму. — Почти шёпотом произносит Штольберг, и голос его предательски срывается, глаза начинают блестеть. — А Нэми — копия моего отца.</p>
<p>
Клаэс не в силах произнести ни слова. Его застали врасплох, он чувствует себя совершенно беспомощным, будто снова возвратился в те дни, когда ничего не умел и жил в полном неведенье.</p>
<p>
— Я встретил Агду, когда мне было тридцать два года, а ей — восемнадцать. Мне поручили разведывательную операцию, заключающуюся в поиске некой целительницы. Ваша бабушка всегда была осторожна. Внимание Базы не может привлечь человек, который просто хорошо знаком с ботаникой и умеет готовить лечебные отвары на травах. Но однажды Ида допустила ошибку. К ней принесли девочку, умирающую от пневмонии, и ваша бабушка излечила её одним лишь наложением рук на грудную клетку. Это было чудом, люди начали активно распространять информацию о нём. По той же причине, как выяснилось, Иде пришлось бежать из родной страны. Найти её оказалось отнюдь нелегко. Она всегда предпочитала жить в глуши. Я оказался недостаточно подготовлен к походу. Там, где я очутился, даже рация и отслеживающий моё местоположение датчик на ноге не ловили сигнал. Четыре дня я блуждал по болотам и лесам. Моё упрямство не позволило мне адекватно оценить свои возможности и вовремя свернуть обратно. При попытке спуститься с крутого обрыва к реке, чтобы пополнить запасы воды, я сорвался и сломал ногу. От болевого шока я потерял сознание и, скорее всего, там и погиб бы, но мне повезло. Агда и Ида отлично ориентировались в той местности, там они собирали необходимые травы и ягоды. Они нашли меня, перенесли в свой дом, лечили и кормили, пока я не окреп и не встал на ноги. Я провёл с ними два месяца. Разумеется, твои мама и бабушка сразу догадались обо всём. Они могли дать мне умереть, но пошли на риск, потому что каждая жизнь для них имела ценность. Вскоре я сам рассказал им правду, поклявшись, что моё руководство не узнает о них. Я опроверг слухи, это не стало исключительным случаем, мне поверили. Но забыть об Агде я уже не мог. Вскоре я вернулся к ней и рассказал о своих чувствах, не надеясь на взаимность, но она, как выяснилось, тоже думала обо мне всё это время… Не могу сказать, что Ида одобрила выбор дочери, но и препятствовать не стала. Через год родился твой брат. Ида на тот момент переехала в другое место, которое держалось в секрете от меня, и больше я её не видел. Я знал, что моя работа по понятным причинам неприятна вашей маме и перевёлся в другое подразделение, никак не связанное с Исследовательским Центром. Это тоже не вызывало подозрений, многие не выдерживали и отказывались продлевать контракт после первого срока. Но я уже успел узнать о вас слишком много, и это не давало мне покоя. Я задавал Нэми много неприемлемых вопросов, когда мы оставались наедине, изучал возможности его потенциала, который стремительно прогрессировал. Я старался бороться со своим любопытством, но оно всегда оказывалось сильнее меня. Думаю, Нэми возненавидел меня гораздо раньше, чем Агда решилась уйти. Я стыжусь этого. Я тоже себя ненавидел. Мы не заключали официального брака, и я не имел законного права объявлять её в розыск, но и в противном случае не стал бы пытаться найти вас, потому что осознал, что без меня вам будет лучше. Агда не приняла бы от меня помощь ни в каком виде, потому лучшим решением с моей стороны было больше никак не участвовать в вашей жизни. Я очень любил её. И сейчас люблю.</p>
<p>
Клаэс не может сбросить с себя сковавшее оцепенение. Широко раскрытыми глазами он в немом изумлении смотрит на плачущего Штольберга — такого человечного, искреннего и родного. Клаэс тихо мотает головой, и даже это простое движение даётся ему со столь великим трудом, что кажется, будто шея заскрипит.</p>
<p>
— Но не так сильно, как она любила… Мама умерла от тоски по тебе. </p>
