<p>

    Участок бабушки Иды располагался на самой окраине деревушки, вдали от соседних домов, создавалось впечатление, что он существует автономно от поселения, сам по себе. К нему вела узенькая тропинка через пышные заросли дикого терновник, и впервые оказавшийся в тех местах человек вряд ли догадался бы, что там, впереди ещё есть жилые дома. Ни газа, не электричества у Иды не было. Бабушка сама отказалась от этих благ, когда в деревню провели первые линии кабеля от узла магистральной сети, ведь за свет пришлось бы платить, а денег у них на памяти Клаэса не водилось. Всё необходимое мама и бабушка выращивали сами на своей земле, содержали ораву кур и несколько козочек. Так что скучать Клаэсу не приходилось. И он, и Нэми с ранних лет принимали активное участие в содержании хозяйства. Всё лето с рассвета и до заката проходило на огороде внушительных размеров, в суете и хлопотах. Коз ежедневно требовалось пасти, кроме этого нужно было ходить на рыбалку, искать грибы, готовить сено на зиму, блюсти чистоту в жилище, убираться в курятнике, таскать с пруда воду для бани, принимать участие в приготовление пищи и стирке одежды. По осени начинались бесконечные заготовки солений и варений. Зимой приходилось постоянно заботиться о дровах и растопки печи. А по вечерам бабушка не давала покоя с уроками. Вопреки тому, что Ида почти всю жизнь прожила в глухой деревне, знаниям этой женщины мог позавидовать всякий учёный человек. Она в совершенстве владела правописанием на нескольких языках, отлично понимала и математику, и биологию, и физику, а книг, как научных, так и художественных, в доме было столько, что хватило бы для открытия скромной библиотеки. Устройство мироздания со всеми его законами и порядками давалось ей невероятно легко, и Клаэсу казалось, что она знает всё на свете и всему может дать логическое объяснение. Отчасти из-за этого в деревушке её считали не вполне обычной. Клаэс несколько раз подслушивал разговоры соседей на эту тему, которая, в общем-то, отнюдь не являлась беспочвенной. Бабушка Ида точно угадывала, что у кого болит и как это облегчить даже без применения медикаментов, наверняка знала, где растёт нужная трава или ягода, когда их можно сорвать, как долго варить и с чем смешивать, чтобы приготовить лекарства от любого недуга. И всегда всем помогала. Бабушка по натуре своей была добросердечным и ласковым человеком, к каждому живому существу относясь с нежным состраданием. Даже из соседних деревень иногда приходили люди, надеясь, что она их вылечит. Её уважали, но немного побаивались, и если ей требовалась помощь по хозяйству, где необходимы мужские руки, то не смели отказать. Зачастую в качестве благодарности ей дарили книги или различные угощения – мёд, орехи, сухофрукты, шоколад, крупы и прочие лакомства, так что нужды семья Андер не знала. Периодически им доставалось и свежее мясо,  но ни бабушка, ни мама почти не употребляли его в пищу, будучи убеждёнными, что человеческий организм не столь сильно в нём нуждается. Кур они содержали исключительно для яиц, а коз — для молока. Если случалось так, что им преподносили освежёванного кролика, ощипанную утку или другое умерщвлённое животное, то его кости после разделки придавались земле и отпевались примерно таким же образом, как принято в традициях погребения людей. Но молитвы были несколько иными, Нэми и Клаэс тоже принимали участие в этих обрядах воздаяния благодарности.</p>

<p>

    К Клаэсу соседи относились проще, многие старики любили с ним поболтать. Он был очень вежливым, любознательным и тактичным мальчиком. А Нэми вообще ни с кем не контактировал. Он и парой слов ни с одним из жителей деревни не обмолвился. В те редкие дни, когда бабушка и мама предоставляли детям выходной, Нэми бесследно исчезал. Брат уходил ранним утром, чтобы ещё не разбуженный петухами Клаэс не имел возможности за ним увязаться. Иногда, возвратившись уже под вечер, он приносил ёжиков для Клаэса, но те потом убегали. И ёжикам, и Нэми было более комфортно на максимальном расстоянии от людей.</p>

<p>

    Понять, что творится у Нэми в голове, действительно было не просто. Однажды Клаэс набрался смелости и проследил за братом, когда тот с первыми лучами солнца по обыкновению отправился в лес, но по неосторожности своей умудрился угодить в болото. Повезло, что Нэми услышал отчаянные вопли захлёбывающегося Клаэса и успел его вытащить. Брат тогда не ругался, лишь сказал, что если бы захотел, то мог бы дать ему утонуть, а бабушке потом соврал бы, что не видел его. Клаэс за всю дорогу, пока Нэми волок его за рукав домой, не произнёс ни слова и старался не подавать вида, что готов в любой момент разреветься от обиды, но в итоге всё равно начал шмыгать носом и украдкой вытирать наворачивающиеся слёзы. Нэми, конечно же, заметил это. Он помог Клаэсу отмыться, очистить футболку и шорты в ручье и пообещал, что не наябедничает бабушке о случившемся, если тот поклянётся больше никогда за ним не шпионить. Потом Нэми серьёзно спросил: «Ты понимаешь, почему я сержусь?». «Наверное, потому что я тебе помешал», — неуверенно предположил Клаэс. Брат покачал головой. «В лесу полно капканов, их ставят местные охотники, которые приезжают сюда на лето, ты мог бы угодить в один из них и остаться без ноги».</p>

<p>

    После того случая с болотом Нэми дал брату возможность проводить с ним больше времени, но оно в итоге не оправдало возложенных на него надежд. Клаэс всё больше убеждался в том, что Нэми очень странный. Он не имел ничего общего с остальными немногочисленными детьми, с которыми Клаэсу довелось познакомиться. Игры, забавы, шалости, фантазии – всё это было абсолютно чуждо Нэми. Начитавшись историй о приключениях Тома Сойера и Гекльберри Финна, Клаэс наивно полагал, что его брат, как минимум, отправляется на поиски сокровищ, а Нэми, как выяснилось, проводил дни, просто гуляя по лесу. Молча. Присутствие брата он с успехом игнорировал, если тот пытался начать разговор. Он мог часами лежать на траве с закрытыми глазами, будто бы засыпая, но на деле же с упоением прислушивался к каждому хрусту, к каждой птице, к шелесту листвы на ветру. И только в эти моменты он не выглядел угрюмым и диким. Нэми становился безмятежным, преисполненным некой трепетной нежностью ко всему сущему.</p>

<p>

    Утешением Клаэса среди тоскливого однообразия в глуши был их с Нэми дядя Паша. Клаэс сомневался, что знал его под настоящим именем, ведь сам он позже стал Колей, Нэми – Наумом, а мама Агда – Глашей. Дядя жил и работал слесарем на заводе в многолюдном городе в паре сотен километров от деревни. Примерно раз в месяц он навещал мать, сестру и племянников, привозя с собой диковинные для Клаэса сладости, жевательные резинки, чипсы, газировку, электронные игры на батарейках и красивую одежду. Визитов Паши Клаэс ждал, как праздника. Дядя был добродушным, разговорчивым и улыбчивым человеком, общение с ним складывалось легко и непринуждённо, к нему хотелось тянуться, как к мартовскому тёплому солнышку после долгой, сумрачной зимы. Даже Нэми хорошо к нему относился и добровольно вступал в разговор. С Агдой Паша тоже отлично ладил, они, казалось, понимали друг друга без слов. Сестре не нужно было объяснять, почему она из года в год становится всё худее, бледнее и печальнее. «Я не за себя боюсь», — услышал однажды Клаэс обрывки разговора мамы с дядей Пашей. «Я совершила страшную ошибку». Вероятно, она подразумевала под ошибкой свой брак с тем человеком, который стал отцом её детей. Клаэсу оставалось лишь додумывать общую картину произошедшего, но судя по коротким репликам полушёпотом выходило, что мама скрывалась от бывшего мужа, так как он хотел забрать сыновей. Осознание, что папа не бросил их, а напротив — жаждет встречи, вызвало у семилетнего Клаэса противоречивые чувства. Ему бы очень хотелось познакомиться с ним, но раз мама не допускала этого, значит, на то имелись весомые аргументы. Значит, «так надо». Чуть позже он поделился своей тайной с Нэми, а тот лишь пренебрежительно отмахнулся и сказал, что ничуть не расстроится, если больше никогда не увидит отца.</p>