Сейчас обрыв осыпался, подмытый дождями. Немудрено. Никто больше не укреплял пещеры стволами деревьев и не обжигал глину пламенем.

Увидев, что я смотрю на реку, Эвейн прервал молчание:

— Валат – необычный дракон. Кайл сказал, младший научился извергать пламя, пока слабенькое. Вчера Галата велела сыну прогреть дрова в большом камине. Валат поджег сырые поленья. Одним плевком. Когда они сгорели, пламя продолжало держаться еще несколько часов.

Жаль, я этого не видела. Вчера я весь день провела в своем закутке. Включала Зеркало и просила его показать мне хрустальный гроб. Но артефакт упорно гас. Зеркало не хотело работать, притворяясь разряженным, хотя я знала, что это не так. Однажды в отражении почему-то мелькнула знакомая фигура фана Пого. Жрец прислал письмо накануне, и мы ждали его в конце третьего месяца весны.

В другой раз артефакт соизволил повторно показать ту самую сцену, когда Белоснежка принимала обет от худощавого юноши с закрытым капюшоном лицом. И да, он оказался платиновым блондином.

— Весь в маму, — пожала плечами я, возвращаясь к разговору. — Галата смогла… — я чуть не рассказала, как дракониха уничтожила метку Белоснежки на моей шее, не спалив всю меня, — смогла выжечь древоеда из полок, не повредив дерева.

— Чудесная магия, — выдохнул Эвейн. — Очень жаль, что драконы ушли.

— Часть живет в замке Дун, — напомнила я, — в Королевском Гнезде.

— Чем больше Гнезд, тем крепче Божественный Свод.

— И это говорит адепт Света?

— Я уже говорил, что мы уважаем драконов. Как можно их не уважать? Но в свое время они совершили ошибку, сохранив жизнь магам, вторгшимся в наш мир. Из-за этого то тут, то там проявляются следы Хаоса.

— Ага, а вы исправляете ошибки. Стоп! Вы ведь сотрудничаете с потомками тех магов, если я ничего не путаю. Так кто сеет Хаос? … Мне они встречались, — я поежилась, вспомнив магов из обоза. — Такие… с темными рунами.

— Очень могущественными рунами, что сеют боль и разрушение — подчеркнул Эвейн. — Мы черпаем магию из Света, они из Тьмы. И да, мы сотрудничаем… иногда. Высший жрец считает, Света без Тьмы не бывает, но это не значит, что мы дружим с черной магией.

— Какой он, ваш Высший жрец?

— Я никогда не видел его лица. Фан Эрейн… скромен, неприметен, как и положено смиренному брату Солнца, и может легко затеряться среди простых послушников, занимающихся повседневной работой. Он путешествует по монастырям и отдельным храмам, не чураясь самых дальних поселений. Мы часто узнаем о его присутствии по объявлениям о Собраниях паствы. Но и тогда он всегда носит плащ с капюшоном, скрывая лик.

— У него тоже белые волосы?

— С чего бы?

— Ну… я подумала… ты же говорил Трисс…

— Я шутил, — улыбнулся паладин. — Я таким родился, если честно. Моя мать была из Северных Фьордов, благословленная Зимой, — Эвейн перестал улыбаться и нахмурился. — Белые волосы… ты ведь знаешь о проклятии тринадцатого мертвеца?

— О восставшем мертвеце и чертовой дюжине? Случалось видеть, — передернула плечами я.

— Ты, как Я вижу, многое в жизни повидала, — пробормотал Эвейн, карабкаясь по камням на противоположную сторону амфитеатра. — Простая девушка, племянница матушки Клары, слышащая, видящая...

— Если что хочешь сообщить, чего я не знаю, говори напрямую, — перебила я паладина.

— Напрямую? — усмехнулся тот. — Оглянись. Мы в драконьем гнезде. Драконья магия тут пока не рассеялась, а она не позволяет лгать. В таких местах нельзя говорить неправду – сломаются тонкие настройки ауры. Заболеешь и умрешь.

— Вона оно в чем дело, — саркастически протянула я. — Ты ради этого меня сюда зазвал? Чтобы напугать. Чтобы пытать вопросами и всю правду выпытать.

— Нет, — отрубил Эвейн, подхватив меня под локоть.

Очень вовремя он рядом со мной оказался, нога у меня соскользнула с гладкого валуна. Еще немного – и попала бы расщелину.

— Не для того, — паладин указал на длинный камень на самом верху, предлагая добраться до удобного места. — Вопросов у меня особых к тебе уже нет. Мы здесь, потому что я сам хочу рассказать правду. А еще, чтобы нас не услышали.

— Хочешь сказать, у нас в доме жучков понаставили?

— Жучков? — Паладин нахмурился. — Мокриц много… в муке черненькое что-то завелось, Аста жаловалась…

— Ладно, ладно, проехали.

Открывшийся перед нами вид был прекрасен. Солнце, игриво прыгая по волнам, отражалось в бурной реке. Пахло летом, пряно и сладко. Тонкие почки-трубочки на деревьях практически на глазах разворачивались в сочную листву. Река вкрадчиво шептала о том, как приятно будет освежиться в быстрых водах в летнюю жару, но даже на вид была холодна, бурлива, омутна и коварна.

— Итак… — начал Эвейн. — Эта история началась давно. Одна прекрасная и талантливая королева стала жертвой заговора…

— Королева, — задумчиво повторила я, — прекрасная и талантливая. И главная заговорщица тоже, сдается мне, была прекрасной и талантливой. Пожалуй, я знаю эту сказку. Нет-нет, не всю. Охотно воскрешу в памяти... некоторые подробности сюжета.

Эвейн кивнул:

— А я еще раз спрошу: что ты знаешь о проклятии тринадцатого мертвеца?

— Расскажи, что знаешь ты, и сравним.

— Ни один отряд не отправится на задание, связанное с магией, если количество человек в нем близко к цифре тринадцать. Случись в бою недосчитаться воинов до чертовой дюжины, отряд разбивается на две группы... если успеет. Хуже всего, если на задание тоже пошли маги, пусть и слабые. Тогда тринадцатый убитый непременно воскреснет…

— … и его волосы сделаются белы как снег.

— Да. Но это еще не все. Если вовремя привязать душу к телу, например, с помощью Лунного колдовства, человек остается живым… почти.

— Условно-живой?

— Весьма условно. Магия делает такого человека своим рабом, но и сил дает много. И умениями наделяет. К примеру…

— … управлять проклятым серебром?

— В том числе. Злым словом, коварством, звериным чутьем наделяет их магия кровавой Луны… много чем. И есть люди, которые добровольно приносят себя в жертву, ради способностей. Они-то знают, на что идут. Знают, что придется пожертвовать душой, пить человеческую кровь и вкушать плоть…

Меня затошнило. Моргату обвиняли в том, что она потребовала принести ей печень Белоснежки в доказательство, что та мертва. Но, может, все было наоборот?

… Темноволосая девочка сидела на ступеньках у трона, когда в замке Дун проходила свадьба. Король женился на молодой Катарине тейр Вайсланд, и гости до безобразия упились дорогими винами. Тогда Камилла уже звалась Белоснежкой, но за белую фарфоровую кожу, а не за цвет волос. Когда же она столь радикально изменила стиль?...

— Королева была прекрасна, — помолчав и дав мне переварить услышанное, проговорил Эвейн. — Все было, как в твоей песне. Но король умер. Из всех зачатых им детей выжило лишь двое. Драконья кровь… она стала для них и спасением, и проклятием…

— Что с ними будет?

— Ничего, пока они под защитой. Лучше беспокойся за королеву. К ней послали… шпиона.

— Шпиона-убийцу?

— Нет, — отрезал Эвейн. — Однако другой человек… убийца… тоже был послан, на случай, если что-то пойдет не так. Он быстр и лишен человеческих чувств. Он был в том обозе, который вез королеву к месту заточения. Его убили, но он воскрес…

Я растерялась. Выходит, я не уничтожила того восставшего из мертвых парня стрелой с серебряным наконечником.

— Стрела королевы лишь на время его упокоила. Лунный жрец успел привязать мертвую душу к мертвому телу. А опальная королева поспешила прочь. Ее не удивляло, что за санями не идут волки, которыми кишат леса у Подгорья, и что атака нечисти была легко отбита… что и дальше нечисть избегала как ее друзей, так и место, в котором она поселилась.

А ведь верно. Мы свободно бродили по окрестным лугам и лесам. Я думала, что нас защищает замок, но… значит, дело в другом.

— Магия древних, — пояснил Эвейн. — Нечисть или нежить, попробовав ее раз, второй раз не сунется.