— Тоже приходила во сне?

— Да.

— Мы ее, как положено ведьме, не похоронили, силу не забрали полностью… Вот она и ходит теперь, помогает. Кровь же родная. Как по-другому?

— А… А если снится что-то… Что потом сбывается, но чуть-чуть не так?

Вопрос стараюсь задать спокойно, без лишней дрожи в голосе.

Но Катя только кивает спокойно:

— Не всегда в точности. Не всегда правильно. Но всегда сбывается. Всегда.

Ох…

Так эти сны — моё подсознание или нет?

Есть , над чем глубоко задуматься…

Глава 41

У этой деревни есть новое кладбище, оно на той стороне асфальтовой дороги организовано по каким-то неведомым мне стандартам.

А старый погост заброшенный, и если там не останется могил, то хоронить запретят, и, как Катя боялась, может даже застроят. Дорога не близко, зато река рядом, а она между прочим, судоходная. Прибыльное место.

Я с удовольствием через лес гуляю до погоста.

По дороге распускаю волосы, голова тяжелая совсем от строгой прически, и такой нимфой лесной иду по проселочной дороге. Приятный горячий ветер сдувает всех насекомых, шумят на ветру кроны высоких лиственных деревьев, которых потеснили хвойные породы, и они как-то вместе кучкуются. Трава высокая, цветов в конце лета немного, но я себе на венок умудряюсь насобирать. Сплетаю лесную корону из разноцветья.

Выхожу в чистое поле, на погост.

И воочию убеждаюсь, что Катя заботится о могилке бабушки.

Бабушкина могилка стоит ухоженная, а две другие, безымянные, больше на холмики похожи. По обычаям деревенским, возвышается деревянный крест, оградка, столик и скамья, все как положено.

Рядом сидит пацан лет двенадцати в шортах и драной футболке, весь кудрями заросший, в больших резиновых перчатках на тощих руках. И ярко-голубым цветом красит деревянный крест.

Не особенно старательно, кстати.

Паренек видит меня, сначала разглядывает оценивающе, потом торопливо отворачивается. Похоже, фамильные черты налицо.

— Что-то ты моей бабушке плохо крест покрасил.

— Тебе также покрашу, — нагло огрызается парень.

Надо же, нахал какой! В лицо не смотрит, опасается ведьму, а дерзит.

— Бросай перчатки, я сама всё сделаю.

— Конечно! — кривится парень, — чтобы тётка Катя на меня наорала?

— Она тебе денег дала?

— Ну, да. Стал бы я за бесплатно кресты красить!

— Деньги оставь себе, скажи что всё сделал. Я хоть качественно покрашу. А то всё испачкал только, намалевич, — недовольно смотрю я цветы, посаженные на могилке и все заляпанные краской.

— А ты кто такая? Родня, смотрю?

— Я её внучка, — киваю на крест.

— Ладно, внучка, держи я из-за вас всю футболку заляпал, — ворчливо, но с готовностью начинает суетиться парень.

— Не из-за нас, а из-за своих кривых рук, — возмущаюсь я. Интересно, где Катя его отрыла? Хотя, деревенские все такие наглые…

Он кривит рожу, перчатки кидает на полиэтиленовый пакет и отворачивается от меня.

Кивает на прощание, руки в карманы, и деловито идет прочь по протоптанной дорожке. Я провожаю мальчишку взглядом и усмехаюсь. Забавные они… мальчишки.

Аккуратно влезаю в перчатки. На кресте фотографии нет, только имя и фамилия на старой табличке.

Краска совершенно не пахучая, легко ложится предварительно ошкуренное дерево. Хоть тут паренек постарался, не накосячил.

Сама не замечаю, как увлекаюсь работой, всё аккуратно завершаю. Поправляю цветы, вытаскиваю между ними сорняки. Короче говоря, красоту навожу. В старый полиэтиленовый пакет кидаю пустую банку из-под краски, кисть, перчатки.

И присаживаюсь на скамеечку, глядя на годы жизни на старой табличке. Много прожила моя бабушка, хорошая, долгая жизнь…

— Никакого колдовства, бабуль, подсознание. Я вспомнила, ты мне в три года говорила,что серьги подаришь после смерти, поэтому и сон мне такой приснился, — шепчу я себе под нос, поправляя цветы на могилке и смаргивая странные, непрошенные слезы. Гормоны, что ли? — Ты прости, не приехала на похороны… Дура такая была… Но ты же не сердишься? Я все время о тебе вспоминаю. Говорят, пока человека помнишь, он для тебя живой… Наверно, я подсознательно не хотела тебя хоронить… И ты не хотела, чтоб я тебя хоронила. Не зря же дорогу зашептала… Я ведь собиралась, но то билетов не было, то деньги потерялись, то на работе… И все как-то в спешке, как-то странно… Только сейчас понимаю, не хотела ты. И не пускала. И помогала потом… Пусть, как мое подсознание, а не как ведьмовская сила… Мне было легче с тобой. И хоть все это — мое воображение, все равно… Если бы не ты, то я бы, наверно, с ума сошла… Только одно непонятно, почему мне охотник снился, до того как я его встретила. Вот это я объяснить никак не могу. Может, мечтала о таком? Всю свою жизнь рисовала в голове именно Юру.

Бабушка, естественно, мне не отвечает. А может быть и отвечает – ласковыми тёплыми лучами заходящего солнца, нежным ветром, что обвивает меня, и чувством покоя,которое так и поселяется во мне. Очень надеюсь, что навсегда.

Собираю мусор, чтоб выбросить потом в деревне,прощаюсь с бабушкой и иду по дорожке обратно.

Только поворачиваюсь и вижу, что мне навстречу идет широкоплечий, высокий мужчина. У меня аж сердце в пятки падает, заходится дробным стуком.

Это что сейчас такое?

Это такой твой ответ, что ли, бабушка?

Мужчина идет, неторопливо, но очень целеустремленно. И, определенно, ко мне.

По светлой шевелюре можно сразу определить, кто идёт. Да, даже если бы и в кепке был…

В любом случае, эту хищную повадку, эти экономные движения и волчью рысь я узнаю в любой ситуации.

Юрий, он же Георгий Кирсанов собственной бесценной персоной.

И как так быстро нашел меня именно здесь, охотник?

Глава 42

На нем футболка и охотничьи штаны с карманами. Волосы взлохмачены. И щетина.

И так он сейчас похож на моего лесного грубого охотника, что сердце, сначала упавшее в пятки, начинает бешено стучать. И губы сохнут.

Он злится?

Не могу рассмотреть выражение его глаз, как всегда, прячет… Скрытный. Холодный. Гад. Надо же, молчун какой…

Нет, чтоб сразу мне все про свою бывшую рассказать! Просто рассказать, я же не прошу многого!

И вообще… Потребительское отношение. Потреблядское. Женщина — только для дома и употребления.

Ловлю себя на том, что привычно завожусь по мере того, как он приближается. То есть, беременный дзен потерян полностью.

Интересно, это на него такая реакция? Он меня одновременно бесит, с ума сводит… И заводит.

Надо же, лесной красавчик… Футболку надел… И плечи такие… И руки… И вообще…

Он от лучей солнца так щурится? Или я в его глазах предательница? Бегаю-бегаю от него, а как увижу, сердце в груди трепещет. Злится, наверно… Ох…

Юр, только не скандал. Мне нельзя.

Вообще, мне несказанно повезло, и он любит меня. Не стал бы мужчина гоняться за женщиной, которую не любит.

Но сказать об этом — да ни за что! У нас же ни слова в простоте! Бог мой, как тяжело мне будет! И стоит ли оно этого?

Смотрю на приближающегося охотника, а за его спиной — солнце, зажигает ореол вокруг волос золотистых…

И сердце-то как лупит по ребрам, боже мой…

Стоит. Однозначно стоит.

Вот только докопаюсь до «мальчишки», что внутри него живёт, приласкаю его, к себе приучу, успокою. Ибудет у нас всё хорошо, потому что не зря он сюда приехал. Первый шаг сделал. Это многого стоит.

По мере его приближения, ощущаю себя немного неуверенно и по привычке, в защите, включаю Юлю-соблазнительницу. Это она натягивает загадочную улыбку Моны Лизы одними уголками губ, пальчиками прядь волос с лица убирает. Кокетливо поправляет венок на волосах.

А он уже близко, очень близко и смотрит на меня так пристально, словно пытается понять, что у меня внутри. И в золоте волос отчетливо видно, что седых прибавилось.