Я не могу удержаться на берегу, тону в вязкой смеси нашего дыхания, в его глазах, черных сейчас, безумных совершенно, жадных, в его запахе, одуряющем, полностью лишающем воли.
Цепляюсь за что-то, стремясь обрести хотя бы видимость опоры… И соскальзываю, слабею. Падаю, падаю, падаю…
А он все не оставляет меня, все упорней и сильней двигается, что-то говорит, что-то шепчет… Выходит, переворачивает одним движением…
Жестко бьет по заднице, и это сладкая боль, от которой я кричу! Сокращаюсь опять, сильнее насаживаясь на него, сама, сама!
— Ведьма моя… — рычит он в ответ на мои сокращения, — с ума сводишь… Охеренная… Какая у тебя задница...
И шлепок.
Я снова вскрикиваю от резкой боли, ударяет словно электричеством прямо в лоно, но это блаженно. Я не знала, что мне так нравится!
Это грубо, так грубо…
Это так заводит…
Я кричу, хватаю покрывало в горсть, тянусь изо всех сил к Юре, пытаюсь встать, пытаюсь повернуть голову, просто посмотреть на него, жесткого такого, жестокого…
Но тяжеленная ладонь припечатывает обратно за затылок к матрасу, другая лапа, здоровенная, неожиданно мощная, перехватывает оба моих запястья, заводит за спину, заставляя поясницу изогнуться, ломко и сладко, а движения становятся буквально насильными.
— Не прыгай, ведьма.
Голос его грубый, очень грубый, прерывистый и жадный тоже.
Ощущаю, как движения становятся еще сильнее и быстрее, и в таком положении как-то так попадает он по чувствительным точкам, что меня опять трясет в оргазме.
— Быстрая какая девочка у меня. А подождать, а, ведьма? — он ускоряется, рычит и через мгновение ощущаю, как спину мне заливает горячая жидкость…
После этого меня отпускают.
Позволяют стечь расплавленным оловом на кровать, закрыть глаза…
В полном трансе от произошедшего, в невероятном послеоргазменном блаженстве, от которого все мышцы кажутся мягкими, желейными, ощущаю, как меня укрывают чем-то восхитительно пушистым, нежным. Становится тепло и спокойно.
Охотник что-то бурчит наверху, но я уже не понимаю ничего, уплывая в свою нирвану, в свой сон.
И лишь на самом краешке сознания теплится слабое удивление: я же и так сплю. Как можно уснуть во сне?
Глава 2
Глава 8
— Ты совсем неправильная какая-то ведьма.
У моего охотника белые-белые зубы, невероятно красивая улыбка. И невероятно наглые глаза. Ощупывают, осматривают… Трахают , практически.
Раньше про трах глазами только читала. И не верила.
Теперь приходится поверить.
Такое жесткое желание, транслируемое во взгляде, ничем иным, кроме как трахом глазами, и не назовешь.
— Почему? — мой голос получается каким-то глухим. Далеким. Безвольным.
— Потому что правильная ведьма никогда бы не заблудилась в лесу.
Он скалится, и очень даже недобро, что, в сочетании с плотоядным взглядом, ужасно напрягает. Пугает.
Заводит.
Ощущаю, как все внутри сжимается, сладко-больно, словно желая продолжения и боясь его одновременно.
— А я – городская ведьма, — пытаюсь фыркнуть независимо. Получается жалко. Сама это ощущаю, но вида не подаю.
Хотя, с ним и не требуется. Охотник и без того все видит и понимает.
Есть ощущение, что понимает он меня гораздо лучше, чем я сама себя понимаю.
Это, кстати, пугает даже сильнее неявной угрозы, исходящей от его массивной фигуры.
Физическую силу я еще готова принять… А вот эмоциональную, моральную…
Я привыкла быть самой лучшей, привыкла, что у меня все получается,что я - умнее всех…
А тут получатся, что не умнее? Да?
Ужас какой… Аж холод по ребрам.
— Как тебя зовут? — и смотрит, сканирует буквально.
— Маша Фролова, — отвечаю я. — Из Москвы. Меня парень бросил, подруги купили тур сюда… в тайгу. А сами не поехали по своим причинам.
— А ты тогда зачем поехала одна?
— Голубику люблю, — улыбаюсь я. — Увидела у домика, пошла собирать, заблудилась. И водопад.
— А водопад зачем? — хмурится он.
— Мечта – искупаться в водопаде.
— Понятно, а настоящее имя какое? — улыбается и смотрит, смотрит.
— Я… Это настоящее.
— Конечно. Но не твоё?
— С чего ты взял, маньяк Юра? — возмущаюсь, но сил не хватает дёрнуться.
— Я психиатр по образованию, я точно знаю, когда мне врут. Парень бросил, подруги тоже, водопад, голубика… Но ты не Маша Фролова и не из Москвы.
Это невозможно. Такого не бывает! Или бывает? Я мало жила, мало видела. Я, получается, не самая умная, вовсе не хитрая и меня раскусили… И пытаются надкусить.
Прямо сейчас. Он припадает к моему плечу и чуть прикусывает, а потом лижет, словно зверь.
— А дома кто остался?
— Даже кота нет. Кактус не умрёт. Но мне надо вернуться, я работаю.
— Кем? Где?
— Ты не психиатр, ты - чекист, — зло выдыхаю я. — Забыл свет в глаза направить...
Ежусь, невольно пытаясь закрыться от непонятно, откуда взявшейся прохлады, а охотник тут же оказывается рядом, кладет обжигающие ладони на грудь…
— Замерзла совсем, ведьма… Мало костра? Давай еще разочек погорим…
Я хочу вывернуться, сказать, что разговор еще не окончен, и вообще… Много гореть в огне вредно…
И не могу.
Тяжелое тело наваливается на меня, горячие губы не позволяют вздохнуть.
Словно в трансе, во сне, открываю рот, пуская чужой, настойчивый язык и умирая от возбуждения и собственной слабости перед ним…
А потом , словно гвоздь в голову вгоняют!
Четкое осознание, что не сплю!
Вот только что спала, во сне с охотником своим разговаривала, все было чуть-чуть волнительно и страшновато, но неимоверно горячо, а сейчас… Это не сон! Это - реальность!
И тяжесть тела на мне - реальность!
И огонь губ!
И жадность рук!
И запах, тяжелый, обволакивающий, мужской, такой знакомый!
Замираю, переставая отвечать на поцелуй, широко раскрываю глаза.
И в шоке упираюсь ладонями в плечи лежащего на мне мужчины.
Не во сне!
Наяву!
Он не осознает, что его отталкивают, плавно переходит от губ - к шее, жарко лижет ее, прикусывает так близко к яремной вене, что продирает оторопь и страх – кажется, что он сейчас укусит всерьез…
Тем не менее, продолжаю отталкивать, а еще, пользуясь тем, что рот свободен, жалко шепчу:
— Нет, нет, нет… Не надо… Нет…
Он не слышит! Он очень занят, плавно спускаясь от шеи к груди , чертя губами горячие дорожки, по которым огонь идет - сразу в вены!
В рту сохнет, смотрю слепыми глазами в темноту потолка, испуганно шарю по остановке, по светлой макушке терзающего меня мужчины…
И понимаю, что он не тормознет! Если во сне не тормознул, самом первом, развратном, а там я, помнится, от него убегала, то уж наяву-то!
Осознание ситуации вырывается стоном, мучительным и жалким:
— Пожалуйста… Пожалуйста…
— Что “пожалуйста” — он неожиданно отрывается от моей груди, поднимает голову и смотрит в лицо.
Его взгляд, точно такой же, как и в моем сне. Жадный и тяжелый. Взбудораженный. Напряженный.
Облизываю губы, торопясь ответить, пока меня готовы слушать.
— Не надо… Я… Боюсь…
Почему я обозначаю именно это слово в качестве протеста?
Да кто его знает… Я просто не могу никак подобрать правильные слова, слишком растеряна, слишком… Возбуждена?
тяжесть его тела на мне, такая определяющая, такая знакомая, сводит с ума.
Мы занимались сексом.
Недавно.
Во сне?
Наяву?
В прошлый раз я была уверена, что это сон… Но сейчас… Сейчас - нет!
Он реальный такой!
И ноги мои раздвинутые в готовности для него - реальны.
И то, что мне упирается между ног - тоже.
Ерзаю, и тут же ощущаю, что еще немного - и возражать будет бессмысленно. Уже сейчас бессмысленно, слишком ситуация однозначная.
Постель.
Я голая.
Он - тоже.
Целует меня, шире раздвигает ноги.
