За эти все годы я не смог её уломать на видеосъёмку. Говорил, вот станем мы дряхлыми и немощными, тогда будем смотреть, какими мы были молодыми, сексуальными и злоебучими! – Нет, ни за что!

 У нас сложилась полная гармония, мы физически подходили друг к другу, и со временем мы приспособились функционально. Тут нельзя ничего добавить к высказыванию, что знание, намерение и практика всегда приведут к желанному результату. У нас был разнообразный секс. Мы иногда пробовали содомию – анальный коитус. После первого преодоления болезненности входа, её начинала забирать страсть. И, скажу тебе, до такой степени, что ничего сильнее этого не было. Она своей рукой, сильно надавливая, водила моими пальцами по клитору, чтобы была двойная разрядка. Когда мы бывали совсем одни, она в этот момент громко стонала, и я орал, изливаясь в прямую кишку!

Мы это делали редко, может три-четыре раза за год. Так и нужно, иначе расслабляется анальный сфинктер. Всё, что разнообразит секс, обогащает его, не должно стать довлеющим, даже если этого хочется. Это и есть культура секса.

 Были у нас и эксклюзивные случаи. Мы как-то гуляли за городом, на опушке леса. Были мягкие зимние дни, по-видимому, декабрь. Пошёл снег крупными липкими хлопьями. Я открыл зонт. Мы всегда, будучи на природе, заходили за какое-нибудь дерево и я, стоя сзади, чуть наклонив мою благоверную, ритмично вдалбливал пестик в ступу. Всё было как всегда и в этот раз, только я правой рукой держал зонт, а левой – талию моей законной. По приближению моего истечения, милая быстро поворачивалась, приседала на корточки и принимала мой бальзам в рот, иногда сглатывала, иногда сплёвывала. Я в эти моменты вспоминал, как она рассказывала, что после нашей женитьбы сотрудницы поначалу с юмором спрашивали: что, доктор, армянская глюкоза сладкая? Поэтому, когда она, морщась, выплёвывала моё семя, я передразнивал: что, не сладкая армянская глюкоза?

 В другой раз, я поехал встречать её в аэропорт на машине друга. На обратной дороге захватили ещё одного друга, он сел вперёд, а мы вдвоём на заднем сиденье «Жигулей». Мы расстались только на неделю, а кровь уже бурлила. С дороги она была, конечно, уставшая, и прилегла на бок, подогнув ножки, положила голову мне на колени. Сразу сработал мой рефлекс, я завёл руку под платье, протиснул палец за трусики и стал ритмично поглаживать вход в жемчужный грот. Она едва сдерживала себя, прошептала: я вся мокренькая. Я по-тихому вынул из брюк железобетонного шалуна и вложил ей в приоткрытый рот. Эмоции наши были на пределе, друзья на переднем сиденье вели оживлённый разговор между собой, я, зная, что моё лицо отражается в зеркале заднего вида, пытался изображать невозмутимость, и тут как потекло-о-о!..

Мы 15 лет ежедневно предавались любви в той или иной форме. За год могло набраться три-четыре дня пропуска, но были и дни «двух палок». Потом, когда пошли болезни, операции, соития наши стали реже, у меня со временем поостыла прыть, я стал давать предпочтение мастурбации, внебрачным связям. И вот, как результат, уже больше пяти лет, между нами, ничего нет. Это могло бы быть, если бы жена меня постоянно поддерживала, то оральными ласками, то руками, но она хочет видеть того злоебучего молодого самца, у которого всегда на неё стоял член.

 Но того меня больше нет. Тот поезд уже уехал.

Любезная моя пани Донара, kezét csókolom!

Сейчас я вступаю на зыбкую почву, где в жизни взрослого человека всегда присутствует тайна, интрига, сокрытие, двуличие, обман, одним словом, адюльтер. Я сознательно избегаю слова измена. Её значение расплывчато, имеет много оттенков, оно привнесено в социальную жизнь общества с религиозной и юридической целью. В первом случае ей отводится роль греха, во втором – провинности. И там, и там неизбежно наказание. Сама понимаешь, как обширна эта тема, которая перетирается столетиями в пересудах людей, в литературе, кино, на бесконечных телешоу.

Мы с тобой отойдём от порочной практики судить чужой поступок, мы не будем давать событиям оценки, мы будем их вспоминать друг для друга, понимая, что это часть большой жизни, в которой может быть всё. Я расскажу, как я запомнил то, что было в моей жизни, а ты прочтёшь и скажешь себе: «Надо же, ведь как бывает!» И сама расскажешь что-то своё.

Её полное имя Тамара. Но в школе для удобства мы её звали Марой. Она училась в параллельном классе, а в девятом после перетасовки мы оказались в одном 9 «В». Мара была неплохо сложена, чуть широка в талии, плотненькая, с ровными ножками и развитыми икрами, что редко для армянки. Смуглая, черноволосая, её отличали черные усики. В то время депиляция или обесцвечивание были редкостью, а в школьном возрасте этого делать было никак нельзя. В общем, девушка как девушка, у меня были другие объекты обожания. Но среди парней нет-нет, да вылетит тайная информация. Кто-то сказал после школьной вечеринки: «Андрей в углу Мару зажимал». Ага, значит можно!

Как-то уже в 10-ом классе мы собрались не в школе, а у одного из ребят дома, а дома вольготнее. Придумали такую фишку, что во время танцев вдруг на минутку неожиданно выключается свет. Вольница целую минуту! А я как раз с ней топтался в медленном танце, немного касался грудью её груди, животом живота, разбухшим гульфиком невзначай касался бёдер. Свет выключили, темень, я впился губами в её губы и сильно прижал к себе, чуть не задушил. Свет включили, мы как ни в чём не бывало топчемся в такт, боясь посмотреть друг другу в глаза…

Это был первый эпизод, связанный с Марой. И это было в первый раз, когда я целовал в губы. Просто прижимался губами. Вся Камасутра поджидала меня в третьем десятилетии жизни.

Второй эпизод случился после окончания института, когда я врачом-рентгенологом вернулся в родной город и приступил к врачебной практике. Не помню, зачем она пришла ко мне на работу, но я завел её в кабинет, в пультовόй была кушетка, а время нерабочее, можно было запереться. Я был уже опытным ловеласом, сразу впился ей в губы и стал раздевать, она сопротивлялась, ускользала от поцелуев, вырывалась, но я раздел её до пояса, целовал груди, гладил тело и норовил опустить ей юбку. Тут она была неодолима и стояла насмерть. Тогда она ещё не была замужем, может, хранила девственность. Но и я не был очень настойчив, больше игрив, чем возбуждён, окажись она невинной, я ни за что бы не осмелился на дефлорацию, просто из уважения к её будущей жизни. Мне кажется, она была еще со школы влюблена в меня, по крайней мере, симпатизировала.

Прошли годы, Тамара вышла замуж, родила двух детей. Мы с ней если виделись, то случайно на улице, ничего в памяти не сохранилось. Потом, уже будучи мамой двух детей, она стала приходить ко мне на работу, как ходят ко всем медикам. Мы встречались как старые одноклассники, очень любезно общались. То она приводила мужа на рентген стопы после травмы, то сама жаловалась на сердце, на позвоночник. Она попросила посмотреть дома её заболевшего мальчика, и я с ней ходил через железнодорожные линии в их ведомственный дом, с фонендоскопом, с аптечкой. Всё было прилично, но внутри меня пульсировало сердце Казановы. Если один раз ты уже допускался до тела девушки, то у тебя остался ключ от этой двери, пусть даже заржавевший от времени.

В один день Тамара пришла с жалобами на сердце. Время было нерабочее. Мы заперлись, я сделал ей снимки, а потом, под видом осмотра, раздетую до пояса, уложил на диван и начал свои игры. Я отметил про себя, что роды не испортили её, грудь второго размера была безупречной, мягкой наощупь, но эластичной. Смуглая, ровная, чистая ухоженная кожа, усики были обесцвечены и, видимо, периодически удалялись. Она стала женственной, как и положено по природе вещей.

Утолив первую жажду созерцания, касания и целования, я остановился. Торопить события было ни к чему. Я уже жил в то время регулярной половой жизнью. У меня были какие-то моральные установки быть порядочным и не нарушать заповедей. Но сердце Казановы пульсировало в моей груди!