Угрозы висящего вверх ногами человечка, бесспорно, повеселили бы собутыльников, да только они уже свое отсмеялись и теперь были заняты более важным делом – опустошением кружек.

– Хватит воздух впустую сотрясать и рожи корчить, а то и по губищам твоим паскудным пяткой с чувством пройдусь, – прервал граф тираду озлобленного пленника. – Забавы в сторону, побережем драгоценное время! Вернард, сними-ка нашего гостя с крюка и кружку ему налей! А ты, злослов-пустобрех, не смей более норов показывать! Коль согласился нам помочь, так и мы тебе добром отплатим. Хоть старые обиды и не простим, но на волю пока отпустим! Вздумаешь куражиться, вернешься в подвал. Вернард утверждает, тебе в гостях у него шибко понравилось.

Вместо ответа Арторис лишь зашипел, но по приближении палача мгновенно затих и, как показалось графу, даже перестал дышать. Могучая рука Вернарда легко подняла пленника в воздух и поставила на пол, а через мгновение перевертыш был частично свободен, то есть лишился сковывающих движения цепей.

– А кандалы? – потребовал коротышка, сурово глядя на сдерживающего смех палача исподлобья.

– Пока обойдешься, – ответил Вернард, дав нахалу второго пинка, на этот раз слабого, чисто символического, позволившего жертве лишь быстрее добраться до придвинутого к столу третьего табурета.

– Покажи, где встречи с гаржами проходили! И запомни, обманом лишь себе хуже сделаешь! – предупредил Тибар, пододвигая к низкорослому человечку карту.

– Не пужай, уже так обпужали, что штаны бы обмочил, если бы они были, – проворчал наморщивший лоб Арторис и после недолгого ознакомления с картой дважды ткнул в нее колбаскообразным указательным пальцем. – Здеся и здеся! Все, я свое дело сделал, давай, отпускай!

– Что-то не сходится! – покачал головою Вернард, переводя взгляд от одного до другого места на карте. – Их логова должны были находиться где-то поблизости от места встречи, но уж больно расстояние большое… Глянь сам, одно прямо посреди огорода, а второе вона аж где… Наврал нам, мерзавец!

– Не факт, – не согласился с предположением друга Тибар, чем несказанно обрадовал съежившегося толстяка, уже приготовившегося к новым тычкам и пыткам. – На встречи могли прийти разные гаржи, да и откуда мы знаем, сколько у них нор по городу нарыто…

– Откуда поиски начнем? – задал вопрос Вернард и ловко надел на руки Арториса цепи.

– Э-э! – заверещал толстяк. – Это еще что за фокусы?! Я свою часть сделки выполнил, теперь отпускайте!

– Начнем с центра, на сборы даю час! – приказал Его Сиятельство, не посчитав должным уделить внимание возмущенным крикам вероломно обманутого пленника.

Однако подсунутый под самый нос кулак палача заставил Арториса позабыть, как несправедливо с ним поступили, и замолчать.

– Половину людей оставим в доме, отца охранять, а то выжившие гаржи могут его захватить и Армантгул в обмен на его жизнь потребовать. Пусть ребята с собой побольше припасов возьмут… и пищи, и пищи особо, – выделил интонацией граф. – Никто в Дом не вернется, пока с безликими не будет покончено и свиток с реликвией не окажется в наших руках. Строго-настрого охранникам прикажи НИКОГО за ворота не пускать, чтобы трюк со сменой личин у гаржей не вышел… Они мастаки на подобные хитрости…

– Сколько будет поисковых групп?

– Одна, и очень маленькая, попытаемся действовать тихо, – обескуражил своим ответом слугу граф. – В ней буду я сам, ты пойдешь, наш маленький шут… – голова Тибара кивнула в сторону обомлевшего Арториса, – …девчонка и еще двое крепких ребят. Пожалуй, все, хватит!

– Эй, господа хорошие, мы так не договаривались! – Арторис попытался повторно высказать свое возмущение, но тут же замолк, поскольку на его голову сверху легла широкая и тяжелая ладонь палача и легонько сдавила череп.

– Ты Вифала-Зануду знаешь? А Кирвиса Семипалого с Оджигарой-Насмешницей помнишь? – задал неожиданный вопрос Тибар, все-таки удостоив взглядом притихшего толстячка.

– Ну, помню, что с того? – удивился Арторис, обеими руками стараясь убрать с головы придавившую ее ладонь.

– Все они умерли, и по забавному стечению обстоятельств как раз после того, как оказали гаржам услуги, – удовлетворил любопытство малыша граф. – Так что в твоих интересах, карапузик наивный, нам помогать. Только мы тебя, глупца, от безликих защитить сможем…

– Не сможем, так хоть попытаемся, – хмыкнул Вернард, напустив на ретивого подопечного пущего страха.

Танва ненавидела Тибара, он был первым человеком, ну, конечно же, за исключением хозяина лавки, которого ей по-настоящему хотелось убить, притом придумать для умерщвления издевавшегося над ней вельможи способ поизощренней и помучительней. Осознание этого факта пришло к девушке, точнее, бесцеремонно вломилось без стука около четырех часов утра.

– Вставай, одевайся, мы выезжаем! – отрывисто выкрикнул запыхавшийся мужчина, ворвавшийся в ее спальню, и тут же скрылся за громко захлопнувшейся дверью.

Еще не проснувшаяся девушка медленно села на кровати и какое-то время просто смотрела в стену, пытаясь титаническим усилием воли прогнать все еще владевшую ее духом и телом дремоту. Постепенно на смену одному-единственному непреклонному утверждению: «Вставать, надо вставать!» стали приходить и другие мысли: «Зачем вставать, зачем одеваться, когда за окном еще кромешная темень и не забрезжил рассвет? Кто такие эти абстрактные мы, и куда МЫ, собственно, едем?» Желание снова опустить голову на мягкую подушку и спрятаться от невзгод и холода под теплым одеялом было сильно, однако чего стоят твои желания, если ты находишься в услужении? Бывшая белошвейка принадлежала теперь Дому Ортанов, а значит, воля ее мучителя-графа превыше всего.

Состояние дремоты сменилось легким полусном. Девушка вроде бы уже и не спала, но ее глаза все равно стремились закрыться, голову окутала пелена тумана, а движения были вялыми. Привычно натянув жмущее в талии платье и втиснув ноги в еще не разношенные башмаки, Танва лениво покинула свою новую обитель, в которой она провела даже не ночь, а всего лишь несколько часов и в которую ей уже не суждено было вернуться. Людям не дано знать свое будущее, юная простолюдинка и не подозревала, в какой бурный водоворот событий она вот-вот попадет и куда ее вынесут воды грядущего.

Стоило лишь Танве закрыть дверь и очутиться в коридоре, как сонливость мгновенно прошла. Девушка даже немного испугалась, сперва подумав, что начался пожар. Несмотря на ранний час, во всем доме, казалось, никто не спал. Охранники, слуги, повара и уборщики бегали с корзинками и котомками в руках, порою сталкиваясь, сшибая друг дружку с ног, и, ругаясь, словно пьяные извозчики, снова разбегались. Чем дальше продвигалась девушка, тем непонятнее и страшнее становилось происходящее. Если Ортаны покидали город, то зачем понадобилось собираться так поспешно, да еще задействовать всех слуг? Куда мог поехать раненый граф и его тяжелобольной отец? Зачем вооруженные плотницкими и столярными инструментами люди ставили стальные решетки на окнах и обивали железными листами двери, отделяющие крылья здания от основной его части, а также ведущие к боковым лестницам? Кому и зачем понадобилось открывать арсенал и раздавать оружие буквально всем, начиная от маленьких поварят и заканчивая престарелыми полотерами? У пробиравшейся сквозь муравейник всеобщего беспорядка девушки имелось много вопросов, но вот вразумительного ответа хотя бы на один из них ей пока не удавалось найти.

Суета вместе с хаосом охватили весь дом, не больше порядка было и перед главным входом. Огромная зала не только кишела снующими людьми, но и была заставлена какими-то ящиками, мешками, тюками, корзинками и коробками. Добавляли абсурдности сцене поспешных сборов и три настоящих полевых орудия на громоздких лафетах, которые вооруженные до зубов, но по-прежнему пренебрегавшие доспехами охранники подтаскивали к открытым настежь окнам. Увиденное поразило белошвейку еще больше, оно ввергло ее в сомнение. Девушка никак не могла понять, то ли Дом Ортанов готовится к переезду, то ли к длительной осаде? Что же произошло за те несколько часов, что она нежилась под теплым одеялом?